***
Твой игрушечный поезд летит под откос, Только это уже почемy-то всерьёз.*
Лошадь под Ричардом захромала, сбилась с бешеного галопа, но продолжила бежать, медленно и устало спотыкаясь. Ричард не мог сказать, в какой момент битва превратилась в побоище. Он не мог сказать, на чьей стороне сейчас преимущество, где свои, а где — чужие, не мог сказать даже, жив ли он сам или уже стоит на пороге Закатных врат. А бой продолжался, свистели пули, звенели шпаги, падали лошади, падали люди, люди кричали, умирали и убивали — но все это словно где-то далеко-далеко. Словно Ричард вовсе не был частью этого кошмара… Лошадь совсем перешла на шаг, все чаще спотыкаясь о мертвые тела. Окделл закрыл глаза, боясь увидеть знакомые мундиры и лица. Невыносимо пахло порохом, гарью, гниющим или горелым мясом. А еще пахло кровью. И металлический привкус её, разлитой на земле, отчего-то ощущался на языке. У страха вкус крови, у смерти её запах — мысль мелькнула и пропала. Разве герцог Окделл боялся? Нет, он храбро выполнял приказ… Но единственное, что сказал ему перед боем Первый Маршал — ехидное, прозвучавшее как шутка, «Приказываю Вам остаться в живых, юноша». Так и есть, его задача — выжить, выбраться, спастись. А перед боем это действительно казалось шуткой. И Алва смеялся, довольный собой, и ерошил отросшие русые волосы, а потом без конца чистил пистолеты и пытался поймать свое отражение в хищно поблескивающей вороненой стали. И Ричард словно бы наяву сейчас слышал смех своего эра… А еще пару выстрелов и лошадиное ржание.Оловянный солдатик на фланге стола, Ты почти окружен, плохи ваши дела. Перевяжет сестра рассеченную бровь, Только это уже настоящая кровь.*
Подстреленная лошадь рухнула на землю, а Ричард всё падал и падал в бесконечное темное ничто… Если есть пули — каждой нужна мишень, всякому телу — кусок свинца.** В этом — суть войны. И задуматься, растеряться на поле боя — смерти подобно. Кто стрелял? Где враги? — уже не важно. Не верь тому, что говорят глаза, — враг повсюду. На твоей стороне лишь шпага, рукоять которой уже кажется тяжелее чугунной гири. Если отвлекся, забыл о приказе хоть на мгновение, если растерян, если напуган — значит, окружен. Врагами, страхом и самой смертью. Эр учил его стрелять и фехтовать, обеими руками и на скаку, метать ножи и драться врукопашную. Учил не терять контроль, учил не бояться и не жалеть, никого и ни о чем. Долгими вечерами читал свои пьяные проповеди о военном искусстве, о доблести и славе, удаче и хитрости. А Ричард только кивал, улыбался глупо и повторял что-то вроде «Да понял я, понял». Алва наверняка догадывался о мечтах Дика стать вторым Вороном и однажды сойтись с ним на равных в поединке, и победить, и отомстить, и вернуть Людям Чести былое величие и власть, и… Да любая наивная мальчишечья мечта была Ворону не в новинку, потому и глядел он на Дика всегда так скучающе-равнодушно. А тот, напротив, смотрел на своего эра со смесью ненависти, зависти и восхищения во взгляде. Эр Рокэ — пьяница, развратник, убийца, настоящее чудовище! Но быть бы хоть капельку на него похожим… Или хотя бы доказать ему, что может стать таким, как непобедимый Рокэ Алва. Но теперь Ричард падал и падал в черноту, в милосердные объятия забвения…Это те же картинки прочитанных книг, Первозданная сила исходит от них, Только в книгах от ран не осталось следа, Там за Красной горой есть живая вода.*
