Хагрид и уроки окклюменции

— Окклюменция, — жизнерадостно сказал Хагрид, и Гарри поперхнулся чаем — из носа полетели брызги. — Дамблдор тут прислал мне письмецо, — добавил лесничий. Вытер намокший каменный кекс носовым платком и с удовольствием отправил в рот. — Стал-быть, с профессором Снейпом у тебя не заладилось? — Он меня выгнал, — угрюмо ответил Гарри, продышавшись. — Когда я влез без спросу и подсмотрел кое-какие воспоминания. Но, Хагрид, когда ты сказал, что Дамблдор предложил тебе давать мне уроки, я подумал, ты научишь меня… ну, не знаю… жить в лесу, или стрелять — что-то в этом роде. Может, ещё каким-нибудь чудным боевым искусствам великанов. — Эй, ты откуда знаешь про стиль «Крадущийся титан, несущийся фургон»? — воскликнул Хагрид. — …О-о, нет. Не следовало мне этого говорить. Вовсе даже не следовало. Ёлки-моталки, просто забудь, что я это сказал, лады? Гарри с любопытством посмотрел на огромного бородача, однако решил воздержаться от расспросов. — Знаешь, только не обижайся, но я бы ни за что не заподозрил в тебе мастера окклюменции, — заметил он. Хагрид засмеялся. — Да, старая добрая окклюменция… мозги прочищает так, что только ух! Нам всем страсть как повезло, что я это учение одолел, потому что иначе профессор Квиррелл бы мне в голову влез и про Пушка с Камнем всё как есть узнал — а так пришлось ему попотеть, — он мрачно покачал головой. — Эх, дурное то было дело. — Но как ты этому выучился? И зачем? — Гарри сформулировал два главных вопроса, не дававших ему покоя. — Ну дык то сам Дамблдор меня обучал в прошлую войну — почитай, несколько месяцев провозился. А то ж прежде он опасался мне секреты свои доверять, и я на него за это не в обиде, — бодро произнес Хагрид. Он энергично потряс ржавый жестяной чайник и приложил его к уху. — Великий человек, Дамблдор. Вишь, прям в точку он с этим попал! Знаешь, — Хагрид вдруг уставился в пространство затуманившимся взглядом. — Если подумать… А ведь, не будь окклюменции, не видать бы мне Норберта. Он рассеянно повесил опустевший чайник на вбитый в стену крюк рядом с арбалетом, а потом повернулся к Гарри, заложив гигантские пальцы за столь же гигантский ремень. — Не боись, никуда ты у меня не денешься — быстро научишься разум защищать, — пообещал он — у Гарри по спине пробежали мурашки. — Ну, малец, рассказывай. Что ты уже умеешь? — Э-э. Не знаю. У меня ни разу не получилось хоть как-то защититься от Снейпа. — Хм-м. А всякие упражнения, чтобы, эт самое, настроиться? — Вообще-то книжка с упражнениями у меня есть, — признался Гарри. — Только я ее не читал. — Что так? — Неохота было. — А, ну тогда ладно, — Хагрид немного постоял, задумавшись. — Ничего, есть книги и книги, — он повернулся к грубо сколоченным деревянным полкам, которые стояли на подставках из кирпичей и чурбачков, и принялся там что-то искать. Через несколько минут он шмякнул на нетесаный стол стопку волглого пергамента, сшибая чашку Гарри. Листы были сшиты вместе с помощью садового шпагата; на верхнем, чуть выше большого мармеладного пятна, была старательно выведена пером надпись: «Непрошибаемая защита разума: трахтат в одной части, сварганенный самолично Рубеусом Хагридом». Гарри поднял на него круглые глаза. — Ты написал книгу, Хагрид? Полувеликан гулко хохотнул: — Дык, Гарри, я этих крошек не один десяток накропал. Он поднял два переплетенных в древесную кору фолианта — «Забавное зверьё, описанное джентльменом из Хогвартса» и «Книззлы: как споймать, куда девать. Советы профессора Хагрида». Гарри полистал лежащую перед ним прото-книгу и без удивления обнаружил, что писал лесник так же, как и говорил, со всеми просторечными словечками и выражениями. В этой работе поистине стиралась грань между языком трактата и трактира. — Их покамест не напечатали, но можешь мне поверить, за этим дело не станет — предложения-то у меня ого-го какие. Значится, так, — Хагрид ткнул пальцем в рукопись на столе, — вот это всё ты прочитаешь — потихоньку, полегоньку, по главке в неделю, а если