Личные сообщения

Каждый раз, когда Цзоу Юань чувствует, что его слишком сильно накрывает эмоциями, он пишет письма в личку Чжан Цзялэ. Всегда начинает с вежливого: “Добрый день, капитан! Как ваше здоровье и настроение? Рад был бы узнать, что у вас всё хорошо! Мы все очень скучаем”, а потом ненадолго замирает, пытаясь сосредоточиться. Он понимает, что выглядит довольно нелепо. Жалуется на жизнь и состояние дел в команде человеку, который фактически отстранился от них, постаравшись забыть обо всём. Но Цзоу Юань думает: они сами виноваты в том, что Чжан Цзялэ ушел так внезапно — оказались слишком слабыми и не смогли выиграть кубок. Конечно, Юань сидел на скамье запасных в том злосчастном финале с “Маленькой Травой”, но он хорошо помнил бои и эмоции после них. Особенно эмоции. Прошло уже несколько месяцев, а Юань помнит, как исказилась каждая черточка на лице капитана, когда на экранах высветилось “Поражение”. И невидящий взгляд после. Тан Хао, которого Ван Цзеси вынес третьим, после матча орал, пинал стулья и плевался, а капитан просто молча поднялся к себе и не появлялся в клубе несколько дней. Нет, конечно, потом они делали тщательный разбор ошибок, собирались вместе и по отдельности… Это был, без сомнения, ценный опыт. Но собственная слабость давила на плечи и прижимала к земле. Тогда — и сейчас. “Все очень стараются, но этого недостаточно. Командные бои — наша основная слабость”. Цзоу Юань разминает пальцы, не зная, как оправдаться. Ему доверили команду, а он никак не может её сплотить, сделать цельной. У них прокачанные аккаунты и сильные игроки, но Юань изрисовывает альбомы, один за другим, тактическими схемами и ни одна из них не кажется достаточно надёжной, чтобы положить её в основу будущей битвы. Свои соображения по тем схемам, что кажутся более удачными, он высказывает в письме, расписывает их плюсы и минусы: близится выездной матч, и ему очень нужен совет опытного игрока, чтобы определиться. Он думает, что вполне вероятно, пишет несусветную чушь, и капитан будет читать его рассуждения, не отрывая ладонь от лица. Но у каждого свой способ переживать стресс: кто-то жалуется друзьям, кто-то ведёт дневник, Юань пишет старшему. То чаще, то реже. “Я уверен, у нас всё получится, если мы приложим достаточно усилий. Спасибо, что болеете за нас! С уважением, Цзоу Юань” Он поднимает глаза. Сквозь неплотно задернутые шторы виден кусочек окна. Полночь, небо беззвездное, темно-сиреневое с прожилками ярких вспышек от городских огней. Юань трёт переносицу, разминает веки. Пора спать. “Я никак не могу привыкнуть к управлению Сияющей Сотней Цветов. Он слишком хорош для меня. Требует более высокого АРМ, молниеносной реакции...” Юань замирает, думая, что вряд ли капитан хочет лишний раз читать напоминание о том, что его родной аккаунт попал в неумелые руки. Но Юань ничего не может с собой поделать: он до слезящихся глаз пересматривает записи боев Чжан Цзялэ, выписывает последовательности и комбинации скиллов, пытается запомнить, зазубрить, даже пробовал вешать на монитор стикеры со шпаргалками перед тренировкой… И всякий раз после — падает лбом на стол перед клавиатурой и тупо лежит, стараясь унять подкатывающий к горлу панический ком. Он никогда не сумеет так играть. “Тан Хао говорит, что мне очень повезло и я должен использовать полученный шанс по максимуму…” Ещё Тан Хао говорит: “Бля, ты не обижайся, но ты такой лузер! Полное отстоище! Я бы на твоём месте своего не упустил!”