Так вот теперь сиди и слушай: Он не желал ей зла, Он не хотел запасть ей в душу И тем лишить её сна. Лучшая песня о любви. Високосный год (здесь и далее).
Когда Снейп впервые перешагнул порог их дома, Джин понадобилось всё её самообладание, чтобы произнести: — Добро пожаловать, профессор. Он слегка улыбнулся ей, впиваясь в неё внимательным немигающим взглядом, — щелчок взведённого курка. Джинни почувствовала, как по спине промчались мурашки, и поскорее отвернулась к плите. Джин знала, как это важно для Гарри — её милого мальчика с сердцем размером со Вселенную. На неё даже сейчас порой находила такая печаль, что она тихонько плакала, сидя где-нибудь в одиночестве, вспоминая, как он храбро шагнул в самую пасть смерти во имя их мира. И ничего не стоило потерпеть пару часов эту мерзкую ухмыляющуюся рожу, и этот насмешливый голос, и всё прочее — в обмен на виноватую улыбку её Гарри. Джинни приоткрыла духовку, из которой пахнуло жаром. Гарри, замешкавшийся где-то в коридоре, наконец вошёл в кухню. Профессор Снейп присел за стол, легонько поддёрнув длинные рукава, доходящие ему до середины ладоней. И скрестил пальцы поверх праздничной скатерти миссис Поттер. Вообще, Джинни не любила домашнюю работу, но сносно с ней справлялась. Новый фарфор и блестящие столовые приборы должны были сказать Снейпу о том, какой он желанный гость. На язык Северусу так и просились колкие слова о том, что, судя по запаху, курица подгорела и, должно быть, миссис Поттер никудышная хозяйка, а сам Поттер другой-то и не заслуживает. Но он молчал, даже, кажется, слегка улыбался, вполне успешно убедив себя в том, что не озвучивает своих мыслей, не желая нагружать больные голосовые связки, а вовсе не из-за фанатично горящих глаз Гарри и смущённого румянца Джинни. — Мы так рады, что вы приняли наше приглашение, профессор, — в который раз сказал Гарри. Снейп хмыкнул: — Не стоит, мистер Поттер, право. Вы слишком хорошо знакомы с моим характером, чтобы сделать выводы, что из этого получатся милые домашние посиделки. Поттер немного покраснел, а Джинни хотела что-то возразить. И Северус совсем было развеселился, предвкушая отличную перебранку, но она быстро отвернулась, и лишь по напрягшейся спине и сжатым кулакам Снейп понял, чего ей стоило себя сдержать. Пока Джин ставила на стол противень с курицей, выглядящей вопреки всему почти съедобной, за столом повисло молчание. Снейп смотрел на клетку, висящую под потолком у окна, с широкими пролётами и сферическим куполом, в которой носились золотые птички, щебечущие на всю кухню. Больше всего ему хотелось отпустить птичек на волю, пусть они даже были и волшебные. — Знаете, ведь у меня есть старые фотографии. Их немного, но всё же, — Гарри лихорадочно подбирал безопасную тему для разговора, одновременно желая обговорить то единственное, что могло быть неприятно Снейпу, словно пытался снять мощное проклятие, способное рвануть в любой момент. Снейп снова почувствовал себя старым и больным и, помолчав немного, ответил: — Вообще-то я бы хотел попробовать оставить это в прошлом, — Северус не помнил, когда с такой тщательностью подбирал слова — возможно, только тогда, когда смел врать в глаза самому Волдеморту. Гарри серьёзно кивнул, но явно потерял путеводную звезду разговора и весь как-то поник. — Хотя я бы взглянул на парочку, — ну что ему стоит, в конце концов, у него и правда почти нет её фотографий. Когда Поттер бодро выскочил из кухни, они ещё немного посидели в тишине, а потом Джин вдруг негромко произнесла: — Будет ужасно несправедливо, если вы разобьёте ему сердце, — и внимательно посмотрела на Снейпа. Снейп ещё чуточку помолчал, словно желая показать, что не понял её, или же, чтобы она не лезла не в своё дело. Но потом всё-таки согласился со вздохом: — Да, было бы несправедливо, — а затем подошёл к окну и выпустил золотых птичек из клетки.* * *
