А соседи?

Чайник истошно засвистел как раз, когда Грелль вышел из ванной комнаты. За окном сгущались сумерки, неся долгожданную прохладу, однако вместе с ней всё ещё доносился одуряющий аромат сирени и роз, высаженных самим Сатклиффом под окном. Где-то в глубине зарослей распевались соловьи. Идиллическую картину нарушала лишь чёрная фигура, стоящая напротив дома по колено в зелени. Опять. Грелль раздраженно выдохнул и принялся заваривать чай. Очень вовремя Этот решил покаяться. Сколько лет прошло? После потопления корабля прошёл месяц, когда Сатклифф нашёл-таки отступника. Тот прятался в безумной глуши, и попался Греллю на глаза среди заброшенного вишнёвого сада, чей хозяин только что скончался от приступа. Среди опадающих белых лепестков в своей чёрной хламиде он походил на самурая. Если бы он только не улыбался так широко. - Что же ты не убегаешь? - Не хочу. – Отступник раскинул руки, словно для объятия. - Почему же ты тогда меня не ловишь? - Не хочу. Грелль прекрасно понимал причину этого многодневного стояния под окнами. Хоть ему и не довелось это видеть воочию, но списки собранных душ и отчёт о столкновении с очередным восставшим мертвецом никто от него не прятал. Род Фантомхайвов прервался, уже три недели как. И теперь отступник шатался возле его дома. Где он бродил днём, пока Грелль был на работе, никто не знал, но к вечеру, когда молодой жнец возвращался из Департамента, уже стоял истуканом, провожая Грелля взглядом до подъезда. И как соседи ещё жалобу на него не написали? Сатклифф старался не обращать внимания на неподвижную фигуру. Слишком уж он походил на виноватую псину, особенно когда мок под тёплыми летними ливнями. Грелль терпеть не мог собак почти так же сильно, как детей. Сегодня это его стояние особенно сильно раздражало. Выговор, влепленный диспетчеру только потому, что кто-то наверху пытался прикрыть свою задницу, не поднимал настроения, как и Ник из шестого отдела, с которым что-то наклёвывалось уже месяц как. Тот вдруг решил, что это всё не для него и кинул Сатклиффа через записочку на мятой салфетке. Горбатого могила исправит, говорите? Хрен там плавал. Трусы, они даже после смерти не меняются. Одно радовало – отхваченное вечером уценённое шаманское. Однако Грелль честно пытался успокоить нервы мелиссой и мятой. Толку не было никакого. В итоге он просто вылил остывшую бурду в раковину и открыл первую бутылку. - Может, хватит над мной издеваться? – жнец вздрагивал от каждого дуновения ветра и шороха, изнывая вполне конкретных желаний, но Гробовщик медлил. - Дай мне на тебя полюбоваться, - и он раздвинул ему ноги ещё шире. Растянутый вход сочился влитой внутрь смазкой, член стоял в полной боевой готовности, но вид отчаянно желающего Грелля видимо доставлял ему больше удовольствия, чем само действие. - Да войди уже, Смерть тебя побери! Сколько можно? - Хи, какая нетерпеливая леди. Глупо было надеяться, что после пары бутылок он мирно завалится спать. Стоило прикрыть глаза, как перед ним вставал образ того Гробовщика, к которому его так тянуло, с его насмешливо-добрым взглядом, с улыбкой, выставляющей на показ два ряда белых, светящихся как жемчуг на солнце, зубов, с его кошачьей грацией и волчьим аппетитом до самых бесстыжих ласк. На третьей бутылке Грелля понесло на улицу. А там стоял не Гробовщик – призрак, растерянный, с опухшими – от слёз? – глазами. Грелль прислонился к косяку, хлебнул прямо из горлышка шипучей жидкости и спросил, выплюнув со словами весь накопившийся за годы одиночества яд. - Ну что, сдохли твои Фантомхайвы? - Грелль. - А ты их так берёг, ай-яй-яй. И трупика ходячего господа не пожалели. - Грелль. - Ну? Отчего ты не смеёшься? Это же уморительно: жнец, спасающий от смерти своё потомство. Смейся! - Грелль! В голосе его стали слышаться слёзы, и это сорвало Греллю крышу. Пять стремительных, совсем не пьяных шагов и бутылка разлетелась, встретившись с пепельным виском. Тело безвольно рухнуло в траву, на белой голове расцвели так любимые жнецом бутоны китайской розы, и это злило ещё больше. Это чучело не имело право носить красный. Нога несколько раз с силой впечаталась в живот. Этим жнеца не покалечишь, но можно сделать очень больно. Не то, чтобы у Грелля не было косы, и потому он пощадил отступника – с ножом он не расставался с того самого дня, когда впервые увидел тёмную фигуру за окном. Но Сатклифф не сделал бы такого подарка Гробовщику, прекратив его мучения. Сам вляпался в историю, а теперь вдруг решил у Грелля чего-то поклянчить, наглец. Правда, теперь он больше напоминал своих драгоценных кукол – даже на удары не среагировал. Прежний Гробовщик ни за что не позволил бы себя ударить. И от этого у Грелля пережимает что-то в горле, и щиплет в глазах. Он с трудом выкашлял – Проваливай отсюда! И спешно вернулся в квартиру – спать. - Опять подглядываешь за мальчишкой? Гробовщик нашёлся на дереве у поместья Фантомхайвов. В доме все давно спали, кроме демона, но тот сейчас был во внутреннем дворе. - Всего лишь проверяю, как он хранит моё сокровище. - Ага, медальон