Broken toy

Сейчас день. Но его шторы плотно задвинуты. Как и всегда. Шум машин под окном и звуки ходьбы все равно доносятся. Он смирился с этой проблемой — город живет. И будет жить. Пока не наступит ночь. Он знает все повадки города, знает повадки всего, кроме людей. Большую часть своей жизни он провел по ту сторону оконной рамы, где было тепло в любое время года и мама была рядом. Но пришло время вылетать из гнезда. Ведь его мать знала, что это будет трудно. Что он перестанет общаться даже с ней. Шерлок очень редко выходил на улицу. У него была причина. Он боялся людей. Тех, с которыми всю жизнь жил. Боязнь пришла, когда он вышел на улицу, встал на дороге, рассматривая жука и его чуть не сбила машина. Оттуда вышла дама с маленьким ребенком на руках и накричала на него. Присоединился и водитель машины. А после достопочтенная барышня стукнула его по затылку. Его мать едва подоспела, ведь мальчик стоял и слушал. И терпел ругательства. А потом мама подтолкнула его к дому и сама стала разбираться, попросив позвать отца. Мальчик побежал к дому, все еще чувствуя пульсацию в голове от сильного удара. — Папа, — мальчик вбежал в кабинет и встал перед отцом. — Тебя мама зовет. — Что случилось, Шерлок? — Она на дороге. — Что?! И мистер Холмс рванулся на улицу. Шерлок через окно наблюдал, как скандал все распаляется. Майкрофт подошел сзади. — Не выходи на улицу в ближайшие дни, — сказал старший и Шерлок опустил взгляд серых глаз к подоконнику. — Я и так сижу дома, — голова кружилась, а вина накатывала волной. — Да. Это будет лучше, — мальчик слышал его раздражение. Из-за него родители постоянно отчитываются перед другими. — Мы не должны нести за тебя ответственность. Тебе уже 11. — И что, — Шерлок стал ковырять краску на деревянном подоконнике. — Ты должен сам нести отчет за свои действия. — Я ничего не должен, — прошептал мальчик, сжимая ладонь на подоконнике. — Нет должен! — вскрикнул брат и Шерлок попытался уйти, но Майкрофт схватил его за руку. — Ты должен сам нести отвественность! Когда ты научишься?! — Отпусти! — Шерлок заплакал и вырвал руку, убегая в свою комнату. Так в Шерлоке зародилось чувство замкнутости и легкие проявления социопатии. С каждым годом они развивались. И Шерлок стал в буквальном смыслом ракушкой. И ее никто не мог открыть за долгие годы жизни Шерлока. Долгие разговоры с матерью, долгие беседы с психиатром, долгие вечера в одиночестве. Ночь — день, день — ночь. Когда Шерлоку понадобился сосед, Шерлок испугался. Очень испугался самого себя. Подпустить к себе кого-то после стольких лет заточения в одиночестве! Шерлок стал бояться самого себя. Он стал анализировать свое состояние: мерить давление, температуру. Не начался ли у него старческий моразм. М-да, в 33. Старческий моразм. Даже звучит смешно. Но он испытывал жесткую потребность в общении. Впервые за свою жизнь. Впервые. И Шерлока пугало это. Ему хотелось говорить. Много, часто, быстро. Он разговаривал с Билли. Черепом. Единственный друг. Но скоро его знакомый (друг психиатра, у которого Шерлок консультировался) Майк Стэмфорд нашел ему соседа. Который стал открывать шторы по утрам, разговаривать, заставлял вставать по утрам и выходить на улицу. Майк не сказал ему о социопатии. Которая постепенно отступала. Джон стал для Шерлока смыслом существования. Его воздухом внутри квартиры. И когда он уходил, Шерлок старался держать себя в руках — он ревновал. Когда Ватсон обижался, Шерлок чувствовал острую потребность извинятся, чувствовал одиночество. Ему хотелось быть рядом. Всегда. Шерлок думал, что каждое раскрытое дело идет ему на пользу, ведь он становился открытее, общительнее. Его любовь к миру росла. Теперь он встал в ту сторону стекла оконной рамы, где люди наблюдали за ним. Он был в главной роли. Это его жизнь. Он ей движет. Джон улыбался чаще, ведь сам пару месяцев назад готов был навести курок в висок и не замедлительно выстрелить. Потому что надоело. Шерлок вселил в него жизнь. Они нашли друг друга, разве не это важно? Однажды Шерлок ляпнул во время дела: — Эй, я не психопат, я высокоактивный джонолюб! Все замерли на месте, а Шерлок покраснел. Джон застыл с открытым ртом. — О, Шерлок, — и завлек в страстный поцелуй. Потому что взаимно.