— Джинни, я сегодня задержусь на работе, — сказал Гарри, повязывая шейный платок под бордовую аврорскую мантию. — Не могла бы ты отнести профессору Снейпу лекарство? — Почему ты вообще носишь ему лекарства? Снейп же не маленький, кроме того, дипломированный зельевар и сам способен сварить для себя зелье. Гарри, уже полностью одетый, посмотрел на жену как на несмышлёного ребенка и в который раз принялся объяснять: — Джинни, я уже пробовал. Он просто их не пьёт, и всё. Назло. Ты знаешь, что он может быть чертовски упрям. Естественно, вариант, где они перестают вообще участвовать в этом балагане и дают Снейпу спокойно хиреть и умирать от вновь и вновь раскрывающихся ран, не рассматривался. — Как ребёнок, — сказала Джинни и закатила глаза. — Ладно, давай рецепт. Она сладко потянулась в кресле. И до того она была домашняя и хорошенькая в своей просторной пижаме, что Гарри, не удержавшись, потрепал её по волосам и поцеловал в рыжую макушку. Оскальзываясь на выбоинах старой, мощёной булыжниками дороги, Джинни пробралась в мрачный проулок, где стоял покосившийся дом профессора Снейпа. Потребовалась пара мгновений, прежде чем дверь распахнулась, являя миру мрачного хозяина. Эта поспешность подсказала Джинни, что гостей очень даже ждали, что так не вязалось со своенравным характером местного обитателя. — Миссис Поттер? Что вы здесь делаете? — Хм, и вам здрасьте, профессор, — Джинни практически разучилась бояться его. — Я вот лекарства принесла. Она для убедительности легко качнула бумажным пакетом. — А Поттер — наша звезда — решил больше не утруждаться? — в его голосе послышалась лёгкая обида. "Точно ребёнок", — со смешком подумала Джинни. — Его задержали на работе, но в следующий раз я снова с радостью сложу на него свои полномочия. Так вы меня впустите? Снейп немного посторонился, пропуская Джинни в небольшой холл. — Чаю, миссис Поттер? — он протянул руку, словно намереваясь помочь ей снять мантию. — Не откажусь, — согласилась она, продрогшая за время хождения по улице. Впрочем, мантию сняла без посторонней помощи. — И да, почему бы вам не называть меня просто — Джинни? Снейп замер на полпути к кухне и медленно обернулся, внимательно разглядывая девушку, словно редкий ингредиент. — Эм, не думаю, что буду смотреться уместно, используя уменьшительно-ласкательное имя. Может быть, Джиневра? — подумав, спросил он. — Джиневра... Никто не называет меня так, — задумчиво произнесла она. — Но если вам так хочется. Снейп постоял ещё немного, чувствуя, как сердце проделывает головокружительные кульбиты, не в состоянии выразить словами, чего действительно ему хочется, а потом всё же ушёл наливать чай. — Ну, тогда будет вполне уместно, если вы тоже будете звать меня по имени, — стеснённым голосом ответил он из кухни.* * *
Он привозил по выходным ей сладости, Читал с её ладоней линии, И он не знал на свете большей радости, - Чем называть её по имени.
Джинни крутилась перед зеркалом уже долгое время и сама не понимала, почему так волнуется. Это всего-то семейный праздник, день рождения в кругу дружных Уизли. Будут торт и свечи, и Гермиона, возможно, подарит какие-нибудь духи, а Джордж и Рон пустят дракона из разноцветных огней; Джей-Си будет хохотать и хлопать в ладоши, если, конечно, не испугается и не заплачет. И мама, наверняка, свяжет ей шарф с логотипом "Гарпий", а папа подарит набор по уходу за мётлами, а то старый пора бы уже обновить. И Снейп принесёт какие-нибудь пирожные к чаю, с которыми приходит по выходным, когда, конечно, не находит серьёзную или не очень причину уклониться от уикэндов в семье Поттера. Где-то на краю сознания зазвенел тревожный колокольчик, маленькая песчинка, забившаяся в колесо смазанного механизма и вынуждающая его фальшиво верещать. — Ну что, Джиневра Поттер, готовы отметить свое двадцатипятилетие? — Джинни вздрогнула и обернулась: в дверях с мальчишеской улыбкой на губах застыл Поттер. — Почему ты назвал меня Джиневра? — А что такое? Разве это не твое имя? — Гарри удивлённо посмотрел на жену. — Моё, — Джинни вынужденно хихикнула, стремясь подавить ощутимо возросшую тревогу. — Тогда пойдём вниз, там уже все собрались, и индейка запеклась. На большой и светлой кухне четы Поттеров и правда собралась вся рыжеволосая толпа с затесавшимися между ними светлой макушкой Флёр, тёмными волосами Анджелины и Джей-си с Гермионой, держащей его на коленях. Но ещё одного черноволосого человека Джинни всё никак не могла найти среди собравшихся. Она почувствовала, что поверх радости встречи расплывается чернильное пятно печали. — А Северуса, что, не будет? — голос помимо воли прозвучал обиженно. — Не знаю, — Гарри пожал плечами. — Хотя постой, вон же он идёт. Джин посмотрела в окно и в самом деле увидела высокую фигуру Снейпа, одетого практически по погоде — в тёмные брюки и рубашку, но без привычной мантии, с белоснежным платком, закрывающем раны на его шее. Он нёс букет полевых цветов. И когда Северус вошёл в холл, то от букета распространился дивный запах вересковых пустошей, где завывает ветер, срывая с цветов мохнатые тельца шмелей. — Надеюсь, именинница меня простит за этот скромный букет? Он протянул Джинни цветы и слегка пожал узкую ладошку, на мгновение задерживая её в своей, слегка оглаживая большим пальцем. Джинни оказалась не в силах оторвать взгляд от его чёрных гипнотизирующих глаз, чувствуя при этом, как щёки её заливает румянец. В этом взгляде ей виделась нерешаемая загадка Сфинкса — не меньше. И очень уж хотелось хотя бы попытаться разгадать её. Даже если за первый же неправильный ответ Джинни и постигла бы смерть от когтей древнего египетского монстра.* * *
Глинтвейн обжигал пальцы. В те редкие случаи, когда готовил папа, получалось то слишком горячо, то сыро и несъедобно. От вина поднимался влажный пар: он щекотал ноздри, и хотелось то ли смеяться, то ли плакать. Мама вспомнила Фреда и ушла в свою комнату, не в силах сдержать слёз. Папа, морщины вокруг голубых глаз которого стали со временем глубже, носился, словно маленький, по кухне, управляя вертолётом. Маггловская игрушка летала под самым потолком Норы, вызывая восторг у Джеймса и Альбуса, ни на шаг не отстающих от деда. Того и гляди, развалят небольшую кухню миссис Уизли. — И зачем Гарри согласился? — в продолжение прерванного разговора спросил мистер Уизли. — Гарри единственный, у кого не хватило изобретательности отказаться от командировки, — раздражённо заключила Джинни, делая маленький глоток и тут же обжигая губы. — Ну ничего, мы без папы не заскучаем, правда, ребята? — лукаво спросил Артур внуков. — Конечно, дедушка, — хором заголосили дети. Когда мельтешение на кухне окончательно утомило Джинни, а тоска в груди стала практически невыносима, она легко поднялась на ноги, отставив так и не выпитый глинтвейн в сторону. — Гвеног просила, чтобы я заглянула к ним на часок. У девчонок сейчас вечеринка. Я только поздравлю их и назад, — на ходу обретая уверенность, выпалила Джинни. — А, что? Конечно, только оденься теплее. Джинни выдохнула с облегчением и, поскорее завернувшись в зимнюю мантию, шагнула за порог. Холодный рождественский ветер тут же бросил горсть снега ей в лицо, но Джинни лишь плотнее зажала пальцами края мехового воротника и аппарировала. В Паучьем тупике ветер вместе с колким снегом доносил сладковатый гнилостный запах с мутноватой, не полностью замёрзшей речки. Крыльцо дома Снейпа было полностью засыпано, но Джинни без раздумий проложила тропинку чётких следов от калитки к рассохшейся двери с облупившейся чёрной краской. Северус открыл дверь на третий стук. — Джиневра? — да так и замер, не зная, что и сказать. На нём была праздничная мантия, накинутая поверх смокинга, и Джинни явно поймала его у самого порога. — Уходишь? — вместо приветствия спросила она. Снейп, словно очнувшись от звуков её немного хриплого голоса, посторонился. В его небольшой гостиной, почти без перехода вырастающей из прихожей, по обыкновению пахло пылью, а шторы были плотно задёрнуты. — Так как я не получил приглашения на Рождество ни от тебя, ни от твоего венценосного мужа, то счёл себя вправе согласиться провести этот вечер в другом месте, — Джинни силилась расслышать в его голосе признаки недовольства или обиды, но он говорил совершенно безэмоционально. — В этом году не получилось организовать широкого празднования. ты же знаешь, Гарри уехал во Францию. И мы решили собраться чуть позже на общий праздник. — Тогда чем же обязан незаслуженной радости видеть тебя? — Снейп пожал плечами. — Я принесла подарок, — не дав Северусу сбить себя с толку, Джинни вытащила коробку, завёрнутую в шуршащую сверкающую бумагу и уменьшенную в несколько раз, из внутреннего кармана мантии. Водрузив её на стол, придала подарку прежний размер. — Что это? — спросил Северус, неподражаемо изломив брови. — Разверни. Снейп медленно подошёл к столику, нетерпеливым движением срывая обёртку. — Граммофон, — явно помимо воли губ его коснулась лёгкая, почти мечтательная улыбка. Она преобразила хмурое лицо бывшего хогвартского профессора, делая его почти привлекательным. — Ты говорил, что твой сломался, и я… не представляю, как жить без музыки. — Это что? — Снейп достал из коробки пластинку и крутанул в руках. — Продавец рекомендовала: нестареющая классика, все дела. Я подумала, тебе может понравиться, а если не понравится, то... — Джинни всё лепетала и лепетала, не в силах остановиться, как несдержанный подросток, пока Снейп не поставил пластинку на вращающийся диск и не опустил иглу. После войны от хлынувших на прилавки предметов маггловского происхождения просто невозможно стало прятаться. Джинни бы купила магнитофон, если бы не была уверена, что такая сложная электроника не заглохнет, подавляемая высоким магическим фоном снейпового жилища. Не удовлетворившись заигравшей мелодией, он вновь сдвинул иглу граммофона. Заиграла нежная мелодия в ритме вальса, и Снейп шагнул к Джиневре, протянув руку в приглашающем жесте. — Потанцуем? — ещё никогда голос Северуса не казался Джин таким завораживающим и манящим. Не дав себе время подумать, она скинула тёплую мантию, оставшись в тонком белом свитере и джинсах, и взялась за протянутую руку. Нежным движением он притянул её к себе, так близко, что горьковатый запах его парфюма стал почти оглушающим, и кажется, можно было услышать быстрый стук его сердца, об учащении ритма которого говорили судорожно трепетавшие крылья его носа. Северус вёл