с волосами бабушки. Тебе настолько важна эта семейка? - Быть может, ты тоже однажды станешь отцом, малыш, и всё поймёшь. - Ты хоть в курсе что большинство жнецов бесплодны? Спустя два часа шампанское окончательно выветрилось, а сна по-прежнему не было ни в одном глазу. В спальне окна тоже были открыты нараспашку, и, хоть Гробовщик не издавал ни звука, Грелль знал, что тот всё ещё лежит там, где его и оставили. В животе неприятно тянуло. Сначала жнец подумал, что алкоголь попался некачественный, но потом вспомнил свои эксперименты с кислотами. Да, он волновался, и именно поэтому не мог уснуть, но чёрта с два он признал бы, что это волнение за отступника. Просто он беспокоится, как бы соседи, разбуженные его криками, не накатали жалобу, мол, так и так, Сатклифф совсем бешеный стал, избил какого-то несчастного. Не выдержав, Грелль встал и выглянул в окно. Гробовщик всё ещё лежал. Даже не шевельнулся. - Ну и валяйся дальше, - и жнец снова плюхнулся на кровать, да так, что она заскрипела. Тишина невыносимо давила на уши Грелль поднялся и, уже не глядя в окно, пошёл на кухню – попить воды. После воды захотелось сладкого чаю, с конфетами. Шоколадные кончились, пришлось давиться мармеладом. Потом шампанское запросилось-таки наружу, и Грелль отправился в уборную. Так прошло ещё полчаса, а Гробовщик не двинулся. «Он, пожалуй, до утра так пролежит» - подумал жнец и вдруг до дрожи в коленях испугался этого «до утра». Ведь если он и днём лежать будет, его ж заберут. Пожалуется кто-нибудь из соседей, и заберут. И не будет Гробовщика. На подкашивающихся ногах Грелль выбежал из дома. - Что это? Гробовщик сидел у постели очередной Странной куклы с подозрительно знакомым лицом и не походил на самого себя. - Здесь нет ничего, что могло бы тебя удивить. - Это ведь труп. В нём нет души. Зачем он тебе? В ответ он хрипло засмеялся. - Ты не прав, это уже далеко не труп. Он почти ожил, видишь? – Бледный палец указал на грудь ребёнка, мерно вздымающуюся в подобии дыхания. - Ты не сможешь прятать их от Смерти вечно! - Тише, ты его разбудишь. – Блеснувшие во тьме глаза смотрели с гневом, ничего от прежней нежности или страсти там не осталось. - Вот как. Значит, вот это тебе милее, - руки в перчатках сжались. Он очень хотел ударить отступника, растрясти, чтобы выбить из его головы безумные мысли. Но это было бы бесполезно. - Ты не поймёшь, - тот похоже почувствовал угрозу и постарался прикрыть собой куклу. - И замечательно. Тогда я больше тебя беспокоить не буду. Гробовщик валялся в беспамятстве, и его пришлось хорошенько потрясти, чтоб он пришёл в себя. Один глаз не открывался от натёкшей и спёкшейся крови, второй спрятался за чёлкой, но так, по крайней мере, он не глядел слезящимся собачьим взглядом. - Грелль? И куда девалось его вечное «малыш» и «моя леди»? Будто все прочие слова позабыл. - Он самый, - Грелль закинул его руку на плечо и попытался поднять. – Давай, вставай скорее, пока нас не увидели. - Кто? - Соседи. Но от очнувшегося Гробовщика было не больше пользы, чем от вырубившегося. Ноги его заплетались, руки соскальзывали с Грелля, и он всё норовил упасть. Кое-как, бормоча себе под нос ругательства, Сатклифф втащил свою ношу в квартиру, усадив на стул, стоявший у стены на кухне. В свете яркой лампочки стало очевидно, что регенерация отступника работала на прежнем уровне, и впившиеся в голову осколки начали зарастать. - Смерть, - выглядело всё это довольно жутко, да и грозило новыми шрамами и болью при каждом движении. – Я сейчас. Метнувшись в спальню за аптечкой, Грелль не заметил, как Гробовщик потянулся за ним следом, но не смог даже встать. Нужная коробочка никак не хотела находиться, и жнец в нетерпении смёл с полок все свои любимые безделушки, загораживавшие ему обзор. После аптечки надо было принести таз с тёплой водой, полотенца, какую-никакую посудину для осколков… В итоге кровь с лица он смывал дрожащими он новой волны бешенства руками. - Ну почему ты просто не ушёл, а? Знаешь ведь, прекрасно знаешь, что тебе тут не рады. Гробовщик молчал, изредка шипя от надрезов скальпеля, вынимаемых осколков и ватки с перекисью. - Что, в молчанку будем играть? – Сатклифф ещё раз всё обеззаразил и кинул на стол пинцет. – Всё. Теперь отвечай, зачем пришёл? - Грелль. - Ну что Грелль? – Алый жнец в который раз за ночь сорвался. Ему завтра на работу, а он всё тянет. – Что Грелль?! Вот он я, перед тобой, так говори, зачем ты пришёл? И тут на него вновь воззрились полные отчаяния глаза, которые он видел только на работе, у погибающих в морской пучине, пожаре, под ножом. - Пожалуйста, спаси меня. – В следующий миг его лицо скрылось в складках шёлкового халата на груди Грелля. - И, - жнец помедлил, не зная, что ответить на такую просьбу, - как я должен это сделать? - Не знаю. Но я так больше не могу. Мир за окном стих в последний час перед рассветом. Соседи, которых боялся Грелль, так и не проснулись. - Когда ты в последний раз ел? - Не помню. Сатклифф отстранил обессилевшего возлюбленного и взялся согреть ему молока. С мёдом.