Госпожа Болейн

      В покоях королевы-регента стоял аромат благовоний, которые остались с недавних рождественских празднеств. Они должны были уничтожить запах настоек и смерти, подкравшейся, как самый опытный и жестокий палач на Тауэр-хилл. Вот приговорённый ещё шептал слова молитвы и отгибал воротник, чтобы все закончилось поскорее, а в следующую секунду топор пронзал его шею, и голова с ещё распахнутыми глазами и губами падала на эшафот под громкие крики толпы. Где-то вдалеке завывал человек, который был близок с казнённым, но его слёзы и рыдания заглушались воплями людей, считавшие, что на их глазах совершилось правосудие.       Анна Болейн лежала на постели с закрытыми глазами. Казалось, что она просто мирно спит, но, как только Томас Кромвель подошёл ближе, он увидел неестественно красные губы и щёки королевы. Она постепенно сгорала, в этом не было сомнений. Знали это и страшно рыдающие фрейлины у её постели, в числе которых были Маргарет Ли и Анна Зуч. Знали это и Джордж и Мэри, которые, услышав о болезни сестры, тут же приехали. Знали это и её родители — Томас и Элизабет. Семья умирающей стояли молча, как мраморные статуи. Лишь изредка кто-то из них, кроме графа Ормонда и Уилтшира, бросался на колени и всхлипывал, хватая за руку Анну, как утопающий держится за соломинку.       Кромвель знал, что ему нужно остаться с королевой наедине. Он знал, что должен успокоить её в последние часы, сказать, как сильны его чувства, как он ценил её при жизни. Нельзя было терять ни минуты.       — Оставьте меня, — тихо произнёс граф Эссекс, но никто не услышал. — Оставьте меня, — громче повторил он.       Всё присутствующие удивлённо обернулись, как будто услышали привидение, и пытались начать протестовать.       — Но ведь…       — Милорд, прошу вас…       — Ей нужна помощь и вы…       Томас Кромвель внезапно пожалел, что в его руках нет арбалета или лука: тогда все ушли бы быстрее. Граф Эссекс поморщился от своей кровожадности.       — Покиньте комнату, — повысил голос он. — Немедленно. Я лорд-канцлер этого королевства, и вы обязаны подчиняться моим приказам!       Кромвель тут же возненавидел себя за эту вспышку ярости и некое злоупотребление своими титулами и полномочиями, но это того стоило: все тут же исчезли из комнаты, словно их никогда здесь и не было. Он плотнее прикрыл дверь, не понимая, зачем это сделал. Каждый человек, находившийся в этой комнате, если не был дураком или наивным, понял, какого рода отношения были между королевой Анной и лордом-канцлером. Сейчас не было времени и смысла скрываться. Скоро всё это будет предано забвению, как тело казнённого на Тауэр-хилл после погребения в холодную землю. Безликая толпа не вспомнит о нём больше никогда, ни сегодня, ни завтра. Они все разойдутся по домам и будут мило беседовать со своими вторыми половинками, пить вино или развратничать с женщинами, а, может, и всё сразу.       — Анна, — тихо проговорил Томас Кромвель, садясь около кровати на колени и схватив её за горячую ладонь. — Анна, прошу тебя, очнись.       Женщина тут же открыла глаза, и испуг в них сменился на ужасающее спокойствие, какое бывает в глазах приговорённого к смерти, когда он проходит свои последние пару шагов до эшафота. Больше он никогда не сможет пойти или быть свободным. Умершие в Тауэре остаются там навечно.       — Это ты, Томас, — произнесла она. — Я думала, что уже мертва. Я перепутала тебя с апостолом Петром. Как глупо! За мои грехи меня непременно отправят в ад, — после этих слов Анна расхохоталась, и её глаз задергался, а на лбу появилась испарина. — Я ведь убила добрую королеву Каталину. За это сейчас я страдаю. В мире существует справедливость, не так ли, дорогой муж?       Кромвель вздрогнул, но не отступил. У королевы началось помутнение рассудка из-за жара. Она никогда не называла его мужем, да и «добрая королева Каталина» умерла из-за продолжительной болезни, к которой не были приложены элегантные руки Анны Болейн. Этот поток слов не мог быть вызван ничем иным как смертельной горячкой, которая неспешно подкрадывалась к жертве с уже заточенным мечом. Удар — и всё.       — Вы бредите, мадам.       Анна посмотрела на него немигающим взглядом чёрных глаз, вмиг возрождая в нём былую страсть. Боги, если бы только она выжила, поборола болезнь, как все напасти, лорд-канцлер бы не выпустил королеву из своих объятий. «Боже, я никогда у тебя ничего не просил», — взмолился секретарь. «Умоляю тебя: дай ей жить. Прошу тебя, не забирай её от меня».       — Мой разум абсолютно ясен, — ответила Анна. — Так же как и то, что мне предстоит умереть, оставив дочь сиротой в четыре года.       