уверенно, хотя ноги Джин подкашивались от волнения. Она готова была поклясться, что ещё никогда вальс не производил на неё такого неизгладимого эффекта. Ей хотелось придвинуться ближе, хотя их тела и так почти соприкасались, хотелось положить голову ему на грудь, но она не смела. Композиция закончилась слишком быстро, а пластинка уже неслась дальше, пробуждая новые торжественные ноты какого-то марша. Снейп с заметным сожалением отступил от Джинни, позволив себе дольше положенного задержать в ладонях её мягкие руки. — А ведь у меня тоже есть для тебя подарок, — задумчиво протянул он и вышел из комнаты. Спустя пару минут Северус вернулся с простым бумажным свертком. Быстро содрав упаковку, Джинни задохнулась от праведного возмущения. — Кулинарная книга? По-твоему, я так ужасно готовлю? — смех распирал Джин при виде нарочито серьёзного взгляда Снейпа. — Отвратительно, — сказал Северус, и они, вновь посмотрев друг на друга, рассмеялись.* * *
В довольно просторной аудитории с уходящими вверх скамьями было очень тихо. Никто не смел и шелохнуться, чтобы, не дай Мерлин, не вызвать неудовольствие грозного профессора Снейпа, вкрадчивым тоном вещающего с кафедры. Джинни смотрела на ночного мотылька, попавшего в паутину в углу немытого окна. Он отчаянно хлопал бледными крылышками, не понимая, что обречён. Держа волшебную палочку под партой, Джин одними губами прошептала заклинание из арсенала хорошей хозяйки, которые мать с завидной регулярностью продолжала вдалбливать в голову нерадивой дочери. Паутина исчезла, и мотылёк счастливо взвился ввысь. Джинни перевела взгляд на часы, а затем на доску. Каждое из восьми свойств папоротника цветущего было написано мелким убористым почерком, и Джинни вцепилась в тонкий малиновый шарф, опоясывающий высокую шею, в попытке подавить дрожь пальцев. Едва голос Снейпа разнёсся по аудитории, объявляя окончание лекции, Джин поднялась со своего места в конце многоярусных сидений, на которое время от времени Снейп кидал короткие мрачные взгляды. Легко сбежав вниз, словно за спиной у неё были два бледных крыла, она подошла к кафедре, в то время как молодые интерны Святого Мунго с удивлением огибали её. — Не думал, что ты всё-таки придешь, Джиневра. — Я подумала, тебе не помешает поддержка друга. Всё-таки твоя первая лекция, — будучи старшим зельеваром в Мунго, Снейп не собирался возвращаться к преподаванию. Однако, когда его старый коллега отправился на пенсию, Снейпу поручили ещё и его работу. — Строго говоря, у меня более пятнадцати лет преподавательского стажа, если ты не забыла, — произнёс Снейп, опершись о кафедру. И не дожидаясь, пока с её зарумянившегося лица сойдёт улыбка, поспешно добавил: — Но это не значит, что я не рад тебя видеть. Глупо вот так было стоять и улыбаться, глядя на её молодое лицо, когда волосы его совсем поседели. — Кроме того, мне всегда нравилось зельеварение. Я даже одно время хотела поступать на обучение в Мунго. Насмешливое недоумение, отразившееся на худом лице Снейпа, было ответом Джин. — Что? Можешь спросить мою маму, она подтвердит. — Я не думаю, что мне стоит спрашивать Молли, чтобы сказать, чего стоит твоя любовь к зельеварению. — А профессор Слизнорт считал, что я очень способная, — притворно вздохнув, Джинни лихо уселась на столешницу первой парты, ребячески взмахнув ножкой в зелёной туфельке. — И, между прочим, он до сих пор частенько получает от меня засахаренные ананасы за свою лояльность. — Эх, я бы тоже не отказался от ананасов, — лукаво сказал Снейп, не отрывая глаз от веснушек на её открытом широкоскулом лице. — Но зато ты регулярно получаешь полноценный обед. — Не так часто, как мне бы хотелось, — почти с вызовом ответил Северус, прежде чем успел подумать. Улыбка Джинни погасла, и она понуро опустила голову, начав разглядывать носки своих блестящих туфель. Мгновенно Снейп напрягся и решительно шагнул вперёд. — Если позволишь, Джиневра, у меня ещё много дел, — и протянул ей руку, намереваясь помочь спуститься. Как и всегда, проигнорировав его жест, Джинни вновь спрыгнула на паркетный пол аудитории и поспешила к выходу. — Рада была видеть тебя, Северус, — не сумев подавить вздох, сказала она прежде, чем скрылась в дверном проёме.* * *
