Свет луны, свет свечи

- Проклятие! – от злости выругался Меркуцио. Бенволио ничего не ответил на возглас друга, лишь рассеяно мотал головой по сторонам, стараясь понять, где именно они. Ситуация складывалась не из приятных. Мало того, что они забрели совершенно на другой берег реки Адидже, на которой стояла Верона, так они еще умудрились засидеться в местной таверне настолько, что пропустили закат и встретили в ней темноту. Холодная октябрьская ночь растелилась по городу, скрыв землю под их ногами, а вышитые на ней звезды серебряно, но тускло блистали в вершине небесного купола. Единственный фонарь, который им смилостивилась оставить тьма, была ущербная луна в трех четвертях. Лишь её неверный луч помогал Бенволио разглядеть дорогу чуть дальше положенному зрению пределу. - Мы с тобой самоубийцы! – ворчливо проговорил Скалигер, немного придя в себя после первого раздражения. Монтекки, не особо вслушиваясь, бросил ему: - Не отрицаю.… Как ты думаешь, часто тут ходят ночные патрули? - Наверняка так же, как и в нашей части Вероны, – ответил Меркуцио, подозрительно вглядываясь в ночь. Где-то вдали шумели волны реки, сребристые блики трепыхались и колыхались на глади воды, подымаемой ветром. Было странно тихо, беззвучно, особенно по сравнению с галдящей таверной, из которой они вот только-только вышли. Конечно. Все нормальные люди давно как по домам попрятались, за крепкими засовами и прочными дверями. Это их нелегкая куда-то не туда занесла… Впрочем, ему уже стоило привыкнуть к этому – когда у Меркуцио воинственное настроение, что легкая, что нелегкая – один путь. Куда глядят глаза, куда будет сделан случайный шаг, навстречу дороге, чтобы уйти из привычных мест, не разбирая путей. Пыл Меркуцио обычно кончался к вечеру, но сегодня, кажется, все пошло наперекосяк. - Что будем делать? – шепотом спросил Монтекки, настороженно смотря по сторонам, готовясь при любом шорохе вытащить меч. - Ну, я пойду домой. У тебя есть другие предложения? – с непередаваемой интонацией проговорил Меркуцио, хмыкнув и, просто изумительно, бодро пойдя дальше по дороге к мосту. - Нет, – фыркнул Бенволио, не удержавшись от ухмылки. – Ладно. Держи руку на эфесе. - Не оскорбляй, Бенволио, – озорно произнес Скалигер, который решил воспринять это неприятное недоразумение за еще одно приключение, не задумываясь о бедах, которые могут постигнуть неудачливых путников на ночной дороге. Но то Меркуцио – ему это так свойственно. Энтузиазм друга передался немного и самому Монтекки, поэтому эти двое, по очереди подтрунивая друг над другом, со смехом добрались до моста и перешли на родной берег реки, там, где располагались особняки Скалигеров и Монтекки. Они даже ни разу не нарвались на ночной патруль, встречаться с коим они не желали абсолютно. Никому из них не хотелось слушать нотации сначала от стражи, затем от дяди или брата. - Отлично, – удовлетворенно и все так же невыносимо оптимистично проговорил Меркуцио, когда они перешли мост. – В каком нам теперь направлении шагать? Ай! Какая-то птица стремительно пролетела меж ними, пронзительно крича что-то, отдаленно напоминающее воронье карканье. Зашумели листья, а бешеное хлопанье крыльев яростно разрывало в клочья ночную тишь. - Что за безумная… – здесь Бенволио сделал жест, мол, помолчи, и прислушался к шуму на дороге. Человечьи голоса. И скоро в начале дороги заблистали яркие огоньки. - Факелы! - Стража, – раздраженно протянул Скалигер, и, не давая другу даже опомниться, быстро дернул его за собой. Луна была их единственным фонарем, неверным, но, увы, иного им не дали. Они бежали, быстро, по-ребячьи боясь попасться смотрителям улиц. Это было не жутко, не опасно – это было только очень неприятно и даже позорно. Под их ногами поднимался песок, и хрустели сбитые когда-то давно сильным дождем ветки, а впереди они не могли разглядеть больше, чем на десять шагов. Друзья остановились лишь у стены, довольно невысокой, какого-то особняка. Они уже даже не имели понятия, куда их забросила судьба на этот раз. - Черт побери, подозреваю, друг Бенволио, таким манером мы домой попадем лишь под утро и по частям, – яростно проговорил Скалигер, потирая ладонью оцарапанную неловкой веткой щеку. Бенволио лишь болезненно скривился. - Только не говори… – обречено произнес Меркуцио, когда ночную безмятежность и их краткую передышку снова нарушили разговоры дружинников, а слишком близко к ним заблестели зажженные факела. Монтекки уже приготовился давать ответ на вопрос «что вы делаете ночью на улицах города», но добрый друг Меркуцио не собирался так просто сдаваться на милость судьбе: - Быстро! - Меркуцио, ты чего?! – глаза Бенволио приняли совершенно правильную круглую форму, но Скалигер как-то не обратил внимания на изменения в лице Монтекки: он просто взобрался на стену и потащил за собой приятеля. - А ты хочешь попасться страже? – иронично спросил он, когда они уже перелезли внутрь во двор. Бенволио, отдышавшись, проговорил, чуть не запинаясь от волнения: - Меркуцио, ты понимаешь, что мы сейчас на чужой территории, без приглашения, и влезли мы попросту как воры?! - Во-первых, мы не воры. Во-вторых, мы здесь ненадолго. В-третьих – почему чужой? Может, нам повезло, и мы на территории вашего особняка? - Я бы на это не надеялся, – отозвался Бенволио, еле скрывая испуг. Лучи неполной луны касались легонько стен дома и ограждений. Было тихо. Патруль прошел мимо, шаги растворились в полночной тиши, отчего каждый шорох под их ногами, нечаянное движение рукой и каждый вздох раздавался намного громче, чем на самом деле. Ветер и эхо будто подхватывали их, усиливая, по-другому не в силах вести разговор. Дом спал, по крайней мере, не подавал никаких признаков бурной жизни дня. - Успокойся, Бенволио, – уже совершенно пришел в себя друг. – Давай, пойдем – посмотрим, чей это дом. - Меркуцио, не дури! – попытался задержать его Монтекки, но тот лишь фыркнул и, движимый любопытством и интересом, направился вперед. Бенволио остался на месте. «Интересно, мы вообще до дома доберемся сегодня?», – мрачно подумал он, слабо представляя себе, что ему устроит кузен и дядя за подобные выходки. М-да, ну это даже не смешно. - Меркуцио? – шепотом позвал он. Ему ничто не ответило. Сделав первый робкий шаг, он, аккуратно ступая по незнакомой земле, зашагал вдоль стены ограды. Он не знал этого дома. Он здесь никогда не бывал. Таким образом, он прошел до ворот. И посмотрел на двери дома, точнее, на место над ними, где, по обычаю, висел герб дома. Серебро ночного светила засверкала на металлической золотой раме. Синева ущербной луны озарила красноту фона герба. Золото и красный. У Монтекки сжалось сердце. Ситуация оказалась еще хуже, чем на первый взгляд. Это был дом одного из родственников Капулетти, его кровных врагов. - Святой Бенедикт, – прошептал Бенволио и рванул прочь от дороги. - Меркуцио! – шепотом, не смея кричать, звал он своего друга. – Быстро, назад! Это дом Капулетти! Меркуцио! «Господи, где он?!» Не позволяя панике полностью захватить им, он растерянно бродил по этому чертовому двору. Луна играла с ним в свои игры, показывая ясно уже изученные тропы и скрывая во тьме те, где ему предстояло еще пройти. Тишина в себе таила что-то страшное. Она угрожала… «Чушь! - отмахнулся от этих глупых досужих мыслей Бенволио, тщетно попытавшийся себя приободрить. – Это просто тишина.