. Юань не обижается, он знает, что Хао просто не привык к экивокам, он прямо говорит, что думает, не прячась за пустой вежливостью. Это ценность: друг, который говорит тебе правду. “Я доверяю его мнению, но он гораздо лучший игрок, чем я, и мне сложно воспользоваться его советами. Это его ужасно раздражает, а я чувствую себя виноватым”. Ещё Тан Хао бесит, что менеджеры колеблются и не хотят рассмотреть хулигана в качестве ключевого игрока. “Дебилы! В глаза долбятся! Сами упускают прибыль”. Он предлагал себя и на пост капитана, Цзоу Юань его поддержал — вполне реально было бы перетасовать состав во время зимнего окна трансферов. Сам он готов помогать, он может выполнять всю черновую, нудную работу, но ему до безумия нужно, чтобы с него сняли хоть часть ответственности. А Чжан Вэй — его нынешний зам — как-то странно глянул на Юаня и пробормотал что-то вроде “ну, тут стоит всё взвесить, хорошенько обдумать, сложно решить сейчас”, и старший менеджер тут же с ним согласился. Хао хмыкнул презрительно и ушёл, напоследок от души хлопнув дверью. — Прости, малыш Юань, — со вздохом сказал Чжан Вэй. — Уж лучше вообще никакого капитана, чем Тан Хао… команда с ним не сработается. “Никакой капитан” — это про него, про Цзоу Юаня. Он не умеет достаточно ровно держаться на публике, на пресс-конференциях он теряет слова, оправдываясь за поражения, и не может отыскать подходящих, воодушевляющих слов для побед. Поздно вечером он пялится в потолок, прокручивая в голове все те отличные фразы, которые он мог бы сказать, иногда он даже записывает их на будущее… А потом забывает вовремя заглянуть в записи. “Я очень стараюсь”, печатает Юань в письме и горько смеется над собственной глупостью. Как будто старание может быть оправданием! “Чжан Вэй считает, что мне стоит лучше высыпаться и следить за режимом, но у меня не получается — то одно, то другое, я пытаюсь сосредоточиться на командной стратегии, пытаюсь не запускать собственное развитие, чтобы хоть немного приблизиться к вашему уровню. Ложусь поздно, долго не могу уснуть, потом с трудом просыпаюсь и ещё полдня неловко натыкаюсь на стены и людей, когда хожу по коридорам. Мне кажется, я всех раздражаю. Конечно, они хотели бы видеть на моем месте вас, я сам бы хотел…” Юань ставит россыпь рыдающих смайлов, потом смеющихся и смайл с каплей. И растирает по щекам скопившиеся в уголках глаз настоящие слёзы. Ёжится. Ночь за окном сырая и промозглая, от выстывших стен тянет холодом. Юань думает: не пойти ли ему к Тан Хао, вдруг тот ещё не спит? С ним хоть ненадолго, но становится тепло. Можно сидеть рядом, украдкой касаться плечом плеча, слушать рассуждения, фантазии и амбициозные планы. Одно время Юаню казалось: есть что-то большее в этих касаниях и близости. Но первая же попытка объясниться, обнять чуть крепче, ткнуться губами в щёку, разбилась о раздраженное: “Фу! Ты чего? Ты же не из этих?!” — и Юань запротестовал, залился краской и поспешно отсел с дивана на стул. Он запретил себе распускать руки, думать о Тан Хао иначе, чем о друге, и теперь старается лишний раз не надоедать ему своим присутствием. Но иногда, когда за окном темно и холодно, а слова в письме не складываются в связные предложения, он выглядывает в коридор, чтобы проверить, не виднеется ли полоса света из-под двери комнаты Тан Хао. И иногда — стучится, чтобы посидеть рядом с ним. Они играют, или делятся мнениями о будущих играх, или синхронно