Мы ловим жемчуг в мутной воде...

1974 г. Т.Э. Легионы перестраивались на равнине, занимая ее до самого горизонта. Тускло-серые доспехи мутно мерцали в пробивающемся свете солнца, затянутого нездоровой пленкой. Будто бы даже небо чувствовало приближение бойни и болело заранее. — Ваше Величество, мы готовы, — командующий восточным крылом войска князь Свандар гулко ухнул доспехом на пол, склоняясь в позе почтения. — Очень хорошо. Остальные? Свандар знал, как холодно звучит голос короля-чародея, но все равно вздрогнул от пробравшего его мороза. — Западная часть армии заканчивает перестроение, центр готов и ожидает ваших приказаний. — Начать наступление сразу по готовности. Легионы передвигались медленно, с верхушки башни крепости Карн-Дум войско казалось утекающей железной рекой. Очередной виток войны за Арнор развернулся. Они ехали по равнине, поросшей короткой седой травой, еще только на высоких местах открывшейся от снега. Кое-где встречались торчащие глыбы и целые утесы, напоминающие о бесплодности местных полей: под тонким слоем почвы был монолитный камень. Здесь росла только суровая трава, которая не боялась зимних морозов, да гнездились мелкие бурые птички, то и дело стайками взлетавшие из-под копыт. В дневном свете окружающий пейзаж плыл в туманной пелене, зрение становилось четче только к ночи. — Эта крепость дунаданов была крайне важна для обороны региона. Теперь путь на запад открыт до самых стен Форноста, — говорил Итольв, командующий центральным блоком ударной армии. — Нас поддерживают войска Загора, Гритгатрора и Тадрака, Моон присоединится, как обычно, когда будет понятен расклад с победой. — Эти всегда так, — фыркнул Свандар. — Не хотят марать свои мечи, желают получить готовенькое без потерь. — Трусы, — презрительно прошипел Утрод, командир западного крыла, сквозь прорезь своего шлема. — Нет ли вестей от наших друзей с востока? Военачальники привычно вздрогнули от звука голоса владыки. — Нет, мой повелитель, — секунду помедлив, ответил Свандар, опасаясь заговаривать о Тени Востока. — Владетельный Кхамул не отправлял никаких сообщений, или мы их не получили. Я слышал, что он продвигается дальше на юг и восток, отвратив взгляды прочь от западного моря. Все трое замерли, не зная, чего ждать от короля-чародея, но тот ничего не сказал, только посмотрел долгим взглядом на равнину, словно хотел увидеть через многие сотни лиг войска владыки Кхамула, с их золочеными щитами и раскрашенными лицами. Кхамул... Как перестать думать о нем, как забыть о запахе драгоценных масел на смуглой коже, о черных глазах, горячих губах и тонком стане в объятиях? Стоило закрыть глаза, и размазанные золотые, красные и черные полосы сами собой возникали в памяти. 1695 г. В.Э. Кхамул почти не стонал, только дышал шумно и судорожно, а еще смотрел своими прекрасными глазами, иногда обнажая в улыбке жемчужные зубы. Он сам пришел ночью, тихо отогнул полог шатра и скользнул под тяжелое покрывало. Проснуться от прикосновения его горячего тела было неожиданно и восхитительно. Кхамул целовался с отчаянной яростью, не обращая внимания, что партнер смазывает его ритуальную краску и оставляет следы зубов и пальцев на бархатистой коже. Он отдавался охотно и бессловесно, выгибаясь навстречу и обнимая ногами мощное тело своего северного союзника, и пинался, подгоняя удовольствие. Кхамул привык получать все, что хочет, и ненавидел терпеть и ждать. Они заснули, сплетясь в объятиях среди мехов и тяжелых одеял, а утром его уже не было: только следы ярких красок с его кожи и запах на подушках. Войско Рун снялось с места до рассвета, и сейчас они были уже далеко. Был ли это жест расположения, благодарности, попытка укрепить союз? Может быть, Кхамул просто хотел получить удовольствие? Ответов не было, и только Тьма в ответ говорила о странном, о каких-то тысячах лет впереди. 1974 г. Т.Э. Тогда у них еще были человеческие тела… Вздох, вырвавшийся из призрачной груди, осел инеем на кромке железной маски. Теперь они не нуждались в отдыхе или пище — и только воспоминания отдавались давно забытой горечью. Провести бы рукой по бронзовому животу, коснуться жадных губ, грубо распять на ложе, выбивая дыхание, а потом лежать так до рассвета, целуя благоухающие волосы, шею, плечи… 1701 г. В.