… В тишине ведь нет ничего страшного… Ничего ведь?» Попытка себя приободрить с треском провалилась. Господи, где же он? - Меркуцио? Безмолвие. Или… краем уха Бенволио уловил шорох позади себя. Быстрое движение. Скрежет клинков. Короткая схватка. Тьма сделала его слепым, отчего он промахнулся. Другое, чужое оружие выбило из его руки меч. Молчание, лишь тяжелое дыхание. «Смешная история…» – подумалось Бенволио, который отчаянно хмурился, пытаясь различить черты врага. Молчание. Лишь затем тишину разрезал знакомый неприятный, резкий, сухой, но раздраженный и гневный голос: - Не потрудитесь, синьор Монтекки, дать объяснение? «Прелестно. Мало того, что попался Капулетти, так еще и главным задирам», – горько подумал Бенволио. Луна осветила лицо врага. Валенцио Родетти, старший брат крысолова Тибальта, смотрел на Монтекки просто… убийственно неприятно. М-да. «Надеюсь, Меркуцио не попался Тибальту?» – подумал Бенволио, искренне молясь, чтобы Меркуцио, неведомым образом, оказался где-нибудь за стеной. - Итак? – нарушил тишину Родетти, злым огнем блеснули черные глаза. – Не напомните, я приглашал вас в гости? - Нет, синьор, – вежливо ответил Бенволио. – Боюсь, моим объяснениям вы все равно не поверите. Я могу вам их дать, но это мало что изменит. - Вы уж потрудитесь, синьор. Знаете, сказки я любил слушать лишь в детстве, а сейчас я не особый любитель басенок. Прошу. Внезапно он дернулся, и сталь оказалась в непосредственной близости от лица Монтекки. Выдержки хватило, чтобы не одернуться. Секундой позже послышался голос Меркуцио, почему-то просто неприлично веселый: - Бенволио, мы с тобой точно самоубийцы! Это дом Капулетти, причем крысолова… А, ты уже знаешь, – уже другим тоном произнес он, когда заметил Родетти. - Синьор Скалигер? – прошипел тот, кажется, удивившись. – Дело становится еще интереснее… Меркуцио крепко сжал руку на эфесе, глаза сверкнули яростью: - Синьор Родетти, дела, конечно, прелюбопытные, но я бы на вашем месте все-таки убрал меч от лица Бенволио, – вежливо проговорил он. Монтекки, безусловно, растроганный поведением друга, тем не менее, лишь пробубнил: - Лучше бы ты просто убежал. - Обойдешься. - Прелестно, – проговорил ядовито Родетти, внимательно следя за их обменом «милых» реплик. – Объяснений я, кажется, не дождусь. Что будем делать дальше? - Вы это у нас спрашиваете? – уточняющее проговорил Бенволио, пытаясь сохранить выдержку и спокойствие. Получалось не так уж и плохо. – Синьор Родетти, мы готовы объяснить вам все. Мы не собирались разбойничать в вашем доме, мы не подлецы, что используют ночь как прикрытие. Мы лишь запутались в ночи, случайно попали… Родетти, воспользовавшись паузой, откашлялся и язвительно вымолвил: - Просто запутались в темноте, значит? - Синьор Родетти, не поверите, подтверждаю сказанное Бенволио, – проговорил без малейшего смеха Меркуцио. – Может, вы все-таки отпустите его? - А зачем? - А вы предлагаете стоять вот так вот всю ночь? - Синьор, я не предлагаю. Я скорее очень сильно думаю, что вы сейчас последуете за мной. По крайней мере, ваш друг уж точно. Вы в своей власти. Надежда на благоразумие Меркуцио не оправдалась. - Что ж, понятно, – проговорил он и воткнул меч в землю, после чего вытянул руки, показывая полную безоружность. После чего Бенволио почувствовал неприятный толчок в спину и подошел к другу. Валенцио Родетти, прихватив заодно мечи друзей, шел позади, направляя их. «Отлично. Мы в плену у Капулетти. Очень веселое окончание дня» - Зачем? – шепнул Монтекки другу, прекрасно зная ответ. Тот понял, лишь жестко фыркнул: - Если и пропадать, друг Бенволио, то уж вместе. Я бы тебя уж точно не оставил в одиночку с этим. - Спасибо, – проговорил тихо Монтекки, грустно ухмыльнувшись. - Да не за что… Друзья и враг продолжили путь непонятно куда. Лишь ущербная луна была свидетельницей этой странной процессии. Ведь звезды не смотрели на них, отвернулись. - Заходите, – наконец, разрушил молчание Родетти, подтолкнув их к какой-то открытой двери. Друзья переглянулись, и Бенволио первый вошел внутрь. Меркуцио – следом. - Идите, синьоры, – отозвался Валенцио Родетти, неумолимо подгоняя их вперед. Куда? На эшафот? Логично предположить лишь такой вариант. Да только вряд ли их убьют прямо в доме – охота ли им стены и пол родные пачкать презренной вражьей кровью? Долго или коротко, они вышли в небольшую гостиную комнату. Луна снова встретила их – на этот раз из окна она выглядывала, чуть-чуть, краем, полукружьем от и так неполного круга. Комнату освещала лишь одна робко трещавшая свеча. Хозяин сложил оружие, огляделся, чертыхнулся и выглянул в какую-то другую дверь: - Эдип? - Да, синьор? – послышался старческий голос. - Принеси еще свечей. Штуки три. И вина. И постучись в дверь, когда придешь – я выйду. - Да, синьор, – раздались шаги, удаляясь, поглощаясь тишиной и тьмой. Валенцио Родетти вернулся в комнату. Друзья тем временем стояли у стены, настороженно и внимательно следя за врагом. Тот отвечал пленникам скептическим взором. Кажется, он тоже не имел представления, что делать с этой неожиданной напастью в виде нежданных врагов. Подрагивал прирученный огонь свечи. Изредка налетал внутрь ветерок, заставляя резко волноваться занавески. Тьма клубилась понизу. Послышался стук. - Спасибо, Эдип. Можешь идти. Снова шаги уходящего. Родетти поставил кувшин с вином на табурет и начал зажигать свечи от уже зажженной. Вскоре вся комнату погрузилась в оранжево-желто-черный полумрак. Разлилось тепло, но это тепло не имело ничего общего с огнем от камина и свечей дома. Это пламя было слишком красным. Слишком капулеттовским. Прикосновение к нему в обязательном порядке кончится ожогом. Который не заживет. - Так лучше, – произнес Родетти, поставив последнюю. Голос его, впрочем, не свидетельствовал о большой радости. Он сел в кресло и внимательно посмотрел на своих врагов. Те не оставались в долгу. Валенцио Родетти был похож на своего младшего брата, Тибальта – оба черноволосые, черноглазые, белолицые. Контрастная гамма, без всяких полутонов и оттенков. Лишь красная нить одежды подчас сбивала эту гармонию противоположностей. Отличался от крысолова старший Родетти немногим – его глаза были насмешливыми, даже когда в них сверкал гнев, в них не было льда, которым подчас обрамлялись яростные глаза Тибальта. - Может, вы соизволите сесть? – не слишком-то любезно поинтересовался хозяин дома, прервав безжалостно тишину. Меркуцио хмыкнул: - Вы предлагаете? Какая любезность. - Синьор Скалигер, грешно не последовать предложению доброго хозяина, – расплылись уста врага в неприятной, лишь немногим напоминаемой улыбку, гримасе. – Дорогие гости, прошу. «Гости? Какая жестокая ирония», - подумал Бенволио, но лишь склонил голову: - Благодарен за ваше гостеприимство, синьор. Меркуцио красноречиво фыркнул и уже собирался что-то сказать в ответ, когда Бенволио последовал предложению Капулетти и сел в кресло напротив. Меркуцио, пожав плечами и недоверчиво покосившись, пристроился в соседнем. Повисла глубокая тишина. Только ветер за окном молчать не собирался… Конечно – от сказанного нечаянно слова жизнь его не зависела. А вот их жизнь, по странной шутке судьбы, зависела от того, кто, согласно своему рождению, был просто обязан мечтать оборвать жизнь жалкого Монтекки. Смешная шутка. Аж до слез. Валенцио