какое слово встретится непонятное, сразу ко мне обращайся, лады? Гарри посмотрел на его руки величиной с хорошую лопату, где каждая костяшка выделялась, подобно скоплениям устриц, облепивших неприступную скалу, и поклялся себе, что прочитает всю книгу как можно быстрее. Внезапно Хагрид хлопнул в ладони — Клык в ужасе вынесся за дверь. — Ну а теперь — за дело! Очистим тебе разум — по первости по методе внешнего воздействия, а там и сам мал-помалу навостришься. И вот тогда у нас пойдут настоящие тренировки. Гарри с опаской поглядел на него. — И какого рода будет внешнее воздействие? Хагрид пошарил в кармане и вытащил оттуда кирпич. — А! Вот и он. Запомни, малец, всегда носи в кармане кирпич — дюже полезная вещь. А то зверюшки всякие попадаются, многим на твою магию начхать. Он посмотрел на выражение лица Гарри, и в уголках его глаз появились смешливые морщинки. — Что, неужто тебе не по нраву очищение разума старым добрым кирпичным способом? Ну-у… Тогда остаётся только одно средство. Правда, оно чуток недоработано… — Ничего! Пусть будет это! Заодно и доработаем! — пискнул Гарри, косясь на ведущую наружу дверь. К сожалению, путь к ней перекрывал Хагрид. Лесник подошел к посудному шкафу, запустил руку в щербатый аквариум с мутными стеклами и вытащил на свет пару ярко окрашенных жаб. — Вьетнамские широкоротые визгуны, — гордо произнес он и бросил одну жабу на стол перед Гарри. Гарри уставился на нее. Жаба — на него. — Ну, ты ж пушинка по сравнению со мной, стал-быть, маленько лизнешь, и хватит… * * * Несколько недель спустя Гарри сидел за плитой из нетесаного дуба (Хагрид называл это столом), наслаждаясь приятной пустотой в голове. — Ну, теперича окклюменция у нас пойдет. Но сперва давай-ка я тебе покажу, как вытащить из головы воспоминания — а то вдруг у тебя там секреты какие. Берешь, значится, палочку… — Хагрид приставил кривой металлический наконечник розового зонтика к собственному уху. — Покуда руку хорошенько не набьешь, лучше прямо тут упражняйся, а то удерет воспоминание куда-нить не туда — ищи его потом. Как будешь готов, сосредоточься на том, которое хочешь вытащить, и шугани его магией через ушной канал, чтобы с другого конца выскочило. Только смотри, не переборщи. Он прищурился — зонтик слегка засветился, и из второго уха показался серебристый сгусток. Хагрид быстро потянул зонтик наружу — тот вышел с отчетливым чмоканьем — и наклонил голову. Воспоминание тягучими каплями стекло вниз, собралось в лужицу в одной из вмятин на столе. Комочки серебристых нитей задвигались, сплетаясь в единый клубок, на мгновение испуганно замерли при виде Хагрида с кирпичом — и вдруг рванулись прочь. Но не успело беглое воспоминание добраться до старого истрёпанного номера «Вожделеющих великанш», как Хагрид прихлопнул его сверху пивной кружкой, а потом ловко сунул под нее картонную подставку. — Обычно-то эти поганцы норовят у меня в бороде спрятаться, — объяснил он, с довольным видом тряхнув кружкой, где дергался серебристый клубок. — Ну, теперь твой черёд. Ежели промажешь, не беда — у меня тут рядышком помойное ведро. * * * — Ну вот, ты уже чуешь, как я к тебе в голову лезу — стал-быть, пора мне объяснить про самую соль окклюменции: щиты разума. Гарри поднял руку. — Э-э, Хагрид, ты только не обижайся, но вдруг против меня выйдет противник, который… умеет легилиментить более тонко и незаметно? — Чего? Ты ж на внешность-то не смотри. У старины Хагрида этой незаметности на троих хватит! — он хрястнул кулаком по столу, раздавив солонку. — Значится так, Гарри, слушай, что я тебе скажу: большинство окклюментов строят у себя в разуме стены, побольше да попрочнее… и башка у них от этого болит неслабо. Есть еще любители городить в своей голове лабиринты — ежели кто сунется, то там же и заблудится; но и собственные мысли эдак можно запросто потерять. А бывают затейники — подсовывают людям ложные воспоминания. С таким противником ни в жисть не догадаешься, правду он тебе показал или обманку хитрую. Этакая