— Я не могу, Гермиона, я больше так не могу! — прокричала Джинни, выбежав в пустой в этот поздний час Косой переулок. — О, Мерлин, что с тобой не так, Джинни? Тихо, ты перебудишь всю округу, — Грейнджер, появившаяся из прохода к Дырявому котлу, подбежала к Джин, ловя её за талию и пытаясь остановить бешеное вращение. Джинни закинула голову, ловя ртом снежинки, и снова прокричала: — Я скажу, что люблю его. Прямо сейчас пойду и во всём признаюсь, — из глаз её брызнули пьяные слёзы, так что Гермионе пришлось крепко сжать её в объятиях. — Послушай, уже поздно. Ты наговоришь лишнего, потом будешь жалеть. Лучше поспи, а потом подумаешь хорошенько и всё-всё ему скажешь, если захочешь. Умоляю тебя. — Но я хочу, — упрямо пробормотала Джинни, положив голову на плечо Гермионы. — Ну-ну, завтра ты проснёшься и на трезвую голову всё ему расскажешь. А сейчас мы вызовем "Ночной рыцарь" и доберёмся домой. — Я не пьяная, могу и сама добраться, — Джинни отстранилась и, прежде чем Гермиона успела прочитать ей лекцию об опасности аппарации в нетрезвом виде, взмахнула палочкой и исчезла. Разрываясь между домом и Паучьим тупиком, Джин чудом не расщепилась. Гермиона, соединившись по каминной сети с Гарри и не обнаружив там подругу, ещё долго тревожила всех родных и знакомых, прежде чем обнаружила пропажу, мирно дрыхнувшую на диване у Билла и Флёр. С утра аппарировавший к ним Гарри был просто отвратительно свеж и бодр и, упаковав жёну в чистую мантию, взял за ручку принесённый с собой чемодан. Отконвоировал её в зал международных перемещений Министерства, откуда Джинни порталом должна была отправиться в заграничную командировку. В Италии ворох дел поглотил Джинни. Десятые Евразийские игры требовали неотступного внимания миссис Поттер, позволив на пару дней забыть о низком сером небе Лондона и не менее мрачном человеке с шёлковым белым платком, закрывающем безобразные толстые шрамы.* * *
Ей было где-то тридцать шесть, Когда он очень тихо помер. Ей даже не пришлось успеть В последний раз набрать его несложный номер. Но в первый раз несла она ему цветы, Две ярко-белых лилии, В знак, что более никто, кроме него, Так не называл её по имени.
Дурацкий кусок пластмассы, засунутый Гарри на самое дно чемодана, пиликнул и отключился, подсветив на прощание сообщение от Северуса Снейпа. В другое время у Джин вполне удачно получалось игнорировать мобильный телефон, от которого так фанатели Гарри и Гермиона, но в этот раз Джинни заметалась по номеру отеля в поисках розетки. Однако зарядить телефон в волшебной гостинице оказалось не таким простым делом. Наконец, обнаружив искомое в маггловском кафе в соседнем квартале, Джинни принялась нетерпеливо ждать, пока заряд восполнится настолько, чтобы можно было включить аппарат. "Я не знал большей радости в жизни, чем называть тебя по имени", — странное сообщение, присланное пару дней назад, было совсем не в духе Северуса, который и смс-то никогда не писал — с телефона, который насильно вручил ему Гарри. Джинни иногда набирала номер Снейпа по каким-то пустякам, чтобы хоть на пару мгновений услышать дорогой ей голос, но часто не осмеливалась, да и электромагнитные волны практически всегда заглушались магическим фоном, и телефон лишь отвечал равнодушным голосом оператора. Мгновенно