Журавлики

Мне снилось, будто кто-то сказал, что я не увижу тебя никогда…       Я надеюсь, что мне это всего лишь приснилось. Не может ведь Джуффин, невозмутимо сидя на подоконнике, негромким будничным тоном сообщать такие вести. Это даже не похоже на терзавшие когда-то меня кошмары. Соберись. Шесть счетов — вдох. Пауза на шесть. Этого. Не. Может. Быть. Пять счетов — выдох. По стене напротив меня расползаются глубокие трещины. Пауза на семь. Еле сдерживая судорожный вздох, ловлю на себе тяжелый взгляд шефа, в котором среди множества эмоций читается немой вопрос. Слегка мотаю головой, давая ему понять, что не стоит бояться возвращения Рыбника. Уловив промелькнувшее облегчение, я посылаю ответный вопрос. Кивок Джуффина дает мне понять, что в ближайшее время могу не появляться в Доме у Моста. За-ме-ча-тель-но. Мгновенно перемещаюсь Темным Путем в свой домашний кабинет, позволяя себе бессильно упасть в кресло. Должен быть способ помочь. Должен. И я должен его найти. Пусть никто не знает, что надо делать точно. Следующие за этим — дюжину? Две? Три? — не знаю, сколько дней я провожу, обшаривая все доступные, а подчас и недоступные мне ранее библиотеки, хранилища, частные коллекции. Десятки, сотни свитков, табличек, рукописей. И ноль ответов.       В какой-то момент устав от бесконечных поисков, возвращаюсь в Дом у Моста. М-да. Не самый оправданный и верный поступок. Больной не может помочь больному. Даже Кристаллы Радости, столь старательно рассованные Кофой по всем углам, скорее вызывают раздражение, чем приносят хотя бы временное облегчение. Впервые за долгое время, я бы не отказался от чьей-либо помощи. Но не знаю, кого об этом попросить, ведь все привыкли, что я такой сильный и вечно невозмутимый.       Дни мучительно тянутся один за другим. Полуночная темнота не в силах даже ненадолго заполнить пустоту внутри меня. Среди беспокойных снов вспышкой промелькнуло воспоминание — одной весенней ночью ты разбудил меня, прислав зов, стоя уже под моей дверью. Промокший, взъерошенный, ты протянул стопку влажной, слегка помятой тобой бумаги и рассмеялся, глядя мне в глаза. Ты снова смог меня удивить. Кому еще взбредет в голову вот так завалиться ночью и учить кого-то делать журавликов? Но на твой вопрос о моей заветной мечте я лишь молча покачал головой. «Не знаю, Макс.» Точнее, тогда не знал. Быстро встав с кровати, подхожу к столу и достаю ту самую пачку бумаги. Тысяча? Всего лишь тысяча? Да хоть миллион, лишь бы помогло. А листы найду. Всегда можно пустить на этой свои конспекты. Ради тебя — можно. А если не поможет, то я сбегу за тобой в Тихий Город. И плевать, что будет.       Дни стремительно утекают, журавли стремительно заполняют мой дом, кабинет, жизнь. Случайно заглянувший в кабинет Нумминорих сначала удивляется, но, выслушав легенду твоего странного мира, следующим утром с понимающей улыбкой приносит из лавки Хенны целую стопку тетрадей с белоснежными листами. Бесконечно благодарен ему за это. И за молчание. Впрочем, вряд ли от Джуффина укрылось то, чем я занимаюсь. Неважно. Просто продолжаю свое дело. Мне осталось сложить всего четыреста тридцать восемь журавликов.       Весна пришла в Ехо. Ты ещё нет. Но зато и нет теперь этого панического страха, затапливающего меня еще так недавно. Каждый сложенный журавлик словно напоминает, что даже если не со мной, ты во мне — так глубоко проник в мои мысли и легко, даже слишком легко вплелся в мою душу. Стал не только чувствовать, но и видеть тебя во снах, что не может не радовать. Потерпи, еще немного. Уже почти тысяча, не хватает всего ста сорока пяти журавликов. Жаль, нельзя протащить их мир сновидений — в реальном они уже повсюду: в последнее время развешиваю их магией под потолком, наблюдая, как озорной восточный ветер играет с ними. Была даже мысль пустить их вплавь по Хурону — помню, ты рассказывал, что так делают с бумажными корабликами, а вдруг и с журавлями получится? Но не стал этого делать: мало ли, вдруг для странной магии твоего мира надо не просто сложить их, но и сохранить. Осталось сорок семь журавликов. Я вновь могу прикасаться к тебе. Пусть пока еще лишь во сне. Но просыпаюсь, чтобы закончить начатое. Девять журавликов. Еще немного. Ты снова улыбнешься. Пять журавликов. Руки дрожат — нервы или недосып? Неважно. На предпоследнем журавлике тонкая бумага едва не рвется от резких движений. Дышу. Замедляюсь. Последний, идеально ровный журавлик опускается на стол, теряясь среди своих белоснежных собратьев. Я опускаюсь на спинку кресла и выдыхаю, глядя в потолок… — Макс, а можно нескромный вопрос? — алея щеками, спрашивает Триша. Ну-ка, чем же удивишь, девушка-кошка? Мне даже интересно, что для Макса будет нескромным вопросом, так что заинтересованно кошусь на него, делая при этом глоток ароматного кофе. Макс, — продолжает она, дождавшись кивка парня — как же тебе удалось не свихнуться в таком ужасном месте? Еле успеваю незаметно — почти незаметно — придержать Макса, не давая ему упасть со стула. Франк заинтересованно поднимает взгляд, прекратив разбирать шкатулку со специями, успешно занимавшую все его внимание последнюю дюжину минут. — Птица помогла, — видя вопросительный взгляд девушки, он тут же поправляется — точнее, птицы. А после этого спрыгивает со стула, одергивает рубашку, хлопает по карманам и нагло утаскивает меня со стула, отставляя при этом мою чашку в сторону. Укоризненно качая головой, но все-таки следую за Максом, тянущим меня к выходу. Ладно, кофе можно допить потом. Слышу за спиной тихий вопрос Триши: «Франк, это он о Меламори? А почему птицы?». На мгновение оборачиваюсь к ним, но замечаю маленького белого журавлика, примостившегося рядом с ручкой чашки. Улыбаясь, сжимаю ладонь Макса и выхожу вслед за ним на залитую солнцем улочку….