метода… — Хагрид замолчал, задумчиво уставившись в никуда. — …бесполезная трата времени, как по мне. Труда море, а толку чуть. Вышвырнуть вражину вон, а потом еще по морде ему вломить — вот это дело. Чтоб хвост поджал и зарекся в другой раз лезть. Как тебе мой план? Гарри обреченно пожал плечами. — Вот и я говорю, план что надо. Сделаем так: ты пообщаешься кой с какими тварюшками и заведешь у себя в голове таких же, только воображаемых — мы, окклюменты, называем их ментальными конструхтами. Чтобы ничего не напутать, придется тебе малёк освоить легилименцию и пошарить у тех тварюшек в мозгах. Для начала мы возьмем кого попроще — скажем, лукотрусов… * * * — Эти лапушки, Гарри, называются глизни. Видишь полосочки? Это значит, они совсем еще малышки, — Хагрид горделиво продемонстрировал полосу покореженной, выжженной растительности. На пузырящихся останках того, что прежде было небольшой рощицей, сидели несколько гигантских улиток, испускающих кислотную пенистую слизь. — Ну же, подойди и загляни в их глазные стебельки. Только поосторожнее ступай. * * * — А вот это у нас джарви. Ты его, главное, не слушай. Гарри уставился в глаза похожего на хорька животного, крепко зажатого у Хагрида в кулаке. — Ебал я тебя, шеф, — спокойным раскатистым баритоном проговорил зверек. — И твоего верзилу-дружка. И его мамашу — тупую пизду. Не смотри, что я такой маленький — будешь наглеть, живо яйца тебе отгрызу. * * * — Так, гиппогрифов ты уже, конечно, видел. Кажись, они должны тебя уважать и не откажутся поделиться мыслями. Дюжина огромных крылатых коней глядели на них из загона с самым свирепым видом. — Э-э… а если откажутся? — Ну так кирпич-то у тебя при себе, Гарри? * * * — Растопырник, — объявил лесник. В руках у него был гибрид крысы и актинии. — Смотри, не наступи на него. Уже погружаясь в разум зверька, Гарри услышал: — А этот синенький малыш — болтрушайка. Ежели он вдруг гикнется, сразу отпрыгивай назад. Да, и пока не поваляешься чуток в навозе, лучше к нему не подходить… * * * Гарри заглянул в щербатый аквариум, полный серых мохнатых насекомых. От их медленного кружения и тоскливых трелей на душе становилось тошно. — Ипопаточники, — вздохнул Хагрид. — Видишь слизь на дне? Это зауныльная патока. От нее любому поплохеет, даже если просто дотронуться. А уж коли выпить, так и вовсе волю к жизни потеряешь. И кстати, о ней — я тут давеча погребинов наловил, тебе будет интересно. * * * Когда Хагрид наклонил в его сторону бак, Гарри инстинктивно потянулся за кирпичом. Лишь через несколько секунд он заметил, что сжимает в другой руке палочку, но кирпич не выпустил — его приятная тяжесть придавала ему уверенности. — Этот мелкий пакостник — гриндилоу. Демон-душитель. Гарри чуть отодвинулся. — Да, мы их изучали на ЗОТИ. — Но, возможно, тебе невдомёк, что они умеют выделять из кончиков пальцев особую жидкость. Маслянистая такая штука, панику вызывает. Лёгонькую, но ежели он тут начнет тебя душить, отцепляй его как можно быстрей, иначе хана. Гриндилоу, висящий вниз головой в своем баке, оскалился и помахал Гарри. * * * — Это лобалуг. Гарри пристально посмотрел на лобалуга. — Это носок, Хагрид. — Не-а, вообще-то это рыба. — Рыба, которая выглядит точь-в-точь как носок, — Гарри осторожно ткнул ее… рыло… волшебной палочкой. — И она дохлая. — Ну да, им, чтоб не загнуться, глубина нужна. Ничего, прочитаешь дохлую — у ней такие при-ми-тивные мозги, что и разницы особой нет. И палочку ты б все-таки сполоснул, а? Рыбка-то того… малость ядовитая. * * * — Ты глянь, какие красотули — давно хотел тебя с ними познакомить. Крикаду и клешнеподы. Подойди к ним, Гарри, только сперва надень перчатки и наушники. Гарри понял это как «приближаться исключительно в броне и с электрошокером, держась за спиной Дамблдора». Он быстро поднялся. — Хагрид, ты не представляешь, как я тебе благодарен за помощь с окклюменцией. Волдеморт мне уже несколько месяцев никаких видений не посылает — с тех пор как забрел в тот чудной коридор, куда я