листают френдленты в вейбо, комментируя просмотренное, и Юаню кажется: это и есть всё доступное ему дружеское участие. Он впитывает его, как губка. Жадно, до последней капли. Тан Хао тоже хотел бы видеть капитаном Чжан Цзялэ вместо Юаня. Он хотел стать его напарником, он почти сразу со скамейки запасных выбился на второе место в команде и был готов драться рядом и побеждать, а при необходимости — и заменить на посту капитана. Он всем сердцем жаждал переломить привычные, набившие оскомину традиции “Сотни Цветов” с “этим их фан-дрочем на огнеметчика и берсерка”. Но Чжан Цзялэ ушёл, а от Юаня — никакого толку. Он присобирает отросшие волосы на затылке, стягивает резинкой. Хвостик получается куцый и короткий, волосы слишком тонкие и легкие, быстро растрепываются, щекочут уши и чёлка постоянно падает на глаза. Цзоу Юань смотрит на плакат на стене: капитан Чжан — яркий, насмешливый, отчаянный, прекрасный — и его не менее прекрасный аватар. Юаню не надо смотреть на себя в зеркало, чтобы понять, что он выглядит как жалкая пародия на прежнего капитана. Именно поэтому на последних выпущенных плакатах Сияющая Сотня Цветов — один, без игрока. А! Ещё есть пара пробных с Делило, Тан Хао хвастал, что они неплохо продаются, но пиарщики недовольны. Им всем нужны яркие победы. А команда застряла в середине второго десятка. Им всем нужны “Кровь и Цветы”, а не облетевшая сотня одиноких лепестков. Юань вздыхает. Дописывает: “Зимнее окно, возможно, спасёт команду. Я слышал, что руководство хочет провести повторные переговоры с Чжэн Сюанем из “Синего Дождя”. Если у них получится, команде очень повезёт, ведь он сейчас лучший в классе огнемётчиков”. Юань не пишет, что в таком случае, он сам перестанет быть нужным команде. Но “Сотня Цветов” заслуживает самого лучшего, верно? Когда выясняется, что переговоры с Чжэн Сюанем, едва начавшись, завершились отказом, Чжу Сяопин швыряет мышь об стену так, что она разлетается на куски. Он поносит Чжан Цзялэ и его решения, орёт о подлости и предательстве. Юань пробует его успокоить, Сяопин орёт и на него, Тан Хао орёт на Сяопина, Чжан Вэй пытается слиться со стеной, чтобы его не вздумали привлечь в качестве арбитра. Пара новичков испуганно следят за старшими, боясь вставить хоть слово. Потом, конечно, Чжу Сяопин извиняется. Он вовсе не хотел называть Юаня бездарем, он видит, как тот старается и как много времени тратит на команду. Сяопину ужасно неловко, и Юань спешит его успокоить. Он прекрасно понимает его раздражение. И всегда готов принять к сведению чужое мнение. Критика — полезна, даже если неприятна, это удобрение для роста. Ему тоже жаль, что Чжэн Сюань не захотел уходить из “Синего Дождя”, но он приложит все усилия, чтобы приблизиться к его уровню… — Давайте все постараемся ради победы, — как можно мягче говорит Цзоу Юань, и команда поддерживает его согласными улыбками и торопливыми кивками. Закончив фразу, он выжидательно смотрит на Тан Хао, и тот понимает его намёк, но реагирует совсем иначе, чем хотелось бы Юаню. — А я не буду извиняться за свои слова, — фыркает Хао. — Вам тут всем ничего не светит. Абсолютный ноль шансов! Чудо, если мы таким составом вообще не вылетим из про. Особенно, — он выразительно тычет пальцем в сторону флипчарта, — с такой тупой тактикой. — А у тебя типа есть сильно умная, да? — вновь закипает Чжу Сяопин. — Есть! “Мы обсудили сложившуюся ситуацию”, — пишет вечером Юань капитану. “Затем устроили мозговой