А перед глазами, как всегда в таким случаях говорят, проносилась вся жизнь. Пролетала в обратную сторону, словно начинаясь заново. Детство Дика нельзя было назвать счастливым, но тем не менее он всегда вспоминал о нем с любовью и светлой грустью. Хотя бы потому что в детстве все было (или казалось) совсем другим… В детстве Дик любил, укрывшись меховым одеялом, слушать вместе с сестрами сказки старой няни: о всемогущих и мудрых богах, создававших неведомые миры; об отважных воинах и подлых врагах, благородных рыцарях, хитрых разбойниках, прекрасных дамах; сказки о любви и верности, о войне и доблести, о торжестве света, добра и правды. И жизнь тогда не казалась такой тяжелой, война — такой грязной, а смерть — такой неотвратимой.Если прямо пойдёшь, то, что ищешь, найдёшь, Только это уже настоящая ложь.*
Воспоминания перелистались как страницы до конца— и Ричард открыл глаза, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Всё же умирать страшно даже во сне. Пуля, предназначавшаяся ему, пролетела мимо, лишь слегка оцарапав ухо. Остальное доделали страх, отчаяние и усталость. А вот лошадь — убита, и это очень плохая новость. На своих двоих далеко не уйти: сил едва хватало на то, чтобы не закрывать глаза и смотреть вперед, туда, куда нужно было идти. Прямо по курсу догорал день и горела степь. На горизонте пламя небесное сливалось с огнем земным, превращая этот уголок мира в сущий Закат. Знойное лето, иссушившее степь, и ветер сделали своё чёрное дело — и вот уже огонь, подобно стае изголодавшихся хищных зверей, со всех сторон подкрадывался к лежащему на земле мальчишке. Попади он в ловушку в горах — Скалы защитили бы своего Повелителя, но здесь… В языках огня мерещились демоны, в рёве пламени — зловещий смех. Было невыносимо жарко и нечем дышать. Но почему-то совсем не страшно. Он должен выбираться отсюда? Тогда нужно идти вперёд! Ведь этот путь приведёт туда, где не будет больше ни страданий, ни боли. И Ричард встал, и, пошатываясь на ватных, ослабевших ногах, медленно пошел навстречу, как он знал, верной смерти — и огонь послушно расступался перед ним.И выходит старик из воды, из огня, И выводит из лесy гнедого коня: «Если хочешь — скачи, сколько можешь — держись! Только это и есть настоящая жизнь».*
А там, за стеной огня, насколько хватает взгляда — выжженная серая пустошь. Осёдланный чёрный конь стоит, опустив голову к земле, укрытой пеплом. И рядом — укутанный в дым, словно в плащ, человек. Его волосы, длинные и совершенно седые, заплетены в косу. И в синих, как сапфиры, глазах отражается закат. Ричард от удивления застыл как вкопанный, а незнакомец со знакомыми до боли глазами подошел к нему вместе с конем. — Скачите отсюда, юноша. Запрыгивайте в седло и скачите прочь, не оглядываясь, обратно в огонь. Мне уже не спастись, а Вы обязаны выбраться, юноша. Я Вам приказывал, помните? — Эр Рокэ?.. — Все вопросы оставьте на потом. Все ответы ищите в башне. Всё, что ищете — найдете в башне, — Ворон указывал рукой на запад, где на фоне алого неба черный столб казался дырой, вырезанной в ткани миров. — Но если хотите выжить — разворачивайтесь и скачите! — а следующая фраза прозвучала гораздо тише: — Есть два пути, Ричард. Вы выберете один — мне достанется другой…Он уходит один, и не слышно шагов, Он не смотрит назад, он не видит врагов. Он уходит туда, где зови — не зови — По колено травы и по пояс любви.*
Солнце, казалось, сошло с ума и, замерев на горизонте, как на лезвии, отказывалось заходить. Черная прорезь башни на полотне заката не приближалась и не отдалялась. Конь, как бы ни подгонял его всадник, лениво и медленно шёл, то и дело наклоняя голову, жевал серый пепел, словно молодую траву. Впрочем, торопиться было уже некуда. Всё, что Ричард искал, теперь будет терпеливо дожидаться его в башне на краю Заката хоть целую вечность.Можно в синее небо с мольбою смотреть, Только это уже настоящая смерть.*