Broken toy

Был день как день. Но не навечно. И легкие порывы беспечного ветра ласкали непослушные кудри парня. Он наслаждался хорошей погодой — светило солнце, но для марта все равно было прохладно. Несмотря на то, что его рука соприкасается с холодным могильным камнем, на его губах цветет улыбка. Цветет также, как его сердце, при виде… мы отвлеклись. Шерлок ненавидел сюда приходить. Но память дороже. Память о матери. Шерлок в последний раз провел кончиками пальцев по мрамору могилы и ушел. Его взгляд опущен. Ведь на могиле стоит недавняя дата — всего два дня назад ее похоронили. А Шерлок скучал по ней так, будто ее не было уже год. Холмс неспешно вернулся домой. Там тоже было пусто. Настолько пусто, что тишина звенела в ушах. — Пап? — ответа не было. Шерлок закрыл глаза, пытаясь подавить слезы жалости. Зачем. Зачем он плачет, если знает, что никакими слезами не вернуть эту заполненность в доме? Джон не знает ни о чем. Шерлок просто игнорировал его последние два дня. Отец не возвращался домой. Раздался звонок в дверь и Холмс осторожно открыл ее, не широко. — Что тебе нужно? — губы Шерлока дрожали, что было признаком скорого срыва. — Я… почему ты не отвечаешь на звонки и смс? — это был Джон. Ватсон подался вперед, замечая слезы Шерлока. — Почему ты… ты плачешь? — Я не могу тебе сказать, прости, Джон… — Шерлок захлопнул дверь перед его носом. Джону так хотелось быть рядом, хотелось обнять его и поддержать, но тот отверг его — все, что ему остается, это ждать. И Джон ждал. Ждал под дверью. А Шерлок ходил по дому и старался не трогать вещи, к которым прикасалась мама. Хотелось, чтобы каждая вещь сохранила память о ней. И настольгия стала такой явной, что Шерлок взялся за иглу. И ему казалось, что мама тут. Он стоял и плакал, пока Джон не постучал снова. Холмс, будучи в наркотическом бреду, подошел к двери и открыл ее. — Я… — Шерлок видел перед собой не любимого Джона, а любимую маму. — Я люблю тебя. — О Боже, Шерлок… — Джон обнял его, не догадываясь, что Шерлок видел не его. — Я тоже люблю тебя…