Родетти налил себе в кружку вино и пригубил его, не сводя взгляда с них. Меркуцио сложил руки на груди и тоже вознамерился играть с Родетти в гляделки. Бенволио переводил мрачный взгляд с одного на другого, затем уставился на ту самую свечку, которая дала свет всем остальным. Тоненький, слабенький огонек мерцал и от ветра был готов с секунды на секунду прерваться. Воск тихо капал и стекал вниз, на черный подсвечник. Свет из окна чуть блистал на матовой поверхности застывших капелек воска… - Синьор Родетти, – внезапно начал Меркуцио, которому очень надоело молчать, – вы, может, и молчун по характеру, да вот мне хочется от вас услышать, что будет дальше. - Нет, как меня только не называли, да вот молчуном впервые, – хмыкнул Родетти, отставляя в сторону кружку. – Простите, а сами подумать о своей судьбе вы можете? Это было грубовато, даже чересчур. Меркуцио заметно напрягся, но лишь с усмешкой произнес: - Я думаю о ней каждый день, синьор, но мне интересны ваши версии на мою жизнь. «Ох, Меркуцио, с огнем играешь, – покачал головой Бенволио, затем посмотрел на Родетти и внезапно подумал: – Или не с огнем? Может, со льдом?» - Ваше право, – проговорил без улыбки Родетти, – но вот скажите – что бы вы сделали с кровным врагом, если бы застали его ночью в своем доме? - Скалигеры – не кровные враги Родетти, – встрял в разговор Монтекки. - Ладно – просто любой нежелательный человек в вашем доме. Такие условия вас устраивают, синьор Монтекки? - Вполне. И вы в своем праве, казнить и вешать. Но я бы хотел уточнить, что именно с нами сделают. - Зачем? - Любопытно. - Любопытство – не порок.… Думаю, вы и так себе представляете ваши перспективы. Вы здесь, безоружные, в четырех стенах, да еще вдобавок Монтекки… ну и Скалигер еще. Выйти вы отсюда живыми не сможете… - Это угроза? – поднял брови Меркуцио. Родетти раздраженно бросил, видимо, не терпя, когда перебивают: - Нет, констатация факта. Дом полон слуг. Мы живем рядом с другими Капулетти. Случай уйти незамеченными при условии, конечно, что со мной что-то случится (сухие губы насмешливо скривились) вам не представится. Собственно, и все условия задачи. «И мы в руках этого синьора… Грустная ситуация», – с горечью подумал Монтекки. Этот синьор в силах решить их дальнейшую судьбу. И на милосердие и пощаду здесь надеяться не приходилось. Потому что какой Капулетти откажется изничтожить Монтекки, когда представляется такой хороший шанс – и минимален вариант, что рука кровной мести дотянется до палачей. Они ведь в своем праве. Пойманы, как воры. Как преступники. Как птицы, и нечего крыльями лишнее махать. - Тогда, – спокойно, чтобы не показывать лишних чувств врагу, начал Бенволио, – почему вы медлите? Тот помедлил и с ответом. Он нахмурился и пригубил свое вино. Меркуцио нервно заерзал, Бенволио подозрительно всматривался в лицо Родетти. Глаза сузились и задумчиво смотрели куда-то в сторону. Внезапно тонкая усмешка пролегла по устам. И что-то… неприятное было в ней. Что-то не то. - Почему медлю? – наконец, соизволил он ответить. – Я жду рассвета, синьор. - Зачем? - Это ваше дело? - А разве нет? – холодно проговорил Монтекки, которого перспектива ждать рассвета абсолютно не радовала. Меркуцио решил внести свою лепту в разговор: - Что же так, синьор, – насмешливо-смело проговорил он, откинувшись на спинку кресла, – вы так заботитесь о своем брате, что даже не захотите разбудить, чтобы он обрадовался дорогим гостям? - Меркуцио… – одернул друга Бенволио, но тот лишь отмахнулся. - Успокойтесь, синьор. Говорю вам честно – мой брат все равно вас не увидит. - Почему? – удивленно вскинул бровью Скалигер. - Он уехал, – сказал, как отрезал, Валенцио. – Приедет завтра под вечер. - Это хорошая новость? - А это вы уж решаете сами, синьор Скалигер. - Тогда я нарекаю вас благовестником, – хмыкнул Меркуцио с веселой усмешкой. Как он сохранял присутствие духа даже в ситуации полного поражения? Бенволио не мог ответить на этот вопрос. Только мог поблагодарить друга за этот смех. Потому что тот помогал и самому Монтекки усмехаться горько в этой ситуации. Валенцио Родетти неприятно фыркнул, но ответом не удостоил. Повисла пауза. И неужели подобное будет длиться до самого рассвета? Синьор Родетти и самому себе сделал редкостную пакость: сторожить пленников до следующего дня, откинув сон – задача малоприятная. Ждать. Ждать долго – в октябре светлеет слишком поздно. Интересно, минула ли полночь уже, достигла ли луна вершины небосвода, законного места солнца? И сколько еще именно им ждать… Душновато, несмотря на открытое окно. Свечи пылали, нагревая воздух. Огонь ручной горел, трещал, мерцал, дергался от холодного дыхания осеннего ветра, который будто пытался в заледенелые руки свои взять огонек, то ли самому согреться, то ли уберечь пламя от более сильного холода. Холод и пламя, луна и свеча, ночь за окном и свет в доме. Синий и красный. Все опять свелось к войне двух семейств.… Вот и они стали наконец-то её жертвами. Долго, долго беда их миновала. Пришло время платить за беззаботность прошлых дней. Валенцио Родетти молчал, изредка наливая себе вино в кружку. Смотреть на пленников он решался нечасто, а если и следил, то краем глаза. Бенволио безынтересно разглядывал убранство комнаты. Меркуцио же постоянно ерзал на месте, крутился туда-сюда, потом вообще начал свистеть, наплевав на всякие правила приличия. Валенцио Родетти это очень скоро надоело, и он рявкнул на Скалигера, чтобы тот замолк. После чего началась перепалка, причем такая, которая грозила перерасти в неплохую такую дуэль. - Все, хватит, – решительно (как он надеялся) проговорил Бенволио. – Меркуцио, тише. Извините, синьор Родетти. Это больше не повторится. - Не извиню, – недобро произнес тот, неприятно смотря на вспылившего Скалигера. Тот бросил на друга раздраженный взгляд и возмущенно прошипел: - С какой стати? - Друг, мы в гостях, – спокойно и вежливо проговорил Бенволио, внутренне сморщившись от этих слов. – Хотя… мы тут скорее на положении пленников. В любом случае, мы должны быть вежливы к почтенному синьору Валенцио. Внезапно послышался смешок: - Какая учтивость с вашей стороны, синьор Безволио, ведь вас так зовут? - Да какого черта… – в бешенстве начал Меркуцио, воспринявший удар для друга на себя, но Монтекки не дал разгореться ссоре: - Допустим. Если вам угодно называть меня этим прозвищем – ваша власть. Мы вам отвечать тем же не станем. - Это еще почему? – буркнул друг. - То не достойно нас, Меркуцио, – тихо произнес Монтекки прямо Скалигеру, думая, что Родетти этого не услышит. Если и услышал, решил не извещать миру об этом. Ссора началась и заглохла. Лишь неприятными колючими взорами перекидывались Скалигер и Капулетти. Но взгляды – не шпаги, они убивать не в силах. Бенволио устало вздохнул. Ночь предстояла не только бессонная, но и очень нервная. Глубокое безмолвие воцарилось в гостиной комнате, комнате, предназначенной для застольных бесед, музыки, смеха, радости, для встречи тех, кого рады видеть, кому рады предложить весь дом. Звенящая своим льдом тишь окутала своих вольных и невольных узников. Ни огонь свечи, ни сияние луны не спасали и не грели. Любой звук становился особенно четким, звонким, но стремительно затихал, не в силах окончательно нарушить эту тишину. Звон, звон, неслышимый звон перетянутых струн лютни, звон