напустил перепуганных дириколей. Знаешь, какие у них щекотные перья? Никогда не слышал, чтобы жуткий темный маг хихикал, как девчонка. Вряд ли он опять рискнёт ко мне сунуться. В общем, э-э, думаю, в наших занятиях больше нет нужды. Хагрид его не слушал. — Жаль, квинтолапов не достать… может, хоть малюсенького дракончика удастся… или парочку… — Здорово! — жизнерадостно сказал Гарри. — Но мне пора идти… уроки, сам понимаешь, магия, то-сё… заклинания отрабатывать… зелье недоваренное стоит… ну, пока… Он выскочил за дверь и, не чуя под собой ног, понесся к замку, а за спиной слышались горестные крики Хагрида: — Эй, Гарри! Вернись! А как же василиски?! У меня есть хорошие знакомые… АТРИУМ МИНИСТЕРСТВА МАГИИ, НЕСКОЛЬКО МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ Повинуясь жесту Дамблдора, вода в фонтане поднялась и объяла Волдеморта, словно заключив его в кокон из расплавленного стекла. В течение нескольких секунд Волдеморт силился сбросить с себя эту удушающую массу... Потом он исчез, и вода с шумом обрушилась обратно в бассейн — часть ее выплеснулась наружу, залив начищенный паркет. — Господин! — вскрикнула Беллатрикс. Уверенный, что все кончилось, что Волдеморт наконец бежал, Гарри хотел было выскочить из-за спины своего золотого стража, но Дамблдор осадил его громовым возгласом: — Не двигайся, Гарри! Впервые в голосе Дамблдора прозвучал страх. Гарри не понимал, что его напугало: в зале не осталось никого, кроме них двоих, рыдающей Беллатрикс, пригвожденной к полу статуей волшебницы, да птенца феникса, тихо пищащего у фонтана... И тут шрам Гарри взорвался дикой болью: это была невообразимая, нестерпимая мука... Он больше не стоял в зале — он был обвит кольцами существа с красными глазами, и нерассуждающий, животный инстинкт заставил его бросить все силы в окклюментную защиту. Мгновение существо копошилось у него в голове, пытаясь заговорить его устами, потом был всплеск потрясенного недоумения — и оно исчезло. Однако Гарри точно знал, куда оно делось, и уже обдумывал, кого бы за ним послать… * * * Темный Лорд, принявший форму огромного злобного змея, был в замешательстве, что неудивительно после падения в глубокую, солоноватую воду. Он камнем пошел ко дну, негодующе зашипел — и тут же принялся отплевываться от тухлятины. Поттер исчез, пропал прямо из его смертоносной хватки. Волдеморт долго над ней работал и по праву гордился ее смертоносностью. А Поттер… кинул его — да, именно кинул. В эту мерзкую лужу! Волдеморт сжал свои кольца и яростно набросился на первое существо, попавшее ему на глаза: странного вида рыбу, до чрезвычайности похожую на желтый с серым эластичный носок. Однако стоило ему вонзить в нее клыки, как из трубчатого отверстия у нее на конце вырвалась жгучая жидкость. Задыхающийся Змеелорд во весь дух рванулся вверх. Вынырнув на поверхность, он обвил хвостом бревно и в сероватом сумеречном свете попытался рассмотреть, куда же он попал. И тут в него вцепились тонкие, костлявые пальцы и утащили обратно в болотную воду. Казалось, эти пальцы были везде. Они жалили, дергали, щипали и душили. Начал действовать яд гриндилоу; охваченный паникой, Волдеморт перекусил пополам одного водяного демона, но двое других повисли у него на голове и на спине, и ему пришлось вновь принять человеческую форму, чтобы с ними разделаться. Он выбрался на берег, пинками расшвыривая кости и пустые раковины. Остановился, чтобы протереть глаза от ила и ряски — и кто-то, напоминающий большого омара, ущипнул его за щиколотку. Он узнал клешнепода и понял, что очень скоро яд подействует, поразив его опасным невезением. Он и сам не раз травил им своих врагов и неизменно был доволен результатом. Волдеморт лишь на мгновение задумался, а потом поднял палочку — точнее, ее ментальную проекцию — и распылил себе ногу до самого колена. К несчастью, яд уже впитался в его кровь, и он пережил несколько весьма болезненных секунд, прежде чем наконец осознал, что попал не в ту ногу. Он сел, аккуратно отрезал вторую