Гроза

— Ветер меняется, — говорит Цзялэ. — Скоро гроза. Чжэпин смотрит в ярко-синее небо с редкими росчерками облаков. На жаркое, почти белое летнее солнце. На море, мерно накатывающее на берег в нескольких метрах от их ног. И думает, что за время в Циндао Цзялэ превратился в какого-то нереального, почти сказочного персонажа, который умеет предсказывать грозы. А сам Чжэпин не изменился. Его небо по-прежнему — потолок в игровых. Он все еще верит в свои глупые принципы. Все так же влюблен. Безответно и безвозвратно. Они сидят на теплых камнях у кромки воды, вокруг — туристы и местные жители. Смеются и громко кричат дети, перевозбужденные от сладкого мороженого и газировки. Вдоль пляжа неспешно прогуливаются, держась за руки, парочки. Никто, кажется, не замечает перемен в погоде. Все наслаждаются солнечным днем, хотя лично Чжэпину кажется, что наслаждаться здесь особенно нечем. Жара ужасающая, от воды сильно пахнет цветущими водорослями. Ветер — и тот теплый, не охлаждает толком, а так, шевелит волосы, прижимает рубашку к телу. Прикосновения нагревшейся на солнце ткани неприятны, кожу жжет то ли от соли, то ли от солнца, но Чжэпин ни за что не сдвинется с места, пока Цзялэ рядом. Сидит, откинувшись на камни, подставляя солнцу лицо, шею, руки и ноги в шортах. Греется, будто и правда вот-вот налетит шторм с грозой. У Чжэпина голова кружится от желания погладить горячую кожу. «Нельзя», — говорит он сам себе. В который раз за эти годы. «Цзялэ — твой партнер, твой лучший друг» превратились в «Цзялэ — твой соперник, твой бывший лучший друг, с которым отношения только-только стали налаживаться». Нельзя все испортить сейчас. Когда-нибудь потом, когда будет уже нечего терять, Чжэпин воспользуется шансом и все испортит. Может быть. Один раз он уже передумал. Удержал внутреннего берсерка, как говорит Цзялэ. Если бы он знал. Приземлившаяся рядом с ними чайка вдруг громко вскрикивает, выдергивая Чжэпина из мыслей о прошлом, которое один хрен не изменишь, в настоящее, в котором жара, солнце, море и Цзялэ, который смотрит на него внимательно, даже очки сдвинул на лоб, наплевав на яркие блики от воды. — Ты что-то спросил? — Угу, — с важным видом кивает Цзялэ, опускает очки на глаза и отворачивается. Чжэпин уже знает, продолжения не последует. Цзялэ теперь будет его троллить за невнимательность. — Эй! — Он несильно толкает Цзялэ в плечо. Футболка под пальцами горячая, кожа под ней — еще горячее. Чжэпин отводит руку. Цзялэ поворачивает голову, провожая его движение взглядом. — Угадывай теперь, — смеется Цзялэ. Того и гляди покажет Чжэпину язык. — Ты предложил угостить меня холодным чаем? — с надеждой интересуется Чжэпин. Он давно выучил правила этой игры — за все годы залипания на Цзялэ и пропуска его слов мимо ушей. А от холодного чая в такую жару прямо сейчас он бы точно не отказался, так что можно хотя бы попытаться. — Не-а, — тянет Цзялэ. Поднимает руку вверх, разглядывая небо сквозь пальцы. Чжэпин невольно зависает, скользит взглядом по его кисти, смотрит, как солнце подсвечивает кожу. — Там очередь, — продолжает Цзялэ. — А у тебя осталось две попытки. — Про попытки мы не договаривались, — возмущается Чжэпин. — Что за смена правил после старта? Я требую подсказку! Цзялэ снова смеется. Порыв ветра уносит звуки, делает его смех мягче и чуть тише. — Ну ладно. Дай-ка подумать… — Он делает вид, что размышляет. — Есть такая локация! — Ты хочешь пк на свободе? — удивляется Чжэпин. Цзялэ очень давно не звал его посражаться друг с другом просто так, для удовольствия. Этой темы они вообще не касаются. Странно, зачем Цзялэ завел этот разговор сейчас, когда все так мирно и так «оффлайново», другого слова не подобрать. Пляж, дети, туристы, чайки. Камни, ветер, запах моря. И вдруг пк на свободе. Цзялэ тоже удивляется. По его лицу пробегает тень, он хмурится, но продолжает, как ни в чем ни бывало. — Вообще можно, конечно, но не сейчас. Я тебя не для этого позвал, — он говорит спокойно, даже слишком. Затишье перед бурей. «А зачем?» — едва не срывается с языка. Цзялэ ворвался в QQ совершенно неожиданно, выругался на Е Сю, который достал его во время тренировок сборной. «Охуевший мудак!! — писал Цзялэ. — Он что, считает, что мы все здесь сосунки без опыта и мозгов?! Какого хера он все-таки не ушел в отставку, а? Как же