колоколов, собирающий на мессу, звон, разбивающий молчание. Не услышит он больше его. Лишь услышит приговор, зачитанный палачом, да смешок друга, пропавшего ни за что… Внезапно Родетти закашлялся и хрипло произнес: - Может, вина? - Нет, я откажусь, – проговорил Бенволио, качая головой. Вино? Горло болезненно сожмется, не пропустит вино врага внутрь. - Боитесь яда? – насмешливо вымолвил Валенцио. – Не беспокойтесь, синьор – я лично только что выпил кружку, а в стремлении покончить с собой прямо на глазах у врагов я пока замечен не был. - Я не подозревал вас в злом умысле до ваших слов. Я просто не желаю. Простите меня за это. - Жаль. Потому что ваш друг, даже если бы захотел, составить мне компанию не в силах. Бенволио резко обернулся к Меркуцио. Кажется, у того была чистая совесть, в отличие от друга – он благополучно устроился в кресле и тихо и незаметно спал, что Монтекки даже не обратил внимание. Порадоваться за друга, правда, не получилось: Бенволио тяжело вздохнул, покачал головой и уже потянулся толкнуть Меркуцио, когда его остановил голос врага: - Вы такой добрый друг, что собираетесь даже лишить его сна? - Простите, вам не кажется… - Простите, не кажется. Пусть спит – в конце концов, ему силы могут понадобиться. Что спорить. Хотя, в таком случае, Бенволио придется одному вести беседу с недоброжелательно настроенным тюремщиком, без поддержки друга, без его плеча. Хотя… пусть спит и отдохнет. Да. Пусть. Так даже будет лучше для самого Меркуцио. Намного. Монтекки и Родетти внимательно разглядывали противоположные друг от друга стены. Затем Валенцио жестко фыркнул и проговорил: - М-да… Точно не хотите вина? Ночь длинна, беседа – тоже. - Нет, благодарю. - Ваше право. М-да… «Неужели тоже чувствует неловкость?» Валенцио Родетти же снова налил себе в кружку этого пьянящего напитка и залпом выпил его. И зачем он так много пьет? Хотя… что еще делать ночью, при луне, когда спать ты права не имеешь, когда тебе приходится сторожить человека, уже осужденного на казнь? Только пить и смотреть на эту самую луну… «А это ожидание намного хуже быстрой смерти» Бенволио сложил руки на груди и без всякого любопытства, с замершим лицом смотрел на луну. Даже не полная, даже не ровно половина. А как было бы красиво отдать жизнь ровно в полнолуние, когда Диана полностью смотрит на них. А, глупости все это. Мы все умираем в чертовски не подходящий для этого момент – и некрасиво. Меркуцио чуть слышно сопел. Интересно, какое забытье подготовил для него услужливый Морфей? Наверное, там он не знает ни боли, ни страха, ни крови, ни войны. Глаза предательски закрывались. Нет, нельзя. Нельзя уснуть. Нельзя упускать из виду этого Капулетти. Нельзя. Иначе даже рассвета он не увидит. - О чем думаете, Монтекки? – внезапно разрезал тишину неприятный стальной голос Родетти. - Синьор, зачем вам это знать? – вежливым голосом произнес Монтекки, прямо смотря на врага. Тот ухмыльнулся – без смеха, без радости или даже насмешки: - Мне любопытно. О чем же может думать Монтекки, попавший в такой переплет? - Что вы хотите услышать от меня, синьор? Чего вы ждете? – проговорил Бенволио, которому и бояться уже нечего. Пауза. - Не знаю, – задумчиво произнес Родетти, с интересом смотря на врага. – Но ваше желание говорить прямо мне по нраву. - Не скажу, что рад тому, – сухо проговорил Монтекки. – Говорю я прямо, потому что у меня нет других выходов. - Тогда, может, вы объясните, почему отказываетесь от такого хорошего вина? «Вот упрямый! – подивился Бенволио. – Ему так хочется споить меня, что ли?» - Что ж.… Наверное, я отказываюсь от него, потому что не желаю пить в такой момент ваше вино. Такой ответ вам нравится? - Категорически нет. - Ради Бога. Черные глаза Родетти блеснули отражением свечного пламени. - Вы стали слишком смелым, Монтекки. - А чего мне бояться? – спокойно произнес Бенволио. – Вас? - Гостям не стоит бояться хозяина, – проговорил Родетти. Монтекки хмыкнул. Чего ему бояться говорить? Хуже не будет. Для него уж точно больше нет причин дорожить собой – он и так уже мертвец. - Какая жестокая ирония, синьор Родетти. Может, вы перестанете звать все это гостеприимством? Скажите уж просто и ясно – плен. - Неприятное слово. Но зато честное, – фыркнул Родетти. – Но что так, синьор? Вы осмелели из-за того, что синьор Скалигер избавил нас от своего общества? Что же так? - Нет, синьор, Меркуцио здесь вообще ни при чем. Просто вы спросили – я ответил. Я не был излишне груб или недружелюбен? В таком случае я приношу свои искренние извинения. - Что вы, синьор Безволио, вы были сверхучтивы, – с насмешкой едкой отозвался Родетти. Разговор зашел в тупик. Надо сказать, Бенволио и не хотелось особо говорить. Да и Валенцио Родетти был, мягко говоря, не тем собеседником, с которым Монтекки хотелось беседовать. А ночь тем временем все еще царила в этом мире, лишь немного приблизилось время к следующему дню. До рассвета долго… невыносимо долго. - Вы позволите мне пройтись? – обратился он к врагу. Тот снова презрительно фыркнул: - Ради Бога. Бенволио встал и подошел к окну. Оттуда приятно подул ночной ветерок, прохладный, не затхлый, как в этом доме. Луны уже почти не видно. Господи, когда рассвет? «Но ведь умирать не желается…», - тоскливо подумал Монтекки и горько усмехнулся самому себе – не хотелось, да придется. - Что вы там все высматриваете? Помощь? - Нет, я не настолько глуп, чтобы ждать помощи, – сдержанно проговорил Бенволио, оборачиваясь. Родетти внимательно, но как-то раздраженно смотрел на него: – Я жду рассвета. - Зачем? - А вы сами не помните? - Ах да, как я мог позабыть! «Он еще и поиздеваться надо мной решил?», – подумал Бенволио. Хотя… этого стоило ожидать. Что еще можно ждать от победителя? Уж точно не милосердия. Уж точно не сострадания. - И что вы ждете от рассвета? – будто глумясь, спросил Валенцио. Но голос его не выдавал каких-то ликующих ноток. Бенволио тяжело вздохнул. Ну что он все выпытывает? - Конца ночи, – тем не менее, спокойно произнес Монтекки. - И что вам даст конец ночи? - Синьор Родетти, – холодно произнес Бенволио, – я не понимаю, что вы хотите, на что провоцируете меня. - Я ни на что вас не провоцирую. - Тогда к чему эти расспросы? - Просто любопытно. Просто мне кажется, что наша беседа упирается в какую-то тему, которую мы почему-то считаем зазорным упомянуть, отчего ходим кругами. - Наша беседа? – поинтересовался безразличным голосом Бенволио. – Мы с вами разве беседуем? - Я говорю, вы отвечаете, вы говорите, я отвечаю. По-моему, это называется беседовать, хотя я могу ошибаться, – саркастично отозвался Родетти. – Что ж, если вы так настроены, я скажу за вас – вы ждете рассвета, потому что ждете смерти. Билось в бессилии свечное пламя. Луна чуть вышла из-за деревьев. Ветер разнес роковые слова по всей комнате, сообщая его свечам. - Вы всегда так прямы? - Да. Всегда, – произнес Родетти, жестко, резко, чеканя. – Что ж, я ведь прав? Прав. Ну, это несколько проясняет ситуацию. - Она и до этого была ясной. - Тогда что вы молчали? - А к чему говорить об очевидном? Меркуцио в кресле что-то недовольно пробормотал и заерзал, отчего Бенволио резко замолчал. Валенцио Родетти воспользовался паузой: - Чтобы расставить все по местам. И чтобы никто из нас не обольщался. Без прикрас. Бенволио издал смешок. - Синьор Родетти… поверьте, хотя вы не сможете