ногу и замысловатым движением палочки вырастил обе конечности заново. Наверное, в реальном мире он не сумел бы проделать это с такой легкостью, однако здесь границы возможного устанавливал разум, а на отсутствие воображения Темный Лорд никогда не жаловался. Его новая кожа была матовой, белой и безволосой. От ботинок остались одни изорванные клочья. Он позволил себе немного полюбоваться своими ногами, и очередной клешнепод ущипнул его за ягодицу. * * * Когда отгремела темномагическая истерика, ментальная проекция Волдеморта медленно повернулась на пятках, разглядывая местность за пределом круга развороченной, усыпанной пеплом земли. Он стоял в лесу; с ветвей над его головой капала вода, а рядом протянулось обширное болото, где в зловонной жиже плескались отвратительные твари. На поверхности плавало множество ярких оберток с надписью «Всевозможные волшебные вредилки». Но Темный Лорд проигнорировал эту деталь, так его поразило внезапное открытие. — И это разум Поттера? Болото? Он узнал несколько мест, ставших прототипами выдуманного поттеровского мирка. Кромка Черного озера — там, где оно примыкало к Запретному лесу… И он мог бы поклясться, что россыпи мелких косточек на древних, потрескавшихся плитах — наследие Тайной комнаты. Эта мысль всерьез его встревожила. Перед ним лежала полоса изуродованной, дымящейся растительности. Здесь, среди ментальных отражений, она, вероятно, означала какую-то слабость. Нечто такое, что он сможет использовать против проклятого мальчишки. Укусы и царапины напомнили о себе острой, пульсирующей болью, и он решительно шагнул вперед — вот только под ногой у него оказалась не сучковатая палка, а лукотрус, который тут же его цапнул. Темный Лорд отшатнулся, упал на задницу — прямо на свежий синяк — яростно ощерился и спалил несчастную тварюшку струями адского огня. Злющий и слегка ошалевший, он пошел по тропе из уничтоженных деревьев и кустов. Со всех сторон неустанно и пронзительно вопили какие-то птицы. Волдеморт осыпал древесные кроны градом костеплавильных проклятий, но галдёж от этого тише не стал. Над головой вновь показалось серое небо, он вышел на поляну — и тут прямо над ухом раздался визгливый крик: «Еба-ать!» Споткнувшись, он влетел прямо в гущу гигантских кислотных улиток, тех самых, по чьему ядовитому следу он шел. Джарви удрал обратно в лес, злорадно хихикая себе под нос. * * * Выбирая из мантии осколки глизневых раковин, выращивая заново сожженную кислотой руку, Волдеморт чувствовал, что начинает потеть — забытое ощущение, он уже шестнадцать лет этого не делал. Птицы верещали так, что болели уши; с деревьев то и дело падали пауки и пытались сплести паутину у него на голове. Где-то там должен быть выход, но будь он проклят, если знает где. Впрочем, он и так наверняка давно уже проклят. Возможно, на этот поступок Волдеморта толкнули ядовитые вещества в его крови, или же он в любом случае поступил бы точно так же — но он поднял палочку, и в лес, сотворенный воображением Поттера, потекли потоки всепожирающего темного огня. Повалил густой дым. Через минуту на него бросился первый гиппогриф. * * * Темный Лорд Волдеморт бежал, петляя между деревьев. Яд клешнепода вошел в полную силу; заклинания летели мимо цели — либо и вовсе рикошетили обратно в него. По спине из рваной раны текла кровь, но у него не было времени заниматься исцелением: гиппогрифы не отставали. И не только они. Стоило ему обернуться, и он замечал вокруг округлые глянцевые камни — одни примостились на ветвях деревьев, выделяясь своим нелепым видом, другие проглядывали среди травы и кустов. Он был уверен, что это погребины, мелкие тролли, вызывающие в своих жертвах чувство отчаяния и безнадежности. А тут за ним следовала целая стая. Он встал спиной к дереву и поднял палочку, чтобы всех их уничтожить, но после первого же заклинания яркий фиолетовый луч поблек и рассыпался шипящими искрами. С нависших над головой ветвей на его палочку причудливым жутковатым потоком скатывались маленькие крабики. С