штурм по поводу дальнейшего развития”. В процессе Тан Хао и Чжу Сяопин ещё дважды срывались в горячку эмоций, спорили до хрипоты. Юаню пришлось их мирить, он умудрился отыскать по две явных ошибки в рассуждениях каждого и это внезапно прибавило весомости его собственному мнению. Смешно, но: в итоге они вернулись к изначальному, предложенному Юанем “тупому” варианту. “Чжан Вэй меня поддержал, ребята тоже постепенно успокоились и перешли к конструктивной беседе. Нам удалось о многом договориться, и я безумно рад, что этот гнойник раздражения наконец прорвался…” Только сейчас Цзоу Юань абсолютно, бесконечно пуст внутри. У него не осталось никаких сил. Он измотан. У него болят плечи и спина, как будто по нему проехался каток и смял все кости. И он боится выходить из комнаты. Это очень глупо, но — он хотел сходить за чаем, а вместо этого наоборот, забрался глубоко под одеяло, замотался и около часа сидел в этом коконе, бездумно пялясь в стену. И даже когда выбрался из кровати, чтобы начать очередное письмо, он так и не пошел на кухню, потому что испугался. Вдруг он встретит кого-то. Или услышит что-то не предназначенное для его ушей. Ему не нужны сейчас ни жалость, ни участие, ни очередное подтверждение собственной безнадежности в обрывках чужих разговоров. Они его попросту добьют. Переломят пополам. Что ему, возможно, нужно, так это тёплые объятия и какая-нибудь пустячная беседа, но к нему никто не придёт. Цзоу Юань думает о Тан Хао, думает о капитане, даже пару трусливых мгновений думает о том, чтобы позвонить матери. Затем выключает компьютер и свет в комнате, возвращается в одеяльный кокон, представляет, что его обнимают со спины, и лежит так, в темноте и пустоте, пока не засыпает. Цзоу Юань не рад, что попал в список Всех Звезд. “Я и здесь занимаю ваше место да ещё и заметно ниже в рейтинге”, пишет он капитану и ставит грустный смайл в конце фразы. Первый день проходит суетливо и утомительно, слишком много людей вокруг, слишком много эмоций. Тан Хао выигрывает свой бой с ветераном и заносится чуть ли не до небес. Ну, что ж, он и вправду заслужил. Его победа особенно хорошо заметна на фоне остальных: единственный бой, в котором выиграл ещё один новичок, из “Маленькой Травы”, против собственного капитана, наверняка отрепетирован до последнего движения, Тан Хао считает, что на него не стоит обращать внимания. А вот он сумел отличиться. Но до самой ночи все разговоры только о том, как он себя проявил, как улётно провёл бой, как показал. — Всем показал, — довольно говорит Тан Хао, откидываясь на подушку кровати в их общем номере. — Надеюсь, менеджеры сделают правильные выводы и купят для меня Три Удара. Линь Цзинъяну давно пора на пенсию, он ему уже не пригодится. Я ему так и сказал... — Ты довольно грубо с ним обошелся, — хмурится Юань. — Пфф! Зато справедливо. Старик уже не тот, я гораздо сильнее. Чего церемониться? Юань пожимает плечами. Что он может сказать? — Этика соревнований… — начинает Юань, но Тан Хао обрывает его со смешком: — Я не знаю такого слова. Зато знаю то, которое “победа”. Юань устраивается в кресле и набирает с телефона: “Я запутался, капитан. Я рад победе Тан Хао, но то, что произошло после, кажется мне неправильным. Я не знаток трэш-толка, но злорадство… пусть это естественная реакция, пусть соперник её заслужил, но разве он не заслужил и уважения?” Но всё же Юань обещает Тан Хао намекнуть руководству о покупке Трёх Ударов. — Но