***
Сначала было непонятно, почему все вокруг замирает и сужается до бездонных зрачков в голубых смешливых глазах, когда они рядом. Друг — единственный, кто понимает без слов; единственный, чье слово имеет значение; единственный, ради которого без раздумий отдаст жизнь; единственный, кто имеет значение во всем мире; единственный, кто не отпускает даже во сне... Вместе с осознанием пришел ужас. Ужас потерять самого дорогого человека из-за глупого желания, из-за извращенного выверта покореженной психики... Слабая надежда, что пройдет, что желание быть рядом, оберегать, делать все, ради счастливой одобрительной улыбки — из-за благодарности — таяла с каждой мучительно-счастливой встречей. Чувство росло, вытесняя все прочие, не позволяя больше обманываться. Появился страх. Страх выдать себя доводил до абсурда: сидеть дома, если была вероятность пересечься, сворачивать на другую улицу, если впереди мерещился громкий высокий голос, с трудом добытые у Хокаге затяжные миссии. Предложение Сакуре. В один из вечеров, Наруто умудрился все-таки затащить бывшую команду в Ичираку. Саске, в полупьяной дреме, прислушивался к его заигрываниям с Сакурой, наслаждаясь игривыми хриплыми нотками, примерял к себе каждую фразу и разобрал ее кокетливо-шутливое соглашение на свидание. Больше он ничего не слышал сквозь бешеный стук сердца. Осознание, что у него может кто-то быть, к кому он будет прикасаться, кого он будет любить - осознание, что это будет не с ним... Сакура что-то восторженно лепетала, а он видел только удивленно распахнутые не верящие глаза. Темно-синие, как бездна, куда он давно и с радостью падал, мечтая достичь самого дна. Удар в челюсть он пропустил. Первый раз после Долины они подрались по настоящему. Наруто бесился, а Саске смеялся. Бил отчаянно, без техник, без оружия, руками, открыто прикасаясь к теплой коже. Запоминал. На всю жизнь. Через пару дней Наруто нашел его. Долго извинялся, смотря в сторону, и пожелал счастья. Давя нервный смех, бормоча благодарности, Саске создал правила: не искать встречи без необходимости, не заговаривать без необходимости, не смотреть без необходимости. Не думать. Наруто женился раньше. Будто продолжая давнее соперничество за первенство. Саске вернулся с миссии и это было первое, что он от него услышал. Тот сказал, напрягся, ожидая чего-то, а Саске только и смог ошеломленно выдавить — «Поздравляю». Внутри что-то сломалось, разбилось вдребезги, сгорело без остатка. В голове билась единственная мысль. Она царапала изнутри, тыкая носом в убогость собственных чувств. Это правильно, видишь? Вот это — правильно. Теперь все правильно. Долгое время и правда все было хорошо, как раньше, до помешательства. Можно было разговаривать, смеяться, смотреть, не скрываясь. Семьи, как цепи, позволяли чувствовать себя в безопасности. Теперь они принадлежали другим, не могли принадлежать друг другу. Наруто улыбался, глядя на Хинату, а Саске улыбался, глядя на него. Однажды, неясное тянущее предчувствие привело его на гору Хокаге. Наруто пил в одиночестве. Мельком глянул на него, поднялся, пошатываясь. — Я совершил ошибку. Прости, — и ушел. Прикладываясь к горлышку початой бутылки, ловя ускользающее тепло и вкус чужих губ, Саске смирился с тем, что ниже падать уже некуда. Полный сожаления прощальный взгляд выворачивал наизнанку. Наруто начал его избегать. Казалось, он придумал те же правила, только зачем? Самый желанный ответ был похоронен рядом со запретными чувствами. Робкая надежда на взаимность давилась на корню. Семья, дети, обязанности — их нельзя отбросить как лишнее или ненужное. И Саске первым встанет на защиту спокойствия Седьмой Тени Огня. Стоило только смириться, решить, что будет довольствоваться тем, что ему дают, как жизнь превратилась в ад. Примерно с год назад. Наруто стал попадаться на глаза чуть ли не каждый день. Разговоры ни о чем, широкие улыбки, случайные прикосновения, предложения сходить куда-нибудь вместе — все это походило на издевательство. Сердце предательски билось в груди и годился любой предлог, чтобы сбежать от пристального ждущего взгляда. От мысли, что он все-таки себя чем-то выдал становилось тошно. И вот сейчас он…***
— Я тебя люблю.