ужасом он узнал чизпафлов — мелких паразитов, пожирающих магические предметы. И закричал, глядя, как его драгоценная волшебная палочка начинает рассыпаться в прах прямо у него на глазах. Спасая палочку, Волдеморт бросился бежать, взмыл в воздух — там, где он только что стоял, погребины сомкнули кольцо. Он наконец вспомнил, что за птицы противно орали по всему лесу: крикаду, пернатые демоны, чьи голоса постепенно сводили слушателей с ума. Но Лорда Волдеморта им не одолеть! Только не его, Того-Кого-Нельзя-Воспевать! Увидев на ветке птицу, он спикировал за ней, не замечая, как из раззявленного в безумной гримасе рта летит слюна. Он поймал крошечную пеструю синюю птичку, раздавил ее в кулаке и громко расхохотался, чувствуя себя победителем и не задумываясь над тем, почему этот крикаду такой маленький. С умирающей болтрушайки посыпались перья; она открыла клюв и начала очень быстро выкрикивать все когда-либо слышанные ею звуки в обратном порядке. От дикой какофонии Волдеморт не удержался в воздухе, врезался в дерево — его тут же кто-то укусил — и загремел вниз. Его несчастная, погрызенная чизпафлами палочка не выдержала этого последнего удара и сломалась. В ярости Темный Лорд поднял руку — магия с готовностью хлынула в ладонь, но разделаться с тем, кто на него напал, он не успел: совсем рядом показались гиппогрифы, и ему пришлось бежать от них пешком, босым и безоружным. За ним гнались, за каждым кустом слышались шипение и клекот — и тут внезапно лес кончился, и он выскочил на поляну. Поляну, где повсюду виднелись маленькие гнезда, а воздух наполнял мерный тоскливый гул. Его кровь была отравлена невезением, не говоря уже об обычных животных ядах, разум помрачен — в общем, в том, что он споткнулся и кувырком полетел в самую гущу ипопаточных гнезд, не было ровным счетом ничего удивительного. А вот то, что он, перемазавшись в зауныльной патоке с ног до головы, умудрился не проглотить ни капли, можно объяснить разве что божественным провидением. Под траурное гудение серых насекомых Волдеморт медленно встал и шагнул вперед, всхлипывая и дрожа. Еще шаг — над головой кружили крикаду, и он не слышал собственных мыслей, и еще шаг, и еще, и в кустах все больше погребинов, и гнезда уже почти закончились, и он на кого-то наступил, и этот кто-то отхватил от его новенькой левой ноги здоровенный кусок. Он пнул диковинного вида крысу с наростом на спине (растопырник, отозвалось в голове; его мозг отказывался выполнять простейшие функции, но зачем-то подсунул ему название этой проклятой крысы) и тихо вскрикнул, завалившись на раненую ногу. С деревьев посыпались лягушки — нет, жабы, понял он, яркие, похожие на прекрасные, ядовитые снежинки, миллионы и миллионы жаб, целое море, в котором он тонул. Он вновь принял свою змеиную форму, но стало только хуже; голоса крикаду еще больнее били по нервам; жабы бесстрашно лезли ему прямо в пасть, и терпеть это больше не было никаких сил, и кто-то сказал: «Развлекаешься, Том?» — и он рванулся вперед, чтобы найти и растерзать, и вдруг все исчезло. * * * Волдеморт вновь оказался в Атриуме, в своем физическом теле, и его тут же вывернуло на министерский паркет. Ему было очень, очень плохо. Несколько мгновений он лежал на холодном полу, пытаясь побороть давящее чувство уныния и отчаяния. Где-то там, на другом конце зала, Беллатрикс из последних сил сражалась с Дамблдором, которому помогала золотая статуя домового эльфа, но Волдеморту не было до них никакого дела. Он вдруг задумался, а так ли сильно ему всё это нужно. Его тело болело и ныло от фантомных болей, и было так хорошо и покойно лежать, забыв о своей злодейской сущности. Но не напрасно Волдеморта так страшилась вся Британия. Воля его была поистине несокрушима. Еще несколько секунд — за это время золотой эльф поймал Беллатрикс в шейный захват, — и он собрался с духом и встал, держа палочку в худой, словно лишенной плоти руке. И сумел бы сбежать, если бы именно в этот момент Гарри Поттер не шарахнул его кирпичом.