он заебал...» Чжэпин так и видел, как Цзялэ кривится, как всегда, когда злится, как его глаза темнеют, как он сжимает кулаки. Хотелось его успокоить и одновременно — вложить ему в руки мышку и клавиатуру, включить игру и посмотреть, как Цзялэ с шиком и слепящими глаза эффектами в одиночку громит все и вся вокруг. Вместо этого Чжэпин завел разговор на отвлеченную тему, как всегда переключая внимание Цзялэ, гася бурю его эмоций. А потом Цзялэ вдруг пригласил Чжэпина в Циндао на пару дней во время каникул в «Славе». Чжэпин согласился, не раздумывая. И вот теперь он здесь, сидит рядом с Цзялэ на пляже и разглядывает, как ветер треплет его волосы. Длинные пряди приподнимаются, будто живые. Скользят по шее и щекам. Кажется, порывы стали сильнее. Возможно, Цзялэ и прав, и погода меняется. — Последняя попытка! — Цзялэ поднимает вверх палец. Не поворачивает голову, но по виду его ясно: знает, что Чжэпин смотрит на него. Только на него. Волна ударяется о камень рядом с ногой Чжэпина. Брызги долетают до колен, джинсы намокают. Несильно, даже приятно. Освежает после нескольких часов на солнце. — Ты предложил пойти обратно, чтобы успеть спрятаться до грозы? — С тобой неинтересно, надо было давать тебе одну попытку. Тогда был бы шанс, что ты проиграешь. — А что бы ты попросил, если бы я проиграл? — Чжэпин улыбается, поднимаясь. Ветер — теперь точно усилившийся — шевелит рубашку, поднимает полы, холодит взмокшую кожу. На горизонте появляются облака, быстро несутся по небу. Цзялэ молчит, Чжэпин смотрит на него сверху вниз, и тот ведет плечом и тоже встает. — Я бы что-нибудь придумал, — говорит он, и Чжэпин точно знает — врет. Цзялэ быстро шагает вперед, Чжэпин догоняет его и пристраивается рядом, кроссовки вязнут в песке, над головой орут чайки. Народ постепенно собирается — теперь надвигающуюся грозу видят все. Какой-то пацан, услышав недовольный окрик матери, бьет по футбольному мячу напоследок, его подхватывает ветром — и он летит прямо в голову Цзялэ. Чжэпин двигается на инстинктах, толкает Цзялэ в сторону, отбивает мяч локтем и едва не падает носом в песок, с трудом удерживая равновесие. Весь инцидент занимает несколько секунд, и в следующий миг перед собой Чжэпин видит раздраженного Цзялэ. — Блядь! Совсем уже мозги потеряли, чертовы дети! — Цзялэ не стесняется в выражениях. — И ты, тоже мне герой, руки бы поберег! Неужели тебя жизнь ничему не учит? — Да это же просто мяч, — успокаивает его Чжэпин. Удар был несильным, и пацан, испугавшийся взбучки, уже давно сбежал. — Фигня. Смотри, ты мальчишку напугал, о, великий и ужасный. Он смеется и едва не давится, когда Цзялэ вдруг хватает его за локоть горячими пальцами, выворачивает руку, разглядывая покрасневшую кожу на предплечье. — Вот это — не фигня! — зло говорит он. — Твои руки — не фигня, блин! Он отпускает Чжэпина, сжимает ладони в кулаки. Отворачивается и ускоряет шаг. Чжэпин не знает, что сказать на это. Он хотел бы сказать, что не понимает, что нашло на Цзялэ, но это было бы ложью. Он прекрасно знает, почему Цзялэ злится, и злится сам в ответ. На себя. На Цзялэ. На кучу мелочей и немелочей. На собственные чувства и неспособность их выразить. Он идет следом за Цзялэ, не глядя по сторонам и не запоминая дорогу. Внутри все кипит, раздражение нарастает с каждым шагом. Будто надвигающаяся гроза, от которой уже потемнело небо и слышен где-то вдалеке грохот грома. Отель, в котором Чжэпин снял номер, близко к пляжу. Первые капли дождя, тяжелые, холодные, падают на землю в тот момент, когда они подходят к дверям. А когда поднимаются наверх — все в том же злом молчании, — за окнами уже настоящая буря. Ветер швыряет потоки воды в стекло, небо то и дело рассекают ветвистые молнии. «Вот он — момент, когда можно без зазрения совести все испортить», — думает Чжэпин, когда Цзялэ разворачивается и шагает вперед. Встает почти вплотную, смотрит в глаза. Злой, растрепанный, невозможно красивый. — Спроси меня, — говорит он тихо. За шумом дождя почти не различить слов, но Чжэпин слышит четко, будто в наушниках. Сверкает молния. Чжэпин задает совсем не тот вопрос, который вертелся на языке со времени приглашения. — Что бы ты попросил, если бы я проиграл? Ему нужно знать правду. Гром грохочет так громко, что стекла звенят. Оглушает. Цзялэ вздрагивает всем телом и отвечает — совсем не то, что надеется услышать Чжэпин. — Чтобы ты не геройствовал! Улегшееся было раздражение вспыхивает с новой силой, сметает всю сдержанность, все преграды, возводимые годами. Чжэпин дергает Цзялэ на себя, с силой сжимает его плечи. Пусть останутся следы. Пусть он знает. — Я сам решаю, что мне делать! — зло говорит он, глядя Цзялэ в глаза. — Это просто синяк, я от него не умру. — Я бы увернулся! Или выжил бы, не маленький уже. Не надо меня защищать! Почему ты вечно строишь из себя… — Потому что я хочу тебя защищать, — срывается Чжэпин, перебивая его. — Потому что ты, блядь, по-прежнему самый важный человек в моей жизни. И хватит мне уже врать, ты заебал! Только закончив, он понимает, что сказал. Сердце стучит в горле, в крови бурлит адреналин, злость, все подавляемые желания. Выпустил берсерка, ничего не скажешь. Цзялэ так и стоит с открытым ртом. Секунду, может, меньше. Чжэпин не успевает сосчитать, не успевает пожалеть о том, что ляпнул, потому что в следующее мгновение его сметает ветер по имени Цзялэ. Вжимается в него, целует — так, что в мозгах замыкает. По телу проходит разряд молнии, Чжэпин отвечает на поцелуй. Впускает язык Цзялэ в свой рот, запускает пальцы в спутанные волосы. Тянет Цзялэ на себя, трется о него, чувствуя как их обоих потряхивает от накатившего желания. Под веками вспыхивают яркие отсветы молний, Чжэпин открывает глаза и натыкается на поплывший совершенно взгляд Цзялэ. Тот отстраняется на секунду, заводит руки за голову, распускает хвост. Волосы рассыпаются по его плечам, щекочут ладони Чжэпина. А Цзялэ уже снова целует его, расстегивает рубашку, гладит по груди, задевая соски. Чжэпин стонет ему в рот, ведет одной рукой вниз и сжимает задницу Цзялэ. Сколько раз он представлял себе это движение во время дрочки — не сосчитать. А теперь Цзялэ в его руках. Живой, настоящий, пахнет солью, морем, солнцем, как и сам Чжэпин. Он расстегивает джинсы Цзялэ. Узкие, модные, Чжэпин как увидел их, чуть крышей не поехал. Тянет вниз вместе с трусами, высвобождая член. Гладит влажную от смазки головку, наблюдая за тем, как Цзялэ прикрывает глаза, толкаясь ему в ладонь. Закусывает губу, а потом словно просыпается, моргает, фокусируясь на Чжэпине, прожигая взглядом. Дергает его ремень, ширинку, подцепляет резинку трусов и сжимает пальцы на члене. Чжэпина выносит от одного прикосновения. Он двигает рукой на пробу, и Цзялэ тут же подстраивается под его ритм. От этого на секунду становится больно — мелькает мысль «как в сражениях», — и тут же пропадает, Цзялэ сметает ее собой, своим вкусом, запахом, тихими хриплыми вздохами. Они дрочат друг другу, не отводя взглядов. Дышат одним, очень горячим воздухом, стонут одновременно, и кончают тоже, кажется, вместе. Целуются, не пытаясь выровнять дыхание. Шагают к постели, падают на нее, переплетаясь руками и ногами. За окном по-прежнему грохочет и сверкает так, что кажется, что они оказались внутри атаки Цзялэ. Может, так и есть. Чжэпин уж точно. — Я думал, скажу тебе правду, и все испорчу, — говорит Цзялэ. — Так и молчал, а потом не выдержал. Еще и этот мудак Е Сю, его отставка, которая не отставка толком даже… и я подумал, сколько можно ждать? До твоей отставки? До моей отставки? До самой смерти? Нихрена. И нервничал сегодня весь день, злился на себя и на тебя. Прости? — Я тоже злился. — Чжэпин смотрит на Цзялэ в ярком свете молний. — И тоже молчал. Какие мы дураки, да? — Ну, ты точно, — усмехается вдруг Цзялэ. — Не угадал с первой попытки и даже вопрос правильный задать не смог. — Мне кажется, я его задал. Только ответ не получил. — Можно подумать, ты его не знаешь. — Цзялэ, — Чжэпин сам не знает, почему ему вдруг так важно довести тот разговор до конца. — Ладно. Я попросил бы тебя закрыть глаза, не двигаться и не подглядывать. — Вот так? — Чжэпин закрывает глаза и замирает. — Да. — Что бы ты сделал дальше? — Угадай. Одна попытка. Проиграешь — убью тебя нахрен. Дыхание Цзялэ оседает у него на губах. Чжэпин целует его, так и не открывая глаз. Чувствует, как его губы тоже растягиваются в улыбке. Грохот за окном постепенно стихает, сменяясь шорохом простыней, вздохами и стуком пульса в ушах. Чжэпин не умеет предсказывать грозы. Его небо по-прежнему потолок в игровом зале. Зато он умеет предсказывать Цзялэ, а это — гораздо лучше.