Томас Кромвель почувствовал, как горькие слёзы подступают к его глазам.       — Не говорите так, — прошептал он. — Вы должны жить. Ради дочери. Ради страны. Ради…меня, — на последнем слове секретарь неловко запнулся.       Лицо Анны Болейн перекосилось от горя и боли, а её саму начала бить крупная дрожь, словно до приговорённого к смерти начало доходить, что именно сейчас произойдёт на эшафоте. Он сначала опустит голову на плаху, а только потом поймёт, ощутив холодное прикосновение дерева, что идут его последние секунды.       — Вы не должны умирать, — хрипло сказал Кромвель. — Вы пережили заговор против вас, вы справились с этим. Страна нуждается в вас. Вы должны завершить Реформацию. Вы должны вырастить свою дочь. Вы должны принимать косвенное участие в жизни маленького Генри. Вы должны налаживать политику и сделать так, чтобы для Англии наступил Золотой век, — Анна таяла. — Если вы не можете жить ради этого, — надломленным голосом закончил он. — живите ради меня. Ради того чувства, которое ко мне испытывали. Знайте, что я любил вас больше всех в этой жизни и люблю вас до сих пор. После того, что мы пережили, вы не можете уйти так. Вы не можете, Анна.       Их взгляды встретились. Перед глазами Томаса Кромвеля предстала невысокая и худенькая девушка в зелёном платье, обаятельная фаворитка короля. Он читает с этой девушкой, обсуждает Реформацию. У неё незаурядный ум. Он восхищается ей. Уже женщиной её коронуют. Они вместе проводят реформы. Он узнает, что король задумал казнить её. Он влюбляется в неё и готовится пожертвовать всем, что было ему дорого. Король умирает, и коронуют её дочь. Он становится лордом-канцлером. Он открывается ей, и постепенно между ними вспыхивает страсть, а затем и любовь. Она внезапно ожидает его ребёнка. Они тайно венчаются, рождается сын, которого отдают в семью его старшего сына от первой жены. Они вместе управляют королевством. Они счастливы.       Кромвель был уверен, что Анна вспоминает то же самое.       — Я люблю тебя, — прошептала королева. — Я люблю тебя, и, если бы мне было суждено прожить тысячу жизней, я бы всё равно любила тебя в каждой из них. Я никогда не буду сожалеть о том кратковременном счастье, которое было даровано нам Богом, — Анна жутко закашлялась. — Я всегда любила тебя, с момента первой встречи и до последней. И мне жаль, что мне придётся умереть не в твоих объятиях. Le temps est venu.       Её глаза закрылись. Томас Кромвель, чувствуя, как тупая боль пронзает его сердце, крепко прижал тело своей любимой жены к себе, понимая, что начинает завывать, как раненое животное. «Время пришло». Палач приготовился. Приговорённый горячо молится. «О, Иисусе, смилуйся над моей душой…». Палач размахивается и со всей силы ударяет топором по шее несчастного.       — Анна! — вскрикнул он, чувствуя, как холодеет её тело. Осознание того, что дорогой его сердцу человек больше никогда не наградит его даже короткой улыбкой, убивало секретаря быстрее самого опытного палача. — Анна! — повторил лорд-канцлер, услышав, как открывается дверь.       Внезапно Томас Кромвель понял, что это конец. Окончательно.       Анна Болейн ушла к Создателю.       Он безвольно опустил её тело на кровать и, не заботясь, кто вошёл, убрал спутанные чёрные пряди бывшей королевы с влажного лица и поцеловал её в лоб. Последний жест любви и привязанности жене.       — Милорд, — услышал секретарь дрожащий от боли голос архиепископа Кранмера. — Вам нужно успокоиться и пойти со мной. Для Её Величества нужна достойная подготовка к загробной жизни. Исповедь уже была проведена, а теперь…       Кромвель никогда не рыдал. Последний раз он чувствовал себя разбитым и пролил несколько горьких слёз после смерти Лиз и дочек. Тогда ему казалось, что Господь даровал своё прощение, заменив живое сердце секретаря на каменное. Но теперь лорд-канцлер чувствовал, что вместе с Анной ушла и внушительная часть его души. Часть, которая была способна на сострадание и любовь. Казалось, весь свет в мире померк после её смерти.       Томас Кромвель закрыл глаза руками и рухнул на землю, упав в ноги архиепископу. Чувствуя, как его сердце пропускает удары, он ужасно зарыдал.

Всему свое время, и время всякой вещи под небом: Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; Время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; Время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; Время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; Время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; Время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру…