Patient Is the Night

— И что я должен сделать? — повторил Кэнан свой вопрос. Волк молча указал кивком себе на спину: садись, мол. — Ты отвезёшь меня к Гере? Ты хочешь помочь мне спасти её? Волк не ответил, только повторил своё вечное: «Дьюм». Стоило ожидать — Кэнан не помнил, когда ему в последний раз отвечали честно, внятно и подробно, но это точно было очень давно. И, кажется, касалось стоимости и качества сивухи, продававшейся в станционной забегаловке. Вздохнув и выругавшись сквозь зубы, Кэнан взобрался на горбатую, украшенную кожистым гребнем спину. Его дело, в конце концов, не думать и решать. Его дело — ехать, куда везут. Широким скоком волк оставил мост и приземлился в высокую лотальскую траву. Странно подумать, что так близко к столичному городу с его чёрными дымами и всепожирающими краулерами-бегемотами могла расти такая трава. Высокая, невесомая в неверном лунном свете, тонкая и непроглядно-густая. Но главное — высокая, такая высокая, что только сейчас Кэнан заметил, что они с белым волком не одни: как из ниоткуда, возникали всё новые и новые звери, то волки, то мыши, то коты, и бежали рядом. «Интересно, — подумал Кэнан, — как называется волк с коричневой шерстью? И если на нём ездят верхом, можно ли назвать его гнедым?» Ехать, куда везут, оказалось делом не таким лёгким и быстрым. Они бежали и бежали сквозь траву, мимо похожих на гигантские термитники обточенных ветром скал, и всё вокруг было до того одинаковое, что, казалось, они не трогались с места. А потом — как тогда, когда волки привели их в заброшенный храм, — вокруг заклубились дымы гиперпространства, и вот уже они все стояли... где-то. "Где-то" было больше всего похоже на остров посреди лесного озера. Где-то высоко-высоко виднелись звёзды и луны — много больше, чем их должно было быть на Лотале. Но это волновало Кэнана куда меньше, чем рассевшиеся по развалинам какого-то то ли дома, то ли небольшого святилища волки, смотревшие на него строго и выжидательно. — Что?! — спросил он, разведя руками. — Это вы меня сюда привезли, в конце концов! — Дьюм, — ответил белый волк. Как и следовало ожидать. — Чего вам от меня надо? Там Гера, её будут пытать. Мучить. Убивать. Имперцы. Вы ведь ненавидите имперцев? «Дьюм». А что — Дьюм? Ну, он Дьюм. Был. Когда-то давно. Теперь перестал быть, и совершенно непонятно, зачем окликать тридцатипятилетнего человека именем подростка, которым он был больше чем полжизни назад. — Я Кэнан. Кэнан Джаррус, — несколько раздражённо напомнил он. Джаррус или Джанус? — беззвучно откликнулось эхо голосом Гамута. И снова, как на Каллере, воздух задрожал неясным маревом, и — Кэнан не знал, он ведь в сущности не столько видел вещи, сколько чувствовал, что он должен бы видеть, — но волки вдруг исчезли. Вместо них — ровно на тех же камнях, так же спокойно и строго на него глядя, — сидели давно ушедшие люди.

* * *

Учитель Биллаба склонила набок голову и изучала своё отражение в тёмной озёрной воде. Она была похожа на статую, стоявшую когда-то в гавани Ханны. Кэнан никогда там не бывал, но про статую знал из учебника по основам художественной культуры: трогательная история о девушке, которая превратилась в морскую пену, лишь бы не стать убийцей. Очень поучительно. Жаль, к жизни никакого отношения не имело. На самом деле ему хотелось зарыдать, броситься ей на шею, засыпать её тысячей вопросов и снова зарыдать, потому что — а что ещё? Это ведь учитель! А у джедаев, как справедливо говорила его знакомая, может, и нет понятия "мама", но они сумели выкрутиться. Но вместо того, чтобы рыдать и бросаться, он очень ровным голосом спросил: — Мастер Биллаба, что я должен сделать? Это ведь всё не просто так мне показано? — Дьюм, — ответила она. И засмеялась. — Малой, малой! Вечно одни вопросы, никаких ответов! — вторил ей каркающим смехом Джанус Кашмир. Он стоял — расслабленный, пафосный до отвращения, исполненный осознания своего абсолютного великолепия — привалившись к стене. И самая мысль — «Как? Почему? Разве не-джедаи могут являться живым после смерти?!» — гасла, ещё не родившись. Потому что Джанус Кашмир мог и имел право на всё, что бы в его ящериную башку ни пришло, на то он и... Джанус, в общем. — Это лучше, чем одни готовые ответы и никаких вопросов, — заметила учитель Биллаба. «Лучше, — подумал Кэнан. — Но не про меня. У меня теперь как раз сплошь одни ответы». Ещё трое, похожие, как близнецы, устроились у самой воды. Серый, Стиляга... и Стоик. Бедняга Стоик, его первый, такой недолгий друг. Смешные клоны — им никто не рассказывал про Тионскую Галерею, Стоя Тионнике, в старом Храме, где собирались фанаты аскетизма и веры в судьбу. Нет уж, у них всё было просто: стойкий — значит, будет Стоик... — Зачем вы все здесь? И что это за "здесь", если на то пошло? — беспомощно спросил он. — Не "зачем", — поправил его Джанус. — За кем. За тобой, малой.

* * *

Воздух кончился как-то разом, заставив Кэнана — Калеба — задохнуться. — То есть — мне надо умереть? — спросил он севшим голосом. — Я предпочитаю говорить — измениться, — ласково ответила учитель Биллаба. — Но всё зависит от тебя, малой, — уточнил Кашмир. — Ты всегда можешь передумать. Вернуться. Спасти свою Геру. Жить дальше. — Но?.. — уточнил Калеб. Он достаточно долго был мелким жуликом, чтобы знать присказку про бесплатный сыр. — Да, может, никакого "но" и не будет, — тот рассеянно пошевелил гребнями и плавниками. — Может, просто спасёшь её и вперёд, в долго и счастливо. Деток заведёте. Будешь их в аквариуме держать, мотылём кормить... — Кашмир мечтательно прикрыл глаза третьим веком. — Но?! — настойчиво повторил Калеб. — Но, может, и "но", — только и ответил тот. И ухмыльнулся — во все сколько их там белых игольчато-острых зубов. — Ты не дрейфь, Дьюм, — вмешался Стоик. — Это не страшно, слышишь? Это быстро. Немного боли, и конец, а после — такое, что словами не описать. — Да, Дьюм! — поддержал его Серый. — Не бойся. Ты же смелый парень. Кэнан не сомневался, что Калеб Дьюм был смелым парнем. Это насчёт себя он не был уверен. — Да ладно вам его мотивировать, может быть, он не согласен, — только сейчас Кэнан рассеянно заметил, что у Кашмира было нечто общее с Кальриссианом. Профессия, наверное? — Как я могу согласиться или отказаться, если не знаю, о чём речь?! — возмутился он. — Не знаю всех рисков, всех вариантов, всех... — А ты их когда-нибудь знал? — удивился Кашмир. — Всегда ведь шёл, куда скажут. Ломился, скорее даже. — Правильно. Я шёл. Но вы-то хотите, чтобы я выбрал, а не просто послушался! — Конечно, — серьёзно ответил Стоик. — Нельзя приказать кому-то умереть. Это бесчеловечно. Из уст клона это несомненно правдивое утверждение прозвучало ядовитой издёвкой. — Учитель, ну хоть вы!.. Объясните мне, пожалуйста!..

* * *

Голос его прозвучал ломко и странно-высоко, и Стоик вдруг в одночасье стал почти на голову выше, а Джанус и вовсе вознёсся в небеса. Свет от тех самых неправильных лун ударил в глаза, отразившись от нестерпимо-чёрной поверхности озера и утонув в чёрном, как самая ночь, камне развалин. — Дьюм, — тихо и ласково произнесла учитель Биллаба. Блеснуло золото у неё во лбу и золото в её косах. — Что тебе объяснить? Спроси как следует, и я с радостью отвечу. — Зачем я здесь? Почему я снова ребёнок? Я правда должен... — Ты здесь, чтобы сделать выбор, — ответила она. — Очень сложный выбор и очень страшный. Выбор жить или умереть. Она не ответила на второй вопрос. Наверное, это не имело значения. Наверняка. — И я должен умереть? — Ты должен сделать выбор, — терпеливо повторила она. — То есть, я могу остаться жив? — Джанус ведь уже сказал, что можешь. — Но здесь же где-то разводка, да? — Для тебя — нет. Просто если ты выберешь жизнь, другим придётся тяжелее — вот и всё. Но им в любом случае будет тяжело, и победу ничто не гарантирует, так что о долге говорить не приходится. — Если я умру... — он поерошил короткие волосы на затылке. Привычка, которая ушла почти двадцать лет назад вместе с такой приметной падаванской стрижкой. — Если я умру, моим близким будет больно. Я знаю, это привязанность, а привязанность — это плохо, но больно-то будет им, а не мне. Я-то буду уже в Силе, а им жить ещё. Без меня. Они скажут, я опять их бросил. — Смотри, — просто ответил Джанус и указал рукой вверх. И Кэнан увидел: огромный серый шар и пара десятков крохотных истребителей, роящихся вокруг него, как миноки близ экзогорта. Что там, близ сумма-верминота. Где-то среди них Гера, и мальчик Ведж, и тот хмурый лётчик, как его, Дрейс, что ли. И ещё увидел в горсти у Джануса несколько дюжин смутно знакомых ему СИДов. — Как думаешь, есть у них шанс, если я эти вот досыплю в общую кучу? — весело спросил он. Кэнан неуверенно пожал плечами. Наверное, следовало сказать «нет», но он слишком верил в Геру и её ребяток. — Вот и я не знаю. Может, есть, может, нет... в конечном итоге, малой, мы с тобой ничего не решаем и не меняем, верно? Наше дело в общем-то сторона, и пусть себе высокие умы бредят про эффекты всяких насекомых. — Но им будет больно, — повторил он. — Я только нашёл кого-то, кому я правда нужен настолько, что им больно будет меня терять... — Вот сейчас обидно было, а, дженгины дети?! — Джанус сердито упёр руки в боки. — Обидно. Но он всегда был чудовищно слеп и глух ко всему, кроме себя, — ответил Стиляга. — Я правда надеялся, он хоть немного изменился с тех пор, — вздохнул Серый. — Куда там. Малой меняет имена и причёски, а чтоб сменить что-то внутри — это не к нему. — Подумай о том, что им будет куда больнее гореть заживо, — оптимистично предложила учитель Биллаба. — Гибнуть, зная, что дело их жизни пропало втуне. Что они побеждены. — Хотя это, конечно, только одна из многих вероятностей, — напомнил Джанус. — Очень может быть, что всё обойдётся. И ты будешь мирно кормить мотылём своих с тви'лечкой головастиков.

* * *

Кэнан сделал глубокий вдох и закрыл глаза. Вокруг гигантского шара всё кружили крохотные мотыльки истребителей. То и дело один из них вспыхивал — кто красным, кто зелёным огнём — и спустя миг гас навсегда. Девушка шла, печатая шаг — бластер в одной руке, тяжёлая карта памяти военного образца в другой — по узкому металлическому мостику к сигнальной башне. Синерожий адмирал, сияя что твоя лампочка, представлял широкой публике проект уникального нового истребителя. Старик, обложенный со всех сторон обломками кайберов, склонялся над чертежом. Незнакомый юноша, где-то невыразимо не здесь и не сейчас, спрашивал учителя: — Скажите, мастер, что значит — быть джедаем? Что такого делают джедаи, чего никто больше не может сделать? — Джедаи? Они в общем-то не полезнее всех прочих, когда дело доходит до поступков. Но они запускают цепь событий. Переводят стрелку — помнишь, как на той планете? Чтобы сменить направление поезда — надо, чтобы кто-то нажал на рычаг, и рельсы лягут по-другому. Так и мы, ученик. Что бы мы о себе ни мнили, в конечном итоге мы просто нажимаем на рычаг. Зрение, только что такое невыносимо-острое, вдруг потухло. Там, где только что были учительница, Джанус и клоны, снова лежали равнодушные гигантские волки. — Ну да, — со вздохом признал Кэнан Джаррус. — Похоже, я выбрал.