Любить, но не быть любимой...

Чтобы быть с любимым, мы идём на многое… даже если изначально знаем, что сами счастливыми можем не стать… Я полюбила этого человека очень давно, но тогда я даже не думала, что он когда-нибудь будет прикасаться ко мне. Так нежно. Его касания всегда ласковые, мягкие и осторожные, будто он боится навредить, отпугнуть. Каждое его касание, даже самое мимолётное — лучшее, что со мной случалось. Но… Всегда есть треклятое «но»… Каждый раз я признаюсь себе, что ТАК ты трогаешь Её, а не меня, и каждый раз так больно… будто я касаюсь раскалённых углей. Вначале я не чувствовала этого, я просто получала удовольствие от встреч с тобой, от твоих слов и касаний. Позже, за приятным ощущением твоих, таких желанных рук, начала следовать обжигающая боль, но я не останавливала тебя, никогда… Боль, что внутри, она всегда сильнее… Она приходила тогда, когда ты звал Её, а не меня. Ты звал Лили… Если бы Гарри узнал, что я делаю, он бы стал презирать меня? Ненавидеть? Он бы стал чувствовать ко мне отвращение? Он бы на дух меня переносить не смог. То, что ты или Гарри узнаете мой секрет — теперь мой ночной кошмар, и он снится мне каждую ночь. Зная, что это может произойти, я не останавливалась, я всё равно приходила к тебе, рискуя всем… но тогда я видела твою улыбку, что ты дарил ей… Быть сильной, чтобы пройти войну, и слабой, чтобы признаться человеку в своих чувствах? Да… То, что я метаморфомаг, было моей тайной, и никто о ней не знал. Если бы я узнала об этом раньше, возможно, мы избежали бы кучи неприятностей, но нет. И как я использую это сейчас? Героиня войны притворяется другим человеком, по сути, играя чувствами мужчины, которого любит. Придя к тебе, когда все судебные разбирательства утихли и ты был признан невиновным, не без помощи меня и Гарри, словив твой взгляд, который говорил, что я лишь влезла не в своё дело, я заранее придумала историю, в которую ты поверил. Я сказала тебе тогда, что я жива лишь потому, что Гарри победил, что Тёмный Лорд повержен навсегда. Тогда я полагалась лишь на то, что вся эта древняя магия, что спасла тогда Гарри — это настолько непонятная и неизведанная область, что ты не полезешь в её изучение, что могло бы раскрыть меня. Заставить тебя поверить мне было несложно, ты ведь любишь Её, а значит, и веришь, и твой эмоциональный шок от новости моего — то есть её — воскрешения также сыграл мне на руку. Находясь рядом с тобой, Северус Снейп, я могу не замечать той боли, но, приходя домой, я остаюсь одна, и мне не остаётся ничего, кроме как выпустить наружу те слёзы и эмоции, что разрывают изнутри… Уже несколько недель я просыпаюсь с красными от недосыпа и слёз глазами и, приводя себя в порядок, натягивая фальшивую улыбку, иду на работу в Министерство.

***

Я всегда уходила, когда ты засыпал, потому что каким бы продвинутым метаморфомагом ты ни был, подделывать человека полностью совсем непросто. Каждый раз, уходя, я едва касалась тебя, проводила рукой по твоим волосам, спускаясь ниже, останавливаясь на кисти руки, аккуратно сжимая её пальцами, оттягивая момент ухода из твоего дома. Но в тот раз ты проснулся и, взяв мою руку в ответ, притянул меня к себе, второй рукой нежно провёл по лицу и погрузил её в мои волосы, а сам в это время поцеловал — так, как никогда до этого не делал. — Останься до конца, хотя бы сегодня. Каждое утро, когда я просыпаюсь и вижу, что тебя нет рядом, я думаю, что это был лишь сон… «Прошу… отпусти… я больше не могу… мне так больно» — хотела сказать я, но не могла, просто не могла. — Что я должен сделать, чтобы ты осталась? — эти слова окончательно выводят меня из равновесия, и моя первая слеза падает тебе на щёку. — Что я сделал не так? — волнуясь, спрашиваешь ты. — Ничего, прости, мне нужно уйти, — вырываясь из твоего нежного плена, пролепетала я. — Тогда почему ты плачешь, почему уходишь? — но я лишь молча надеваю своё летнее платье, а ты смотришь, я ощущаю это спиной. Моё сердце бешено колотится, намереваясь покинуть своё законное место, сейчас я едва ли могу слышать что-либо кроме своего пульса. В это время ты подходишь и обнимаешь со спины, я нервно сглатываю комок, подошедший к горлу. — Что это? — резко отпрянув от меня, спросил ты. Нет. Только не сейчас. Я, взяв свою палочку, хотела бежать, бежать со всех ног. — Стой! — крикнул ты, схватив за руку. Я пыталась вырваться, но ты держал с такой силой, что мне стало больно. Свободной рукой я пыталась прикрывать лицо, хотя прекрасно понимала, что ты всё видишь. Как же ты тогда кричал… Ты был в ярости… Таким я тебя никогда не видела. На какой-то момент мне стало так страшно… Я знала, что это могло произойти, но не могла предугадать твою реакцию. Тогда ты мне многое сказал. Я просто стояла, пытаясь сдержать слёзы, но выходило паршиво. При первой же возможности, не сказав тебе ни слова вначале, потому что ты был настолько возмущён, что позволил эмоциям управлять твоей речью, а после — потому что мне было уже нечего сказать, я бежала, бежала так сильно как никогда… подальше отсюда… Пробежав несколько домов, свернув за один из углов, я сразу же трансгрессировала на одну из улиц Лондона. Она была немноголюдной, поэтому я, подойдя к стене одного из зданий, повернулась к ней спиной и съехала вниз. В итоге я сидела и рыдала, а рядом валялись мои туфли, которые при «побеге» я несла в руке… Когда я немного успокоилась, я решила, что поеду жить в Австралию к своим родителям, там меня уже никто не найдёт… Так будет лучше всем…