придя в отчаяние, она стукнула бесполезной трубкой о стенку, едва не разбив её. До активации обратного портала оставалось немногим больше пары часов, и Джин заставила взять себя в руки. Выискивая в толпе встречающих смоляную макушку Гарри, Джинни столкнулась с Роном, рыжим островком возвышающимся над окружающими людьми. Ноги мгновенно стали ватными, а в груди разлился холод. — Рон, что ты здесь делаешь? — Гарри не мог прийти и попросил меня, — он с улыбкой потрепал сестру по плечу и взял чемодан. — А что случилось? — Гарри тебе не позвонил? — Джинни замотала головой. — Снейп позавчера отдал концы, и они с Герм сейчас всё там устраивают, — совершенно не пытаясь смягчить новость, просто сказал Рон. Джинни замерла посреди Атриума, тупо уставившись перед собой. Этого просто не могло быть. Рон уже успел сделать тройку шагов, прежде чем заметил, что Джин отстала. Вновь поравнявшись с ней, он добавил: — Это же всего лишь Снейп, чего ты? — Отправимся туда, — севшим голосом попросила Джинни, и Рон только пожал плечами, хотя предпочёл бы вообще не появляться на похоронах. К удивлению Джинни, Рон привел её на кладбище в Годриковой впадине. Так решил Гарри. Вокруг застыли бывшие коллеги и ученики, несколько приятелей, члены Ордена. Джинни шагнула в эту толчею, ступая на дрожащих ногах с единственной мечтой: найти в этом аду Гермиону. Та стояла возле свеженасыпанного холмика, держась чуть позади осунувшегося Гарри. Сняв свои очки, он устало тёр покрасневшие глаза. Гермиона, обернувшись и увидев Джин, ещё больше помрачнела и, быстро подойдя к ней, заключила в объятия, окутывая своими каштановыми волосами, словно облаком. — Я прошу тебя, Джинни, — невнятно пробормотала она. — Как это случилось? — спросила Джин, чувствуя, как по щекам побежали обжигающие дорожки слёз. — Он отравился, — Джин дернулась в объятиях, но Гермиона лишь сильнее сжала её, горячо зашептав на ухо: — Ничего уже не исправить, Джинни, не надо глупостей. Отстранившись, Гермиона вложила в ладонь подруги уцелевший кусочек сожжённого письма. Джин, не глядя, спрятала записку в карман и шёпотом произнесла заклинание, мановением палочки наколдовав две ярко-белые лилии, как символ бесконечного сожаления и рока, который преследовал Северуса Снейпа.* * *
И было ей семьдесят шесть, Когда ее самой не стало. Нет, не страшила её смерть, Скорей она о ней мечтала! Бывало, знаете ли, сядет у окна, И смотрит, смотрит, смотрит в небо синее: Дескать, когда умру, я встречу его там, И вновь тогда он назовёт меня по имени!
— Почему эта тоска не становится слабее? — спрашивала себя семидесятишестилетняя Джин, чьи густые блестящие волосы, состриженные и топорщащиеся, как когда-то у мадам Хуч, теперь полностью поседели, утратив свой ослепительный цвет. Глаза её, бывшие когда-то горчично-коричневыми, совсем поблёкли, но всё так же продолжали жадно вбирать в себя бело-голубую гамму неба с ползущими по нему нежными кучевыми облаками. Вот уже сорок лет жизнь казалась Джинни такой неоправданно длинной, мучительно бесконечной. «Ах, если бы только я успела», — продолжила миссис Поттер свой внутренний монолог. И не успев додумать эту важную мысль, она свесила голову на грудь, будто бы задремала, а из её рук выпал старинный альбом, где поверх вклеенных на соседних страницах фотографий с похожими молодыми парами — темноволосыми мужчинами в очках и очаровательными длинноволосыми ведьмами, лёг обгоревший по краям кусочек неотправленного письма. «...не дрогнувшей рукой открою я дверцу и выпущу тебя, моя золотая птичка, на волю. Птица, заточённая в клетке — такое печальное зрелище...»Какая, в сущности, смешная вышла жизнь. Хотя, что может быть красивее, Чем сидеть на облаке и, свесив ножки вниз, Друг друга называть по имени!