Обычная история

Отрезать прядь волос. Бросить пучок в огонь. Произнести заклинание. И не отрываясь глядеть на небо. Только оно накрывает собой нас двоих, соединяя то, что разорвали обстоятельства. - Да хранят тебя Боги, – разворачиваюсь и иду домой, вверх по тропинке, через окраину леса, к небольшому дому, что стал для меня в последние годы убежищем. - Отшельница, отшельница идет, – шептались идущие навстречу мальчишки, поселение людей было от меня недалеко. - Не смотри, еще сглазит. – Просто прохожу мимо, а они пригибаются, будто под тяжким весом, взрослые и дети, не маги. Боятся, не доверяют, чувствуют, что не такие. Особенно меня не любили женщины, ненавидели и завидовали, длинным волосам, чистой коже, плавности походки. Откуда им знать, где прошла моя молодость? В каких роскошных бальных залах звучал мой смех, сколько кавалеров рвалось целовать мне руки или привлечь мой взгляд? Все ушло, все пропало. Сгорело и ушло. - Натуша, ставь на стол. – Смотрю, как домовая резво выставляет разные вкусности, и вспоминаю, как еще не так давно рядом сидел Тони. Душенькой называл, в вечной любви клялся. Он спас меня тогда, забрал прямо из-под носа напавших магов. Все сгорело и ушло, поменялась власть, начались новые порядки. А я жива. Все жду его. И каждый день прошу древних богов присмотреть за ним, хоть одним глазком, лишь бы был жив. Чтобы вернулся. Позавтракав, отправляюсь в спальню, совмещенную с кабинетом. Там есть стол. Сажусь и записываю все что помнила. Чему училась еще с детства по родовым книгам, впитывала с молоком матери. Уже не плачу за ушедшими родными. Только гудит внутри, пусто там. Один Тони остался. Жду его. Живу этим ожиданием. Зачем ему понадобилось отправляться в далекую Англию? Другие нравы и порядки, там своих аристократов хватает, зачем им решать проблемы чужаков? Обедать не хочу, чем вновь расстраиваю свою домовую. Сажусь и перечитываю письмо от Долохова. Вылавливаю из него самые дорогие слова: «…душенька, радость моя, счастье ненаглядное, пташка моя ясноглазая…» Не приедет он, чувствую это и еще больше грущу. Сначала маялся на этом острове, все никак места себе не находил, а теперь вот присоединился к «перспективным магам». Были уже в нашей стране такие, и что стало? Неужели сам станет палачом в угоду чужим идеям? Плачу и пишу ему, чтобы одумался, вернулся.… Молчит. Месяц, второй. А потом приходит еще одно письмо: «…так сложились обстоятельства, женюсь, душенька,… обещал Лорду,… сожалею ». Уже не плачу. Понимаю. Чувствую, что вот оно, свершилось самое страшное. Предал меня Тоша. Променял на неизвестные блага. Оставил одну. Три дня нахожусь между явью и навью. А рядом моя домовушка и еще чьи-то ручки ощущаются. А после прихожу в себя. - Пить хочется, – и тут же ко мне подскакивает Натуша, прикладывает к губам плошку с водой. - Ох, радость-то какая. Проснулась, наконец, хозяюшка. Чуть не выгорела совсем. - Осматриваюсь по сторонам и вижу девочку лет девяти-десяти. Длинные вьющиеся волосы, желтые, выгоревшие на солнце, такие же брови и ресницы. Очи светлые, голубые, сейчас смотрят на меня перепугано. - Как зовут? – с трудом, но вспоминаю ее. Из деревни она, чудной ее люди называют, потому разные странные вещи вокруг девочки творятся. - Марфушей. Ее из дома выгнали, ведьмой все прозывают. Вот я ее к дому и привела, и тебе, хозяюшка, помощь будет. – Смотрю на хитрые глаза домовой. Боится за меня. - Пусть живет. Принеси мне восстанавливающее зелье. – Натуша метнувшись тенью, принесла нужный фиал. Надо восстановить силы. Три дня спустя… Срезаю пучок волос, бросаю вместе с чертополохом в огонь. Смотрю, как языки пламени принимают пожертвование. - Отказываю в покровительстве. Пусть все мои слезы и вся боль вернутся тебе во сто крат Антонин Долохов. Как я умирала, металась между явью и навью, так и тебе мучиться вечно. Кто предал, не достоин прощения. Отойдя от огня, заметила возле деревьев Натушу и Марфу. Вот и будет мне семья. Девочка-ведьма. Обучу, в род введу, в школу отдам. Не прервется род Добрыниных.