Э. Следующая встреча была спустя примерно пять лет, после потери Эриадора. Войска отправились на восток, и по пути к ним присоединились люди из-за моря Рун. Кхамул был там, его ни с кем не спутать: тонкий, легкий, горделивый и жестокий до крайности. Говорили, он купается в крови своих рабов и ест сердца врагов. Он носил бронзовую маску с плотной сеткой на глазах, защищающей от солнечного света. Только этот Кхамул будто бы не помнил ничего о произошедшем: не смотрел, не приближался, держался в стороне. Тем приятнее было застать его врасплох, во время омовения и обтирания ароматными маслами. Бархатистая кожа трепетала в руках, и он снова отдавался с такой неистовой страстью, словно только этого и ждал все эти годы. Они расплескали купальную чашу, изорвали тончайшие простыни, испачкали богатую постель телесными соками, и встретили рассвет вместе. — Я не люблю солнце, — сказал тогда Кхамул, пряча лицо на груди короля-чародея. Голос у него был сухой и шипящий, как ветер в бурых равнинах, свистящий среди мумифицированных стеблей. — Я закрою его для тебя. С того дня войска объединенной армии под знаменем Саурона несли за собой смерть и огонь всем, кто не желал покоряться; дым от костров поднимался в небо и затмевал солнечный свет. Они не замечали пролетающих мимо лет. 1974 г. Т.Э. Форност был захвачен; столица лежала в руинах, вся покрытая мерзлой кровью и обломками строений. Острые грани разбитых льдин отражали алые блики. Стояла хрустящая тишина, казалось, можно услышать, как падают редкие снежинки конца зимы. Кхамулу бы не понравилось здесь: слишком много снега, льда, слишком светло днем. Доходили слухи, что его светобоязнь прогрессировала за эти годы… Хотя на севере такие длинные зимние ночи. Стоит сообщить ему об этом. Башни и стены постепенно обрастали темным металлом. Работа кипела, не замирая ни на миг. Теперь и доспех черный, и плащ, даже маску перековали. И кони под стать: только вороные, холеные. Говорят, будто это для устрашения. Пусть. Кхамул не появился, и вестей о себе не присылал. 1902 г. В.Э. Они разошлись с разными ветвями войска, и снова встретились спустя долгое время. Кхамул почти не изменился, разве что стал как-то суше, не таким теплым. При встрече он сверкал глазами и злобно шипел, как разозленная змея. Ночью в своем шатре он был готов к нападению: в ход пошло все доступное оружие, от его изогнутой сабли до маленьких кинжалов, спрятанных у запястий. Побежденный, Кхамул предавался наслаждениям все так же охотно и страстно, словно проигрыш ничуть его не расстроил. После он довольно урчал, как сытая кошка, играясь волосами чародея. — Ты всегда был таким? Светлым и белокожим? Мне кажется, я тоже становлюсь светлее. Это было правдой: его кожа словно истончилась, и, хоть сохранила свой бронзовый оттенок, сквозь нее теперь повсюду просвечивали синие реки вен. Это было незнакомо и непонятно. Если бы они только знали. 1976 г. Т.Э. Ненависть к Эарнуру сжигала все, что еще не догорело внутри. Хотелось убивать его долго, многократно, раз за разом, пока не истекут все положенные ему годы жизни, а потом поднять из мертвых и убивать снова. Путь в Карн-Дум преграждали легионы эльфов, Форност вновь был разбит. Оставалось только явиться к Владыке Саурону с поражением, но для этого требовалось усмирить гордость. Король-чародей, имени которого уже долгие годы не произносили из страха, пронесся со своей свитой по многим землям, сея ужас и оставляя позади мертвые сады и пашни. Вести от Владыки застали его у крайних отрогов гор: тот призывал его к себе, чтобы воссоединиться с остальными и продолжить взращивать Тьму в потайных чертогах. Значит, Кхамул все это время был там… 3300 г. В.Э. В северных горах дни текли мимо, похожие один на другой. Вестей от Владыки Саурона не было, а потому оставалось только вгрызаться в податливую Тьму, все глубже погружаясь в ее тайны. Чародейское мастерство не терпит спешки, здесь очень кстати пришлось умение молчать подолгу и созерцать скоротечность времени. Кхамул явился в самое темное время зимы, и не искал ссоры или битвы. Он не снимал маски, но открыл руки: прозрачные, так что видно было тонкие кости и темные кровеносные сосуды. — Я не хочу, чтобы ты запомнил меня таким, — сказал он, чуть дрожа от напряжения. — Мне все равно. Сжатый до хруста в объятиях, Кхамул ничего больше не мог сказать. Его тепло почти покинуло тело, но волосы пахли все так же сладко. После недолгой борьбы маска полетела прочь, а губы немного согрелись от поцелуев. — Я совсем прозрачный, — прошептал Кхамул с горечью. — В темноте не видно. Мне все равно, ведь это ты. В этот раз он кричал — длинно и гортанно, странным и страшным звуком, не похожим ни на чей другой голос. Кричал и прижимался, оставлял отметины прозрачными ногтями на прозрачной спине, хотя в темноте зимней ночи ничего не было видно, а пахло той же кровью, что и всегда. Он словно хотел оставить свои следы на останках их тающих тел, но говорить об этом не стоило. Да и зачем — пока можно просто дышать запахом драгоценных масел и слышать, как в реберной клетке бьется его сердце… 1980 г. Т.