я не уверен, что получится. Могут пожалеть ресурсы. Сам понимаешь, мы в этом сезоне не очень-то удачливы. — Вы, — поправляет Тан Хао с усмешкой. — У меня-то всё хорошо. И они всегда могут продать Расцвет Хаоса, он уже сколько сезонов лежит мертвым грузом и покрывается пылью… Юань ничего не отвечает. Он смотрит на недописанное сообщение, блокирует экран, встаёт. — Ты куда? — Пройдусь. Хочется какой-то химической дряни типа “Миринды”. Я видел автоматы в холле, внизу. Тебе прихватить чего-нибудь? — Не, — Тан Хао пожимает плечами, достает планшет из-под подушки. — У меня есть всё, что нужно. Юань кивает и выходит из номера. Пытаясь привести мысли в порядок и разобраться, что же его так задело в болтовне Тан Хао, он идёт по коридору медленно, стараясь держаться ближе к стене. И всё равно умудряется столкнуться с каким-то парнем, который как раз открывает дверь в номер, удерживая в руках три больших стакана из кафетерия. — Ох, прости, пожалуйста, прости! — Юань успевает поймать верхний стакан с американо, почти не расплескав. Почти. Он шипит, стряхивая попавшие на кожу капли, виновато извиняется. — Прости, я задумался… отвлекся… — Ничего страшного, — говорит парень. “Юй Фэн”, запоздало вспоминает имя Юань. Берсерк, Сверкающая Кромка, команда “Синий Дождь”. Юй Фэн чуть хмурится, в его тёмно-синих глазах заметно беспокойство. — Ты не обжегся? Спасибо, что поймал, это для капитана. — Не обжегся, — бормочет Юань, отдавая стакан, но Юй Фэн всё равно ловит его за руку и придирчиво осматривает легкое покраснение на среднем и безымянном пальцах. — Ты должен быть осторожнее, — строго замечает Юй Фэн. — В следующий раз береги руки, хрен бы с ним, с этим кофе… надо найти лёд. Или просто что-то холодное. Юань хочет сказать: “Не стоит беспокойства”, но отчего-то давится воздухом. Он поворачивает ручку, а Юй Фэн боком толкает дверь и наконец проходит внутрь. — Заходи, — зовёт он и Юаня. — Давай хоть под воду сунем пальцы… Да не мои! Всё в порядке, — отвечает он на чей-то вопрос. — Просто столкнулся с Цзоу Юанем, пока тащил это всё. На, помоги хоть теперь! “Он помнит моё имя”. Юань делает шаг следом, глупо улыбаясь и почти не чувствуя ног. Он вдруг осознаёт, что он не просто, как обычно, неловко, столкнулся с кем-то, нет. Он — глупо, нелепо, бездумно, со всего размаху — крашнулся об Юй Фэна. Попал в аварию. Разбился вдребезги о тёплые глаза, смугловатые руки, сдержанную улыбку, спокойную уверенность… и совсем не знает, как теперь собрать себя воедино. Следуя указаниям Юй Фэна, Юань подставляет кисть под проточную холодную воду. Потом Юй Вэньчжоу, который тоже оказывается в номере, как и Хуан Шаотянь, находит в аптечке пантенол, и Юй Фэн смазывает пострадавшие пальцы Юаня, бережно удерживая их в своей руке. Юань не протестует, даже из вежливости. В номере “Синего Дождя” довольно прохладно (“Потому что кое-кто забыл закрыть проветривание перед уходом” — “Эй, не смотри на меня так, это не я! Это Фэн-Фэн выходил последним!”), но Юань греется изнутри — улыбками, прикосновениями, шутками. Хуан Шаотянь угощает его рисовым печеньем с карамельно-шоколадным лого “Сансары” (“Надо уничтожить продукты конкурентов!”), Юй Вэньчжоу передаёт плед, чтобы можно было закутаться, а Юй Фэн спрашивает, какой кофе любит Юань (“Или, может, чай?”), уходит и возвращается со стаканчиком латте. Они не мучают расспросами и вежливыми фразами, ведут себя, будто старые друзья и знают его лет сто, не