это сделать…. Я не жду от вас снисхождения, не жду помилования, не жду даже сочувствия и понимания. Я прекрасно знаю законы двух семейств, и я не собираюсь винить кого-то в этом. Я понимаю прекрасно – я сам поступил глупо, неосторожно, я готов заплатить за это. Но я не стану сожалеть, я не стану оправдываться. Я жду смерти, вы правы, потому что мне уже честно надоело ждать. - Но вам придется ждать. - Зачем? – выдержанно спросил Бенволио. Зачем ждать, когда порешить все можно сразу, можно рубить с плеча, не ждать чего-то. Зачем длить агонию? Зачем длить томительные секунды? Зачем плодить глупые напрасные надежды? - Потому что так сказал я, – твердо произнес Родетти. Взгляды светло-карих и черных глаз встретились. Недоверчивые, подозрительные, упрямые до камня, безжалостные. Что у одного, что у другого. «Он такой же крысолов, как и брат. Лишь бы поиграть с мышкой в когтях. А в роли мышки, конечно же, я. Смешная игра. Очень хочется смеяться. Только над чем? Стоит над собой…» Мышка в когтях, что мечется, пытаясь выбраться из клетки, пищит и молится, желая снова увидеть свет. Но нет – кошка уже поела, а этой закусит позже. Отпустит, даст порадоваться волей и сразу же – хвать, и мышка снова в когтях. Чуть сжать их – больно, чуть ослабить. Игра жестокая, бездумная. От этой мысли стало особенно мерзко. Но, самое противное – они в своем праве. Он ведь пленник, он проигравшая сторона. Его бой проигран – и так глупо. Но что поделать – это не исправить. Поздно сожалеть. Итог выверен. Ему не повезло. Поэтому он умрет. Какой на редкость верный итог. И ведь не себя жалко. Меркуцио, который в этой войне вообще крайний – а он погибнет так глупо за то, что в юности так неверно выбирал друзей. Он-то что? Он им ничего не сделал. «Меркуцио не умрет, – упрямо подумал Монтекки. – Я не позволю» Ветер с новой силой заиграл занавесками. Повеяло осенней слякотью. А за ней и до призраков зимы недалеко. Назад не вернуться в теплое лето. Да и зимы он не увидит. Дверь закрылась – и вперед, и назад… - И вы не сожалеете ни о чем? – до чего же назойливый синьор! - Не жалею, – и соврал. О друге сожалел. О себе – ни разу. – Я ваш пленник, просто стоит принять это как печальный факт. - Вы поразительно сдержаны. - Вам бы желалось, чтобы я бился в истерике и молил о пощаде? - Это было бы утомительно, поэтому за необременительность я вам даже благодарен, – злая насмешка, недобрая, ядовитая. – И вам не жалко расставаться с вашей жизнью? - Мне как-то поздновато сожалеть, не находите? - Ваша жизнь была настолько бессмысленной? - Я нахожу этот вопрос лишним. - Так вам же нечего скрывать и нечего бояться? – поинтересовался Родетти, вскинув бровью. - Я могу, как человек, желать не открывать душу? – холодно спросил Монтекки. - Ну, я вроде бы не ваш исповедник. Да, имеете, – произнес Валенцио с удивительной легкостью, прихлебнув еще вина. Бенволио обернулся к окну. Светлее не стало. Долго ждать. А сердце-то – не твердый камень, сжимается и разжимается, боля. Не камень, не лед. «Что ему еще надо?» – подумал чуть раздраженно Бенволио, почувствовав на себе испытующий взгляд врага. Что тому так неймется? Что тот хочет? - Монтекки, сядьте – вы так у окна все ночь проторчите, – взял тот слово наконец. Бенволио отозвался беспристрастно: - Извините, что мешаю любоваться пейзажем за окном, – и отошел. Зачем еще больше раздражать Родетти? Валенцио же фыркнул и насмешливо спросил: - Вино, думаю, предлагать бесполезно? - Вы правы. - Вы так не доверяете нашему вину? Вы так боитесь, что я вас отравлю? – ухмыльнулся тот. Бенволио, честно, не понимал причины его смеха: - Я уже в который раз говорю… - Говорите прямо, синьор, – сверкнули черные глаза во тьме комнаты. – Ваше «не хочу» здесь совершенно ни при чем. - Синьор, даже если говорить так, то я не понимаю причин, по которым я должен доверять вам, Капулетти? – вскинул голову Бенволио. – Вы мой враг, я – ваш. В данном случае личные мотивы не играют никакой роли. - Ах да, – какая мерзкая усмешка, – война родов. Прелестная история. - Кровавая, – отозвался Бенволио. Что уж говорить, младший Монтекки никогда не понимал этой жестокой бессмысленной войны. Поэтому он всегда и стоял посередине. Пытаясь образумить обе стороны… но как горох об стену. Что об этом думать сейчас - его не услышат, не услышали ранее, не услышат впредь. - Таковой и должна быть война. - Если она вообще должна быть. Валенцио Родетти с любопытством уставился на Монтекки. - А у вас есть другое мнение по этому поводу? - Простите, а мое мнение здесь вообще зачем? – попытался сказать резко Бенволио. – Зачем вам оно? Оно и мне уже не нужно. Зачем вам знать его? - Не знаю. Просто интересно, – проговорил тот, смотря куда-то в сторону. Зачем вообще говорить с врагом? Ведь случайно сможешь понять, что тот – не сын Дьявола.… А это не нужно. Более того – это противозаконно. - Не вижу вам смысла этим интересоваться. Это не имеет никакого значения, – Бенволио холодно взглянул на врага и скрестил руки на груди. Тот хмыкнул: - А мне кажется, имеет. - Почему же? - Потому что из-за нее вы здесь. Зашуршали листья за окном. Засвистел ветер в ветвях. Осень пела свою меланхоличную песнь. - С этим трудно поспорить. Впрочем, я думаю, будь я даже вам незнаком, все было бы тем же. - Не думаю, – внезапно отозвался Родетти, раздраженно махнув рукой. – Там было бы больше слов на разъяснение обстоятельств. Но вы так и не ответили мне на мой вопрос. Бенволио почувствовал в себе глухое раздражение от этого допроса. Слишком тяжелый вопрос для того, чтобы ответить. Слишком глубокий. А раскрывать душу – самое противное, что только можно выдумать. Душа – не чистое стекло, а туманная даль. Ни луна, ни свеча не осветят её полностью. - Синьор Родетти, зачем вам ответ? Мне кажется, я вам ничего не должен. - То есть, по-вашему, это в порядке вещей, что вы взбираетесь в мой дом и не даете никаких объяснений? По-вашему, это абсолютно естественно? – зажестикулировал яростно Родетти. Бенволио ровным тоном заметил: - Я уже дал вам объяснения, почему мы так неудачно попали к вам домой. Если вы требуете, чтобы я вам рассказывал все свои тайны, всю свою историю от рождения – позвольте отказать вам, я не собираюсь напрасно тратить воздух. Уста Родетти искривились в злой усмешке, черные глаза смотрели прямо в глаза Монтекки. - Как же это в вашем стиле, синьор Безволио. Молчать, сдерживаться, увиливать, таиться, – какая-то странная злоба, неудачно прикрытая, зазвенела в этом неприятном голосе. Бенволио в изумлении поднял брови. Так-с. Неужели наконец вспомнил, что перед ним Монтекки? - Вы хотели оскорбить меня? Ваше право. Но разве вам станет лучше, если я отвечу на один из ваших вопросов? - Действительно, не станет. Но лучше вам ответить: что вы думаете об этой войне? «Что ему нужно? Зачем ему это знать?» Бенволио решил уже просто ответить, потому что ему надоело играть в эти игры: - Я не вижу в ней смысла. Но, – тут же добавил он, – это не имеет никакого отношения к данной ситуации. Вижу, не вижу, все одно. Это не повод винить меня, не повод как-то оправдывать. - Как гордо, – скривился Родетти. – Вы не видите смысла в войне. А в чем вы вообще видите смысл? - Уж точно не в ваших расспросах, – спокойно, может, слишком спокойно отозвался Монтекки. - То, что вы его не видите, не значит, что его нет, – резко ответил Родетти. Бенволио уже хотел прямо спросить «И в чем же?», но прикусил язык. Какая разница? - То есть, вы не считаете эту войну нужной? Почему же? Война объединяет одних против других. Иначе различные ответвления от рода Монтекки были бы разрознены. А так.