Break the truth inside of me Call down the hand on the devils tree I clutched the branch of soot and flame A father rose to scorch my feet
***
Когда он приходит к нему, то пахнет табачным дымом, местным хмелем, прелой соломой. Гоголь видит Гуро редко, но когда это все же случается, тот стоит по горло в боли и захлебывается беззвучным истеричным рыданием. И вроде протяни руку - дотянешься. Вот он живой Яков Петрович. Но глаза. Острые бритвы отчаяния и муки. Его глаза никогда не были такими. Его взгляд воспламенял все внутри Николая. Попробуй, прикури-ка свою сигару. К горлу мгновенно подступает муть и шею Николая перетягивает шелковым платком, который пропитан его запахом. Что он мог сделать для его души? Он бессильная пешка в руках господа, который не въемлет его мольбам. Он бежит через хутор, запыхаясь, врывается в свою хату и, прижавшись к двери, медленно съезжает вниз. Каждый его приход разъедает внутренности, сушит губы и щиплет глаза. Николай не понимает, почему тот молчит. Оксана разговаривала, казалась живой, настолько, что поначалу мужчина даже не понял, с кем имеет дело. Гуро же истекает проклятиями, известными только самому дьяволу, и не единого сиплого вдоха не слышно из его уст. Он как утренняя дымка в том цветочном долу. Словно бы подуй ветерок, и она разгонится, оставляя после лишь капли тяжелой росы. Гоголю жарко. Когда ночь-хозяйка накидывает темное вельветовое покрывало на мир, ему неимоверно жарко. Шальная кровь отбивает пульс в висках и, кажется, будто это дьявольские барабаны на пире самого сатаны. Он чувствует в себе силу, зарождающуюся, разгорающуюся словно огонёк фитилька. Но эта сила не может ему помочь. Не может вернуть Гуро. Острая боль пронзает ладонь, и только тогда Николай понимает, что до крови сжал нож, который словно бы невзначай попал под руку. Злость и отчаяние неимоверной силы окутывают его, и уши закладывает так, словно кто-то держит его под водой не давая шанса на спасение. Глаза - вороное крыло. Синий лёд радужки, что робко трескался при любом косом взгляде, растаял, приоткрыв тайну, подняв мутную грязь с глубины души. Ему казалось, что все вокруг кричат от боли. Мужчины, женщины, животные. Лишь один среди них сохранял спокойствие и умиротворённость на своём восковом лице. - Как же приятно чувствовать силу, верно, Николай? - лицо Якова было вновь снисходительным и немного гордым. Как тогда, когда он смотрел на Гоголя как на своего ученика, последователя. Под этим взглядом хотелось сжаться. - Я..Яков Петрович, да что же... это? - прошелестел молодой человек. - Сила, - лишь услышал Гоголь, и вокруг сомкнулась темнота.***