меньше. Они просто болтают рядом: о “Славе”, о командной игре, которая пройдет на третий день, о сладостях, о Шанхае. Хуан Шаотянь хвастается парой купленных игрушечных пингвинчиков, одного он подарит кому-то из младших, а второго… “Да просто так купил, для нас, на память”. Из жатой голубой бумаги они уже смастерили пингвинам по шарфу, “а капитан нарисовал эмблемы, смотри, идеально же! И теперь они совсем наши, без всяких там”. Ещё Хуан Шаотянь рассказывает, как разжился целым пакетом разноцветной карамели от какой-то местной фабрики, и Юй Вэньчжоу делится подозрениями, что Шаотянь не успеет довезти конфеты до дома. Хуан Шаотянь возмущается, это же не мясо, вот снеки из говядины он действительно уже не довезёт, и те прикольные осьминожьи щупальца в сладком коричном соусе, “остроты не хватало, но довольно вкусные!”. Юань тихонько смеется, слушая эти пререкания, Юй Фэн сидит рядом и тоже хмыкает: — Хуан Шао — любитель исследовать местную кухню. — Это ты любитель, а я профи! Я знаю всё о вкусной еде! А ты даже топинамбур от батата не отличишь! В какой-то момент Юань расслабляется настолько, что сбрасывает кроссовки, подбирает ноги, закутывается в плед поплотнее, приваливается затылком к спинке дивана и ненадолго, буквально на пару минут прикрывает глаза. Мысленно он обещает не позволять себе лишнего, но всё равно проваливается в сладкую, сытую дремоту и укладывает голову на плечо Юй Фэну, а тот не отстраняется. И Юань дремлет в тепле, слушая рассуждения Хуан Шаотяня о правильных способах подготовки бульона для хого. “Мне всё это снится”, — думает Юань. Ему не хочется просыпаться. Поэтому, когда Юй Вэньчжоу всё-таки удаётся его осторожно растолкать, он моргает почти обиженно. А когда осознаёт, что уже без пары минут полночь, что он умудрился крепко заснуть и во сне сползти головой на чужие колени, резко встряхивается и принимается сбивчиво извиняться. Юй Фэн что-то протестующе бормочет рядом сквозь собственный сон. — Тшш! — говорит Юй Вэньчжоу с мягкой улыбкой. — Не буди малыша Фэна. Мне не жаль для вас дивана, но вы здесь вдвоем не выспитесь. К тому же, тебя наверняка потеряли и уже ищут. “Да кто меня будет искать?”, тоскливо думает Юань, но благодарит капитана Юя за заботу, послушно собирается и уходит, он ведь и впрямь засиделся в гостях. В номере темно, Тан Хао спит на животе, раскинувшись на всю ширину кровати, его планшет мигает красным огоньком на полу. Юань вздыхает, поднимает планшет, чтобы поставить на зарядку. И только потянувшись за проводом и машинально перехватывая сползающий с плеча плотный флис, он понимает, что так и ушёл к себе — завернувшись в плед “Синего Дождя”. Он возвращает одолженный плед, чтобы не забыть, прямо с самого утра. Юй Фэн, похожий на взъерошенного воронёнка, спешно пытается пригладить волосы, спрашивает, как Юань себя чувствует, извиняется, что заснул вчера прямо посреди разговора, и зовёт спуститься с ними позавтракать. Юань с грустью думает, что он и так уже злоупотребил чужим временем и вниманием, и отказывается. А потом ковыряется палочками в своем омлете и жалеет, что не согласился. Тан Хао, невыспавшийся и оттого мрачный, наклоняется к столу и бурчит: — С хера ли этот придурок на тебя пялится? — А? — Юань косится в ту сторону, куда указывает взглядом Хао, но Юй Фэн (если это был он, конечно) как раз отворачивается и что-то говорит Хуан Шаотяню, а тот заливисто смеётся. — Бесят, — бурчит Тан Хао. Юань пожимает