Э. Они редко оказывались все вместе. Обычно у Владыки находилось дело для каждого в его планах, и общий сбор в Мордоре говорил только о начале чего-то по-настоящему крупного. Заранее ясно было, что со всеми случилось примерно то же: кольца давали власть, но взамен высасывали жизнь, истончая и лишая плоти тела, но увидеть последствия в реальности, увидеть его… — Король-чародей из Ангмара, — прошипела безликая тень в доспехе. — Кхамул… — Я слышал твой клич. Остальные прибудут позже. — Сколько же лет миновало. — Им далеко добираться, все в разных сторонах, — Кхамул медленно двинулся навстречу. — Я хотел бы видеть тебя чаще. Я жалею, что не делал этого. — Не жалей ни о чем, — призрачная рука в латной рукавице потянулась навстречу. — Все случилось так, как случилось. Далекие вспышки в небе говорили о приближающейся грозе. Ночь густым, душным бархатом обнимала их, позволяя ледяному металлу тускло мерцать в отсветах новорожденных молний. Кхамул медленно стянул рукавицу, показывая сгусток темноты на месте своей ладони. — Я хочу коснуться тебя, — попросил он. Бесполезно. Это ведь даже не призрачная плоть, а только непреклонный дух в доспехах. Без них — бестелесная тьма, и коснуться ее… Содрать с себя рукавицу несложно, сложно подготовить себя к разочарованию. Ведь память так услужливо хранит запах его волос и тепло кожи, что кажется, достаточно просто притянуть его к себе, и все будет как раньше. Он ожидал, что ощутит холод, или легкое сопротивление воздуха, но вместо этого поймал сухую и горячую ладонь. — Я чувствую… — Значит, я не ошибся, — Кхамул улыбнулся. Никакая темнота и никакой свет не мешали теперь видеть его. Темные волосы, нетронутые сединой, смеющиеся черные глаза, полные жадной нежности, длинные ресницы. В уголках глаз Кхамул носил мелкие жемчужины, чуть ниже на коже краской был нанесен сложный узор. Его губы дрогнули, будто он хотел что-то сказать, но сдержался. — Ты… красивый. — А ты грозный, — он подошел вплотную и стянул черную маску с лица чародея. — Ты всегда таким был, поэтому я и выбрал тебя. Мягкие губы коснулись его рта; жемчужины у глаз оказались совсем рядом, а от сладкого запаха закружилась голова. — Я уже забыл, как давно не чувствовал ничего подобного. — Тогда вспоминай скорее, потому что я не люблю ждать, — прошептал Кхамул, прижимаясь к его груди. Его кожа была такой же бронзовой и горячей, как в их первый раз, хотя и степи той давно не было, и шатер истлел, и не осталось больше потеков краски и запахов в пыли, которой рассыпались те подушки. Кхамул сегодня был тих и ласков, и только так можно было догадаться, что он очень боялся этой встречи. Что ничего не получится. Гроза приближалась. Молнии теперь сверкали чаще, вдали натужно рокотал гром; ветер приносил запахи мокрой пыли и свежести. Плоский живот Кхамула вздрагивал от его стонов, и золотая краска узоров искрилась во время вспышек. Внутри он был тесный, влажный и горячий, как жерло молодого вулкана, и каждое движение внутри отдавалось одновременно острым желанием и покоем. Кхамул скулил и подгонял его, толкаясь пятками и выгибаясь навстречу; он царапал руки и тянул к себе, желая получить все сразу и везде. Изливаться в его плавкую тесноту было все равно что заново родиться. Они лежали, плотно касаясь телами, и лениво сплетали пальцы. — Значит, когда мы касаемся друг друга, то видим это вот так. — Значит, — Кхамул слегка потерся животом, будто спрашивая о продолжении. — Но со стороны мы остаемся призраками… ты только представь, как это выглядит? — А разве кто-то смотрит? — он усмехнулся. — Не понимаю тебя. Уже столько лет, и все еще не могу. Ты разный, как снег: то мягкий и ласковый, то острый и ранящий, то холодный, то согревающий… — Как вода. У нас говорят — как вода моря Рун, — прошептал Кхамул, приподнимаясь на локтях. — Это же совсем просто, чародей мой. Ты знаешь столько заклятий, а это, совсем простое, забыл выучить. Любовь не терпит застоя, как не терпит жемчуг мутной воды. Раз уж я тебя выбрал, то и забота это моя. Я буду твоей водой, а ты — моим жемчугом. Тогда все будет хорошо. — Тысяча лет пронеслась мимо, но не было дня, когда я не думал бы о тебе. — Я знаю это. Потому и пришел. Молния отразилась в черных глазах Кхамула, и почти сразу над их головами разразился гром. Он заметно вздрогнул. — Ты не любишь дождь. — Не люблю. Но ты ведь защитишь меня, король-чародей? Спустя пару мгновений сплошной стеной хлынул ливень, заглушая все прочие звуки, кроме грома. И не было больше никого на холодных камнях безымянной крепости в пределах Мордора, некому там и быть-то вовсе, ведь все знают, что обитают тут только орки, да темные скорбные тени.