***
Когда Томас Кромвель зашёл в покои королевы, он увидел, что Анна отпустила всех своих фрейлин, всех музыкантов и прочих почитателей и сидела одна, развернувшись спиной к двери. Не заметив его, Анна поднялась, подобрала лежащие на полу листки бумаги и швырнула их в горящий камин. Весь её вид выражал глубокую задумчивость и сомнение. — Я вам не помешал? -наконец подал голос Кромвель. Анна резко обернулась и широко раскрыла глаза от изумления. — Что…что вы тут делаете? — вспыхнула она. — Как долго вы здесь стоите? Вы напугали меня. — Сожалею, мадам, — склонил голову секретарь и увидел, что губы Анны задрожали, а из глаз едва не брызнули слёзы. — Что случилось? Могу ли я вам помочь? Королева быстро подбежала к двери, плотно закрыла её, а затем судорожно опустилась в кресло, закрыв лицо руками. — Прошу вас, это очень важно, — заговорила Анна на французском, убирая руки. — Томас, сядьте поближе. Кромвель тут же подошел практически вплотную к ней. Анна же, обхватив его шею руками, тихо зашептала на ухо, но и это показалось ему громче крика: — Томас, я жду ребенка. Нашего ребенка. Лорд-канцлер едва не поперхнулся от того, что узнал. Королева Англии в положении, когда её муж мертв уже полгода. Непорочное зачатие, не иначе… — Господи! — простонал он, закрывая лицо руками. Впервые за полгода Кромвель ощутил на себе тяжесть последствий от любви к Анне и утолении своих плотских желаний. Это уже не просто прелюбодеяние, но и будущее рождение ребенка от этой греховной связи. Рождение бастарда. А мысль о возможной кончине королевы при родах секретарю пришлось убирать из своей головы насильно. Весь тот хрупкий мир, который они строили, рушился на глазах. Убрав руки, Томас Кромвель увидел, как Анна опустила голову и закрыла глаза, бесшумно проливая горькие слёзы. — Об этом кто-нибудь может знать? — Никто, — резко вздернула голову королева. — Только мои фрейлины, зашнуровывающие мой корсет каждое утро, могут заподозрить, но и они… — Отошлите их, — тотчас отрезал Кромвель. — Лишние глаза нам ни к чему. Анна вспыхнула, но не возразила. — А что потом? — понизила голос она. — Пока все незаметно, но потом пойдут слухи. Ситуация становилась настолько безумной и нереальной, что лорду-канцлеру захотелось ущипнуть себя, чтобы проснуться. — Потом вы отправитесь в Хивер или Пембрук-выбирайте любой замок вдали от Лондона- и там будете «тяжело болеть». Думаю, за это время все благополучно разрешится. Горло жгло от того цинизма, с которым Томас Кромвель произнес эти слова, понимая, что глубоко унижает Анну. Ведь она, на самом деле, не виновата в том, что поддалась искушению. Это он виновен во всем, что сейчас происходит. И если, упаси Боже, Анна умрет при родах, секретарь не простит себе этого. Королева поднялась, держа в руках юбки. Её щеки пылали от гнева, а в глазах сверкали искорки. — Никогда ещё никто меня так не оскорблял, как какой-то лондонец, неизвестно как поднявшийся при дворе, — выплюнула Анна. — Подскажите, Кромвель, в чём секрет? Возможно, вы делили ложе с королём? Ведь вы- совершенно непримечательный человек бедной наружности. И в голове у вас пусто, — с этими словами она легко ударила кулаком по его лбу. Ещё месяц назад министр вступил бы в яростную ссору с королевой, защищая своё достоинство, но теперь, понимая, что именно он довёл ситуацию до такого, возмущаться Кромвель не смел. — Мне жаль, что мои успехи обошли вас стороной, Ваше Величество, — язвительно ответил он. — Я сожалею, но мне надо идти. Ублажать других мужчин, — с этими словами секретарь снял головной убор и низко поклонился. Развернувшись, Томас Кромвель направился к двери, не оборачиваясь и пропуская мимо ушей упреки Анны. Тяжесть положения всем грузом навалилась на него, и ему стало дурно.Глава 41
3 ноября 2018 г. в 19:16
Сжав руки, как это любила делать покойная Екатерина, Анна Болейн гордо вошла в тронный зал. Шлейф её пышных юбок несли фрейлины, среди которых Томас Кромвель узнал Мадж Шелтон, не изменившуюся с их встречи. Всё тот же настороженный взгляд и элегантная походка.
На троне уже сидела Елизавета, и мать она встретила широкой улыбкой и кивком головы. Анна же встала на колени перед ней и заговорила:
— Ваше Величество, позвольте мне сесть рядом с вами и вершить справедливый суд.
Девочка вновь кивнула, и Анна прошествовала на трон рядом с ней. Усевшись, та гордо выпрямилась и взглянула на каявшихся мятежников в одних лишь изодранных рубахах. Кромвель поморщился от вида кровавых ран, запекшихся на их головах и телах. Это бедняки, самые многочисленные и самые несчастные в королевстве. Что побудило их поднять мечи, топоры, дубины против королевы? Налоги? Отчаяние?
— Мы пришли сюда, чтобы рассмотреть дело о людях, которые поднялись против короны и пришли сюда, намереваясь сеять хаос и смерть, — гулко начала Анна, и её голос эхом отдавался в голове секретаря. — Мы все были ошарашены таким предательством, таившимся в самом сердце Лондона, — королева распалялась, и Кромвель испугался, что она вот-вот сорвется на крик. — Змеи опутали нас, но вот настал час расплаты. Одним движением меча я уничтожу заговор. Вы все, простые лондонцы, стоящие передо мной на коленях, вы все приговорены к смерти, смерти изменников с помощью повешения, — Анна замолчала, переводя дух. — Ибо нам так угодно, — отождествляя себя с всемогущим королем Франциском, королева не только выражала свое уважение, но и показала влияние Франции не только на моду, но и на политику в том числе.
В зале воцарилась тишина. Вот-вот должна вскрикнуть юная королева, но Елизавета хранила молчание. И в тот момент, когда стражник рывком поднял одного мятежника на ноги, она соскочила с трона и бросилась в ноги матери.
— Помилуйте их! — звонким голосом вскрикнула Элизабет. — Леди-матушка, прошу вас, не дайте им умереть! Освободите их!
Анна осторожно подняла дочь на руки и прижала к себе. Лучи солнца, проникнувшие из невысоких окон, осветили королеву, делая из неё Мадонну с младенцем, пусть и не светловолосую.
— Если так желает Елизавета, то этого же и хочу я. Именем королевы Англии, вы будете помилованы и освобождены, разумеется, заплатив короне за причинённые нам неприятные эмоции.
Лондонцы, ошарашенно поднимаясь, стройным рядом шли к королеве и припадали губами к её перстню, прославляя спасительницу. Кромвелю же показалось, что гордая собой Анна решительно не видит разницы между балом-маскарадом и политическими играми. Вздохнув, он устремил свой взгляд вниз, к шествию помилованных. На сотню недовольных меньше, думалось ему.