плечами. — Криворукий задрот, трепливая шавка и этот урод тормозной… Юань смотрит на него с недоумением. — Два игрока божественного уровня и один — все-звёздного, — переводит он с танхаошного на человеческий. — Как бы топеры одного из основных претендентов на победу в этом сезоне. Или, — он улыбается, — потому и бесят? Так мы тоже можем, если постараемся, если не в этом году, то в следующем… Тан Хао встаёт, с таким грохотом отодвигая стул, что Юань даже вздрагивает от неожиданности. — “Мы” — это кто? Наша отстойная команда? Или может, мы с тобой, капитан Цзоу? Не то, что не в этом сезоне, а не в этой жизни! Он подхватывает свой поднос и уходит. Юань смотрит ему вслед. Это “капитан Цзоу” прозвучало с противным сарказмом. Юань знает, что Тан Хао не хотел его расстроить, просто выплескивал скопившееся раздражение на чужую слабость. Но ему всё равно обидно до чёртиков, ему хочется вскочить, догнать друга, развернуть и высказать всё. Объяснить. Вступиться и за себя, и за “Сотню Цветов”. И за “Синий Дождь” — не то, чтобы те нуждались в его защите, но Юаню они нравятся, они сильные игроки, хорошие люди и не заслужили оскорбительных слов. Юань оборачивается к столу, за которым сидели ребята из “Дождя”, но они уже закончили завтракать и ушли. Он надеется, что они не обратили внимания на вспышку гнева Тан Хао и не видели нелепой растерянности Юаня. Вряд ли они о нём хоть сколько-нибудь высокого мнения, конечно, но… На стол перед ним опускается стакан с латте, заставляя изумлённо поднять глаза. — Я решил рискнуть, — поясняет Юй Фэн, глядя куда-то за плечо Юаня. — У тебя был такой расстроенный вид, я подумал, вдруг кофе с молоком и карамельным сиропом тебя утешит? — Карамель всё делает лучше, — благодарно улыбается Юань. Он рассматривает коричную присыпку на молочной пенке, обхватывает стакан ладонями, греет их. — Спасибо! Они разговаривают. Потом Юй Фэн зовёт прогуляться со старшими по Шанхаю, и Юань думает: а чёрт бы и с ним, почему нет? На улице морозно и довольно ветрено, но многолюдно. Вокруг хватает фигур с лицами, закрытыми шарфами и медицинскими масками, в шапках, низко надвинутых на лоб, и это удобно, в такой толпе мало шансов напороться на каких-нибудь особо проницательных фанатов. Но засмотревшись на витрину какой-то из антикварных лавочек, Юань чуть было не теряется: вокруг спины в тёмных куртках, шапках и капюшонах, все куда-то движутся по своим делам, а как различить среди них знакомых? Юй Фэн находит его и ловит за руку. — Всё в порядке? — спрашивает он, чуть сдвинув светло-голубой шарф ото рта. Юань кивает и улыбается, потому что закутанный по уши Фэн выглядит умилительно. Юй Фэн моргает. У него забавное выражение лица, словно он потерял нить разговора и теперь заново пытается сосредоточиться. Наконец, он приходит в себя, улыбается тоже и тянет Юаня за собой: — Капитан с Хуан Шао уже далеко ушли, давай догонять. С неба сыпется мелкая морось, ветер крутится между домами, бросает снежные крупинки то в лицо, то за воротник куртки, но пальцы Фэна тёплые, это чувствуется даже сквозь перчатки. И внутри у Юаня тепло. — Куда это вас носило вчетвером? — язвительно спрашивает Тан Хао, когда он возвращается в номер гостиницы, чтобы переодеться и идти к Арене. — Двойное свидание? — Ой, да отстань, — смеется Юань. Он падает на кровать навзничь и с дурацкой улыбкой пялится в потолок: светло-голубой, как летнее небо — или как шарф Юй Фэна. Тан Хао растерянно молчит.