как въедливые духи

Во льдах идет чернильный снег, с пеплом смешивая воду — Катара учится контролировать силу за десятками айсбергов от деревни; она видит дым первая и бежит к эпицентру, забыв обо всех опасениях. У Катары в крови — чистейшая храбрость Северного племени; ей тихоней быть давно надоело. А у самого края континента — смятое железо, пахнущее гарью и плотью; облака, наполненные ядовитой смолой, и едва различимый шепот под обуглившимися завалами. Тишина за грудиной девичьей звучит набатом, гимнами огненным, потому что флаг под ногой — черное на красном; пламя по разлитой крови. Брюнетка окунает медленно ладони в океан, жмурит глаза сильно-сильно, молясь богам о правильном решении, а сердце за жидкими ребрами пытается выскочить прочь. Сокка бы добил, как учили мальчишки, семьи из-за войны потерявшие; отец бы взял в плен, ведь смерть — не всегда единственный выход, доченька; а Катара-то не такая. Она правдиво верит в лучшее, настоящее, во что-то большее, нежели человеческая жажда власти и ярость. Обломки оказываются слишком тяжелыми, человек же под ними — живым; девочка вытаскивает его пока не садится солнце. // Костер потрескивает угольками, в крохотном иглу пахнет жжеными травами и мокрым мехом. У Катары ладони светятся неистово-голубым, она прикладывает их к ожогам — на руках, ногах, на всем подбитом мальчишке. Он едва ли старше, только вот на лице — месиво и алый след, на всю жизнь оставленный кем-то до, незаживляемый, вечный. Девочка пальчиками пробегает по розовым рубцам, по корявым шрамам водит, лишь бы затянулись, хоть бы очнулся. Взгляд выжившего мальчика похож на выстрел в упор, крошащий кости в мелкую пыль. Он смотрит, но двинуться не может — переломы за день не исцеляются, даже от помощи мага воды. Катара ничего не спрашивает, ей и не надо собственно; дети являются детьми, какой бы нации они не были, этого хорошенько потрепало, но он выдержал. Выстоял. Слишком хотел выкарабкаться, поэтому брюнетка ему лишь улыбается, мол, все хорошо, я рядом. Но парень хмурится, скалится загнанным зверьком, не верит, наверное, потому что не умеет, но доверяет. Незнакомец единожды обраняет еле слышное «спасибо», рваное такое, выстраданное; девочка оставляет его без ответа. И очень зря — он исчезает, как только срастаются печальные кости. // Под обстрелом, волной черной обрушившимся на родную деревню, лиц практически не видно — лишь шлемы и рыжие всполохи; брюнетка же собственным телом защищает аватара. Но мгновение, и рядом в жаждущем смерти Аанга принце она внезапно узнает того самого выжившего мальчика с глазами, равными затмению ярчайшего солнца, кого собственноручно вытащила с того света много месяцев назад. Всего лишь миг, а Катара так по-детски резко разачаровывается в людях, что слезы застревают костью в тоненьком горле. У нее сердце разбивается хрупким льдом; вера обращается в прах.