***
— Ах, Маргарет! — звонкий смех Анны раздавался так громко, что Томас Кромвель спрятал свою улыбку и вновь стал делать важный вид и искать указы, которые так долго ждали своего часа. Маргарет Ли, сестра влюбленного в королеву Томаса Уайетта, была близкой подругой Анны и сейчас рассказывала ей занимательные истории из их общего детства. — А ты помнишь, как Том залез на дуб и стал читать свои стихи? Королева расхохоталась и прижала руку к груди. — Да, про черноокую деву. Это была я, и помню, как он раскраснелся и свалился с дерева! Женщины хихикнули, когда Кромвель откашлялся и, не мигая, посмотрел на них. — Ах, вы еще здесь! — протянула Анна и высоко подняла острый подбородок. — Не надоело слушать? — Право, надоело, — признался секретарь. — Но я так сильно хотел узнать конец этой истории, что не смог вас прервать, — королева коротко усмехнулась. — Это второй акт о престолонаследии после королевы Елизаветы, — протянул ей он бумагу, и Анна стала внимательно читать, иногда вскидывая взгляд и словно прожигая Кромвеля изнутри. Королева, прочитав его вдоль и поперек, отдала свиток министру и проговорила, протягивая гласные: — Крэмьюэль, это значит, что если моя малышка умрет юной, то принцесса Мария займет её трон? — титул девушки Анна чуть не выплюнула. — Что будет, если Лиззи отравят? Этим актом вы зовете гниль убить её, чтобы испанцы заняли трон! — голос женщины сорвался, она закашлялась, и Маргарет похлопала её по спине. Томас Кромвель развел руками. Эти представления для него не пройдут. Он не покойный король Генрих, который, чуть увидев истерику и слезы жены, сразу бросался расцеловывать её пальцы и успокаивать. — Миледи, понимаю ваши опасения. Но если мы не выпустим этот акт, то паписты имеют полное право посадить на трон принцессу Марию: она дочь покойного короля, к тому же и старшая. — Прежний акт уже недействителен? — зашипела королева, и ее подруга отпрянула в испуге. — Я ясно помню, что Генрих написал, дабы после его смерти единственные наследники будут наши с ним дети! Министр сжал губы в одну линию и вздохнул, словно все это его очень тревожило. — Миледи королева, Его Величество надеялся, что вы подарите ему сына, — Анна вздрогнула и обхватила себя руками, вспомнив, что именно эта проблема стала одной из причин её несостоявшегося падения. — Поэтому тот акт можно перевирать в любые стороны. Я пекусь о безопасности королевы Елизаветы, и надеюсь новым актом устранить все несостыковки, — руки женщины сползли вниз, и она сжала юбки. — Будет по-вашему, — сдалась она. — Что за второй указ? Кромвель передал новый сверток королеве, и она едва ли его прочитала, моментально вернув назад. — Хорошо, — сказала Анна. — Хорошо, — повторила она, и её лицо стало отрешенным. — Миледи, — поклонился секретарь, прижал указы к груди и вышел из покоев.Глава 26
30 августа 2018 г. в 15:40
Лето стало самым жарким за всю длинную жизнь Томаса Кромвеля, а он видел многое, но не выжженные поля около Лондона, около Виндзорского дворца, куда перебрался весь двор.
Он был памятен для королевы Анны, ведь здесь король сделал её маркизой Пембрук в собственном праве, первой женщиной- пэром в Английском королевстве, возвысив её.
Ныне Анна Болейн не единственная женщина-пэр. Маргарет Поул, наследница Плантагенетов, женщина лет пятидесяти является графиней Солсбери в собственном праве и самой ярой паписткой.
Двор постепенно рассеивался по покоям, слуги сновали туда-сюда с чистым бельем и вином, а Кромвель силился вспомнить, по какой лестнице ему стоит пойти, чтобы добраться до кабинета.
Вероятно, по этой. Министр слушал стук своих каблуков по парчовому покрывалу и зашел в открытую дверь.
Художник с рытвинами от оспы по всему лицу рисовал Анну Болейн, и секретарь видел, как точны его движения. Королева была в пурпурном платье, обитом драгоценностями. Черные рукава свисали, а белых ладоней из-под них было почти не видно. Вырез был небольшим, с тонким черным кружевом по всей шее. Мастер обмакнул кисть в краску и обвел серым цветом жемчуг на ожерелье с буквой B. Лицо королевы не выражало ничего, словно каменная маска: губы плотно сжаты, черные глаза широко открыты, а из арселе свисал траурный черный шлейф.
— Ваша Светлость, — склонил голову Кромвель и вновь бросил взгляд на картину. Художник обводил губы Анны нежно-красным цветом, словно серединки дивного цветка.
Немного помедлив, он ушел в поисках другой лестницы.