… Но говорить это врагу? Помилуй Бог, никогда. - Я бы предпочел, чтобы её не было. Но то не в моей власти. - Поэтому вы молчите. - Я не хочу выглядеть глупо, крича о том, что никто не хочет услышать. - «Глупо», – с презрением произнес Родетти, глаза загорелись гневом: – Вы против, но вы молчите. Вы считаете это неправым, но стоите в стороне, надеясь, что вас не заденут. Синьор Безволио. Трус. Лицемер. - Синьор, вы стали позволять себе слишком многое, – холодно, стараясь не терять выдержки, отозвался Монтекки. – В семье Монтекки вы тоже носите немало нелицеприятных прозвищ, но это не значит, что я должен говорить вам их в лицо. - Что же так? - Потому что это не достойно меня. - Я привык говорить прямо, синьор, поэтому я думаю, что сдержанность не достойна меня. Молчание. В дом ворвался ветер, и Бенволио явственно почувствовал запах дождей. Нет, сейчас не стучался в дом странник, мерно барабаня каплями по стенам и крышам. Они будут позже… но Монтекки их не увидит. Ветер, будто полновластный хозяин, расшумелся, стал заигрывать с огоньками свеч. Те не гасли, но вихрь будто не стремился их потушить – он будто играл. Краешек луны заглянул в окно. Валенцио Родетти внезапно внимательно всмотрелся в пламя. Он не стал возмущаться самоуправству ветру, наоборот, будто успокоился. Бенволио недоуменно посмотрел на хозяина дома. Ветер стер с лица этого человека гнев, ярость, яд и насмешку. Лишь сосредоточенность, внимание, какая-то горечь. Затем, решив, что его это не касается, Монтекки перевел взор на синее свечение луны из окна. Ночь в своей бесшумности кричала, плакала, ветви деревьев скреблись, старательно выводя буквы на стенах, пытаясь оставить надпись о себе. Но ветвям не хватало силы, чтобы хоть немного поцарапать камень. Меркуцио продолжал тихо спать, почему-то улыбаясь во сне. Спасибо, Морфей, что его последний сон не был кошмаром… - Извините, – неожиданно даже для себя сказал Бенволио. Тот недоуменно посмотрел на него: - Что вы несете, Монтекки? – подозрительно проговорил он. - Я вздумал читать вам нотации. - Поверьте, ваш упрек – ничто по сравнению с нотациями моей тети и Валентина Скалигера, – мрачно отозвался Родетти. - Все равно простите. Это я позволил себе слишком многое. - Почему? - Потому что я не в таком положении, чтобы еще возмущаться вашим поведением. Тот фыркнул и отвернулся. Полынь в глазах, яд на устах. - Конечно, – прошипел он, – конечно, вы же так не любите кого-то обременять. Так не любите давать о себе знать. Так желаете стоять в стороне. Он будто дал пощечину. Ядовитые, язвительные слова змеи. Бенволио закрыл глаза и, когда внутри улеглась волна первого возмущения и гнева, открыл их. - Вы обвиняете меня в бездействии? – спросил он. Хотелось выкрикнуть «А что вы знаете о жизни, когда тебя никто не слышит?», но так унижаться перед Капулетти – нет, благодарен. - Возможно. А еще в молчании. - А вам-то что? - Это мне непонятно. Убивающая честность. Черт побери, так ведь нельзя жить. Но и Тибальт, и Валенцио, да и вообще Капулетти были всегда поразительно честными. Как скажут – и точно знаешь, что не врут. Скажут честно, что им в тебе не нравится. И даже помимо того, что ты их кровный враг. Зачем это – вот это уже Бенволио не знал. Не понимал. И не пытался даже. - Ради Бога. Вы не понимаете меня, я не понимаю вас. В этом есть логика. Что вы хотите от меня услышать? Что вы все спрашиваете? Зачем вас это? Что вы хотите, чтобы я сказал? – с каким-то неожиданным раздражением проговорил Монтекки. Ему надоели эти игры. Валенцио вскинул бровью и внимательно посмотрел на врага. Затем разомкнул уста: - Правду. Грустный смешок. - У меня её нет. - Где же она? - Погибла в пепле. - Так жутко жить. - Нет, привычно. Валенцио сморщился и отпил еще вина из своей кружки. Бенволио рассеяно рассматривал огонек свечи. От нее веяло теплом, но света она давало так мало… Что важнее – свет или тепло? Знать, куда идешь, снедаемый холодными иглами? Или приютиться у маленького огонька, который осветит тебе место лишь на локтя три? Можно взять свечу и в дорогу пуститься – но все равно не увидишь, а что там прячется за углом…. Что нужнее ему – тепло или свет? Обогреться или видеть? Странный вопрос и какой-то ненормальный… Сколько до рассвета? Он уже сбился в счете времени. За этим разговором, за этими обвинениями и странными мыслями он уже забыл о такой мелочи, что осталось-то немного. Рассвет… Скоро ли он? Когда он избавит Бенволио от этого странного общения? Он не понимал слов Родетти. Но, можно себя утешить – кажись, Валенцио не понимал Монтекки. Они квиты. Только это вряд ли может обрадовать в такой темный час… Глаза закрывались. Черт, нельзя! Нельзя уснуть. Нельзя. Монтекки, зачем тебе сон? Ты же скоро уснешь навеки. Зачем тебе грезы Морфея? Скоро тебе смерть навеет самый последний сон. Зачем ты так стремишься глаза закрыть? Скоро ты будешь не в силах их открыть. Зачем тебе укорачивать время твоей жизни еще на пару часов? Парки уже нож занесли. Бенволио решительно впился себе ногтями в кожу, чтобы почувствовать боль. Помогло слабо. Он ухмыльнулся и внезапно посмотрел на врага. И замер от удивления. Тот сосредоточенно пил вино, постоянно закрывал и открывал глаза. А в них – усталость. Такая банальная, простая усталость. Монтекки отвел взгляд и стал разглядывать луну. «Что мы тратим силы на пустые слова ссоры? Зачем пытаемся друг друга обвинить? Зачем тем же временем пытаемся понять другого? Зачем повышаем голос, в раздражении жестикулируем?» Потому что Монтекки и Капулетти. Он хмыкнул горько своим мыслям. Так вот в чем причина. - Синьор? - Да? - А вы не знаете причины? И не надо было объяснять, причины чего хотел бы знать Монтекки. Родетти дернул плечами: - Самому хотелось бы знать.… Наверное, когда-то были для этого причины. Но сейчас они забыты. Бенволио кивнул. Трудно было не согласиться. - Скажите… хотя, если сочтете это противоречащим вашим убеждением, не отвечайте. Вы ненавидите Монтекки так же сильно, как ненавидят нас другие Капулетти? Фыркнул. - Я вас только презираю, Монтекки. Моей ненависти вы недостойны. Я за всю свою жизнь ненавидел только одного вашего родича. Бенволио сразу догадался, о ком идет речь. О Стефано Монтекки, убившем на дуэли Джузеппе Родетти. Последний приходился Валенцио и Тибальту отцом. Действительно, резонная причина ненавидеть. Слишком понятная. - Ясно. Ваше право. - Как милостиво, – насмешливо произнес тот. Молчание. Ветер осенний шумел за окном. Будто плакал, будто вопил от боли. Луна светила, свеча горела. Что именно согреет? - Монтекки? - Что, синьор? - А как, все-таки, вы сюда попали? Я так не дождался нормального объяснения. Бенволио вздохнул: - Это очень глупая история. Вообще мы засиделись с Меркуцио в таверне допоздна. Потом мы бегали от ночной стражи. В один момент мы оказались у стен вашего особняка. Бежать уже было некуда, и мы перелезли через стену. Вот и попали… Послышался хлопок. Валенцио за ладонью спрятал лицо. - Монтекки, вы идиот, – после этого красноречивого жеста проговорил он. - Вот будто я без вас не знал, что идиот, – мрачно отозвался Бенволио. - Нет, мы с Тибальтом тоже любили побегать от стражи в детстве, но даже мы таких трюков не вытворяли! – продолжил Валенцио, фыркнув и покачав головой. - Ну, вот так неудачно все сложилось, – развел руками Монтекки. – Видно, я встал не с той ноги. - И думали не той головой… Бенволио хмыкнул. Родетти тоже и вдобавок отхлебнул вина. Свеча дернулась. Бенволио в рассеянности повел над ней ладонью. Греет. И ведь недолго осталось ей гореть. Рассвет уж близко. Как-то стало грустно от этой мысли. - Как вы думаете, умирать страшно? Тень промелькнула по лицо Родетти: - Не думайте об этом, синьор. Подумайте о чем-нибудь хорошем. Не беспокойтесь об утре. Я думаю, что умирать не слишком страшно, но опыта, как вы знаете сами, у меня не было. Не надо, Монтекки. Оставьте эти треволнения. Не говорите об этом покуда. Считайте, что этого нет. Считайте, что ночь бесконечна, а рассвет не приносит смерти, если он и есть. Бенволио удивленно посмотрел на Родетти. Тот прикусил губу и смотрел куда-то в сторону. «К чему такая доброта и сочувственность?» - Благодарю. - Да не за что… Молчание. Ветер снова ворвался в дом и снова заиграл с огоньками свеч. Бенволио вздохнул, набрав в себя этого чистого осеннего воздуха. Почему-то стало легче. Почему-то с этим Родетти стало легко… хоть он и был врагом. В конце концов, он виноват здесь не больше, чем Бенволио – просто он выполняет долг перед семьей. Такой же подневольный палач… жертва обстоятельств. - Монтекки? - М? - Все-таки… объясните мне, почему вы в этой войне, хоть и пытаетесь как-то сдерживать родичей и разнимаете сражающих, почему вы все равно будто говорите: «я с краю»? - Все очень просто, синьор, – скрывать как-то стало больше нечего. – Я боюсь. Я не готов платить за мир, хоть и ненавижу войну. Меня и так презирают за то, что я не вмешиваюсь в эти свары. Я, разнимая сражающих, прикрываюсь законом и благоразумием, а не тем, что я против войны. Для них я все равно верен этой ненависти. А если я буду, как вы говорили, правдивее и буду проповедовать о мире.… От меня вообще отрекутся. Нет, синьор, я не был готов к такому. К тому же… я боялся, что за мир придется заплатить чьей-нибудь жизнью. Даже и не моей. Молчание. - Спасибо за честность. - Вы меня презираете? – с горечью заметил Монтекки, хотя, казалось, что ему до мнения Родетти. Конечно. Но все равно.… Но ответ поразил Бенволио: - Нет. - Что? - Я не могу презирать вас. В конце концов, вы немногое сможете, если начнете «проповедовать о мире». Хм. Поразительно. - Что именно? – отчаялся уже понять Бенволио. - Да ничего. Просто никогда мне не приходилось встречаться с человеком, который, будучи из одной из семей, устал от войны. - Даже в зеркале? Смешок. - Touchér. Бенволио хмыкнул с горечью. Как смешно и как горько-то. Но так получилось. У них у каждого долг перед своим родом: у Валенцио – отвести их к Капулетти, у Бенволио – по возможности достойно встретить смерть. Это было просто принять. Лишь одна мысль нещадно глодала сердце Монтекки все это время… - Синьор? - Что еще? - А Меркуцио обязательно должен?.. Про себя, про свою жизнь было легко говорить эти слова, про друга – в тысячу крат больней и трудней. Родетти с каким-то возмущением поглядел на Монтекки. - Нет, ну вы точно идиот. Монтекки, ну какого вы мнения о собственных друзьях? Вот представьте, что я сейчас разбужу Скалигера и скажу, что вы умрете, а он будет жить, потому что вы упросили его отпустить. Он просто придушит, причем не меня, а вас. И я буду целиком на его стороне. - Почему? – тихо спросил Монтекки. - Потому что друзей не бросают. Он вам сам сказал: «Если и пропадать, то вместе». Он не бросил вас, когда я сказал «Вы в своей власти». Как и вы его не бросили, когда поняли, на чей двор так неудачно попали. И, черт побери, я же вас попросил: пока ни слова об этом! Вот, выпейте лучше вина и забудьте на время про боль, плен и страдания. - Да что вы меня так споить хотите? – непонимающе проговорил Монтекки, изрядно сбитый с толку неожиданной добротой от врага. - Я не люблю излишне трезвых людей. Что, опять отказываетесь? Вообще это было безумством, но, учитывая, что безумством было все, что произошло в этот день, то это даже неважно. - Ну… ладно, наливайте, – сдался Бенволио. Родетти усмехнулся, достал вторую кружку, налил вина и протянул Бенволио. Тот принял её и скептично рассмотрел содержимое. - И о чем я думал? – пробормотал он и выпил часть. Хорошее. - А вы не скупы. - Просто я не ожидал прихода гостей, поэтому не успел спрятать хорошее вино и достать посредственное. - Вы язва. - Синьор Колкость только. Или как вы там между собой меня называете? – с какой-то улыбкой ответил он. Именно улыбкой – не усмешкой, насмешкой, гримасой. Странно. Бенволио смущенно повел плечами и хмыкнул: - Еще Змеей и сыном Дьявола. - И вам того же. - Вы еще тост предложите. - Можно. За здоровье? - Неуместно. - Тогда за свободу. Черт, как легко…. Лишь с Меркуцио да с Ромео Бенволио было так странно легко – будто никаких бед, волнений, горестей нет. Будто не враг перед ним.… Наверное, перед смертью становится как-то по боку, друг с тобой или враг. Он улыбался, хоть должен злиться, он смеялся, хотя проклятья здесь уместнее. Он не испытывал никакой ненависти к Родетти – нет, тот только выполняет свой долг. Так он должен поступить. - Разрешите, я пройдусь? Надоело сидеть. - Да ради Бога. Бенволио встал и прошелся по комнате. Ноги действительно затекли от долгого сидения. - Монтекки? – внезапно окликнул его Валенцио. - Да? – обернулся Бенволио. Тот был абсолютно серьезен, он внимательно смотрел прямо в глаза юноши: - Объясните мне только одну вещь – почему, черт побери, вы так спокойны? Бенволио задумался. Затем, поймав наконец в своем сознании ту правильную мысль, улыбнулся и, смотря прямо на Родетти, ответил: - Потому что я не совершил не прощаемого никем греха. Я был глуп, я потворствовал злу, я молчал, когда стоило говорить, я врал много, грешил достаточно – но я не предавал друзей. Он думал, что Родетти решит съязвить, усмехнуться, сказать еще что-нибудь в таком духе. Но тот лишь задумчиво кивнул. Не было понятно, что он думал. - Хороший ответ. Бенволио усмехнулся и кинул взгляд на окно. И резко замер. Луны не было. И тьмы так таковой не было. - Монтекки? – но Бенволио не отозвался, лишь подошел к окну. Потому что там было светлее, чем обычно ночью. Потому что с восточной стороны на западную пробирался свет. Несмотря на то, что в октябре не так ясно, как летом, этот свет нельзя было не увидеть. - Рассвет, – просто сказал Бенволио, резко вздохнув и выдохнув. Вот и все. Чувствуешь ли ты злость и ненависть, Монтекки? Нет, только усталость и печаль. Ну и чувство, что это все как-то очень глупо. Он еще раз хмыкнул с горечью и обернулся к врагу. Тот внимательно смотрел на окно, лицо – как маска восковая. - Уже пора, – произнес Бенволио. Тот промолчал, с каким-то раздражением смотря на небо за окном. Монтекки же подошел к спящему Меркуцио и несильно потряс его. - Меркуцио, пора, – устало и вымотано произнес он. Тот что-то чуть слышно пробормотал, но не проснулся. Чистая совесть. Бенволио покачал головой и снова потряс его за плечи: - Меркуцио, друг, просыпайся, уже рассвет. - Да отвалите от меня уже, – проворчал Меркуцио, недовольно открыл глаза и недоуменно уставился на друга. - Бенволио, а ты здесь откуда?.. Затем он огляделся, увидел Родетти, увидел убранство комнаты, посмотрел еще раз на Бенволио. Он быстро вспомнил все, и на его лице отобразилась грустная насмешка. - И как я мог забыть об этом… – тут он еще раз посмотрел на друга и внезапно чертыхнулся: – Бенволио, прости меня. Я большая сонная свинья. - Действительно, сонная и свинья, – не стал спорить из-за усталости Монтекки. И обернулся к врагу: - Вот и пришел рассвет. Ведите нас на казнь. - И давайте побыстрее, – проворчал Скалигер. – Нам еще нужно выспаться в раю. Бенволио закатил глаза и укоризненно посмотрел на друга. Тот лишь улыбался, грустно, горько, но улыбался. Меркуцио любил жизнь, и умирать ему не хотелось. Но так получилось. Что теперь сожалеть. Бенволио тоже слабо улыбнулся, следуя примеру друга. Родетти мрачно смотрел на них. Взгляд был жестким и довольно неприятным. - К черту, – внезапно произнес он и резко встал с места. – Идите за мной. Бенволио с Меркуцио покорно последовали за ним. Но, к удивлению Монтекки, он повел их не к выходу, а к лестнице на второй этаж. Друзья непонимающе переглянулись, но вопросов не задавали – не ответит. Валенцио Родетти провел их по коридору и внезапно остановился около какой-то запертой двери. Он достал ключи с пояса и отворил её. - Идемте, – буркнул он им. Друзья, продолжая все так же ничего не понимать, вошли за ним. Оказалось, это был выход на балкон. Э? Что они здесь забыли? Хозяин тем временем стал что-то искать по углам балкона. И уж каково было удивление его врагов, когда он достал веревочную лестницу, приделал её к балкону и спустил вниз. После всех этих операции он обернулся к ним и недоброжелательно буркнул: - Валите отсюда. «Что?!» Друзья переглянулись и ошалело уставились на Родетти. Внутри Бенволио будто что-то оборвалось… или что-то другое. Но ведь… не так должно было быть. Первым очнулся Меркуцио: - Вы серьезны? - Абсолютно. Идите поскорее, вас могут увидеть. Меркуцио изумленно хмыкнул, с интересом посмотрел на Валенцио, затем подошел к лестнице и, аккуратно взобравшись на перила балкона, перелез, ступил на неустойчивую ступеньку. «Но… Я не понимаю… Я ничего не понимаю. Он отпускает нас, хотя должен был…» - Хорошо чувствовать землю под ногами! – веселый голос друга свидетельствовал о том, что лестница под ним не порвалась: – Бенволио, спускайся! - Подожди, Меркуцио. Мне нужно сказать пару слов синьору Родетти, - крикнул ему Бенволио и перевел взгляд на Валенцио. Тот безынтересно смотрел на солнце, которое медленно выходило из-за горизонта. - Почему? – после паузы смог спросить Бенволио. Тот хмыкнул: - Мне ужасно не хочется куда-либо идти. - Это безумие. Если кто-нибудь узнает, вас убьют. Вы не должны были так поступать. - Однако я так поступил. Я готов ответить за этот поступок. - Но… - Хватит, Монтекки! – внезапно перебил его Валенцио. – Помните, вы говорили, что неуместно пить за здоровье? Теперь уместно. Живите, Монтекки. Без вас скучно станет в Вероне. Так что я предпочту видеть вас здоровым, нежели мертвым. Бенволио фыркнул, качая головой. - Я все равно вас не понимаю. - Я вас тоже не понимаю. Но во всех вопросах бытия нас рассудит жизнь. Короткий смешок. - Я перед вами в долгу. - Поставьте за меня свечку в церкви – вот и отплатите мне его. - То, что зажжено, гореть должно… – рассеяно проговорил Бенволио, вспомнив какую-то старую песню, и внезапно вспомнил еще об одной вещи: – Синьор, простите… вы не можете вернуть наши мечи? Родетти хлопнул себя по лбу, чертыхнулся и ушел с балкона. Воротился он буквально через минуту и отдал Бенволио оружие. - Благодарю вас за все, синьор. - Может, вы уже исчезнете? Монтекки чуть засмеялся, перебрался на лестницу и медленно стал спускаться вниз. Мечи изрядно мешали ему, поэтому он с облегчением вздохнул, когда без особых происшествий спустился вниз. - Вы все там? – крикнул им сверху Родетти. - Да, синьор! Благодарю вас за все! – отозвался Меркуцио и поклонился. - Катитесь к черту, – ответил им Валенцио и поднял лестницу на балкон. Бенволио с Меркуцио, не мешкая, поспешили к стене и быстро её перелезли. Господи, оказывается, какое счастье – вступить на дорогу, которая введет тебя к дому. - Меркуцио? - Ни слова об этом происшествии. Я не дурак, друг Бенволио – мне не хочется никого подставлять. Только я все равно не понимаю, что в голове этого Капулетти. Ты понимаешь? Бенволио покачал головой. - Значит, он безумец, – безапелляционно бросил Скалигер. «Воистину. Мы же все безумны» - Пойдем снова геройствовать? Понял, – тут же добавил Меркуцио, поймав усталый раздраженный взгляд друга. - Я лично иду спать, – категорично произнес Монтекки. – Это ты умудрился выспаться, а я всю ночь… ждал рассвета, – объяснение «всю ночь беседовал с Родетти» могло вызвать слишком много вопросов. - Тогда до вечера! – не заметив его замешательства, махнул ему рукой Меркуцио, и они разошлись разными дорогами. По пути домой Бенволио проходил мимо открытой двери часовни. Чуть замедлившись, он заглянул внутрь. Вошел. И поставил свечу за здоровье врага. *** Родетти ненавидел октябрь. Ненавидел этот холод и эту темноту. Эту сырость и эту слякоть. Даже ярко-красные листья не создавали настроения. Он ненавидел октябрь. Он ненавидел октябрь. Он навевал дурные мысли, заставлял тосковать и так неспокойную душу Родетти. Заставлял вспоминать об отце. Который уже как пять лет не вернется домой. Вспомнил, как после этого изменились оба брата: Тибальт, до этого довольно благоразумный мальчишка, по молодости лет не готовый оскорблять человека из-за фамилии, возненавидел Монтекки всем сердцем, а Валенцио понял, что в этой смерти виноват не только Стефано Монтекки, которого он действительно ненавидел, как дышал, но и Капулетти, что заставили отца ввязаться в пустую драку. Он не смог молчать, он был вспыльчив и прям, поэтому он рассорился со всеми младшими Капулетти и вообще презрительно отзывался об этой войне. Его считали грубым, злым, его слова их оскорбляли. Он говорил правду. Но он не пытался исправить хоть малую толику зла. Он говорил, но ничего не делал. Явно показывал свою позицию – но проходил мимо дерущихся. Презирал их, будто говорил «пусть подохнут, идиоты». Поэтому его терпели. Терпят говорящих правду, но ничего не предпринимающих по ней. Терпят пытающихся делом что-то изменить, но на слова остающихся верным этой лжи. Не любят, ненавидят, презирают – но терпят. Днем не нужны свечи. Днем не светит луна. Валенцио ненавидел октябрьскую ночь, но любил, когда в ней сияла луна, а в доме горели свечи. Луна светила ярко, но холоден её свет. Свечи не особо освещали, но зато ласково грели замерзшие ладони. Вместе они успокаивали тревожное сердце Родетти. Валенцио не любил октябрь. Чтобы спастись от него, он жег свечи и раскрывал пошире окно. Но днем не нужны свечи, и нет уже давно луны. Хотя?.. Он попросил Эдипа зажечь свечу и аккуратно поставил её на стол. Затем налил вино себе в кружку. Луну, увы, призвать он был не в силах. Поэтому он просто закрыл глаза. Там можно увидеть все. Воспоминания воскресят любой образ. Он усмехнулся, вспомнив этот странный разговор в ночи. Так странно… но почему-то он оказался нужным судьбе и Богу. Зачем-то присудили им это.… И ведь не зря. Очень не зря. - За ваше здоровье, враг, – с насмешкой проговорил он в тишину. – За ваше здоровье.