Перед смертью

ВИНОВЕН… В голове всё звучит и звучит это слово. ВИНОВЕН — таков был вердикт присяжных. И приговор — смерть. Я, Эдвард Льюис Хард, буду повешен. Нет, не хочу, не хочу, не хочу умирать! Я слишком молод, со мной этого просто не может быть! Мне всего лишь двадцать пять. Неужели никогда не исполнится двадцать шесть? Да что там, неужели завтра наступит новый день, наступит для всех, кроме меня? В голове не укладывается, я просто отказываюсь в это верить — совсем скоро меня в этом мире больше не будет! Всё так же в небесах будет ярко светить солнце, так же его будут заслонять тучи, проливаясь дождём, так же будет зеленеть трава и шуметь ветер, так же будут петь птицы, цвести цветы, зимнюю стужу будет сменять летний зной. Только вот меня уже не будет. Мои воздушные замки оказались построены на песке. Воздушные замки на песке... Что за дурацкий каламбур пришёл мне в голову? Разве на песке можно построить что-то воздушное? И всё-таки это скоро случится: меня не станет. Проклятая девчонка! Самонадеянная дура! Боже, зачем, зачем только я её встретил? Принцесса. Так я окрестил её про себя во время нашей с ней первой встречи. Думала, что, ежели богата, может получить всё, что желает, в том числе и любовь. Нет, внешне она была ничего, но мне не нравилась. Теперь она мертва, а я из-за неё тоже должен умереть. Я женился по расчёту. Наверное, я мог бы быть доволен своим жребием, наслаждаясь тем, что мне дала женитьба на богатой женщине, а эта Принцесса могла бы до сих пор жить. Если б только волей Провиденья я не встретил Кэролайн. Это была любовь с первого взгляда. Кэролайн… Милая Кэрри… Прости меня, Кэрри. Дорогая, любимая, прости меня! Если перед кем я и чувствую себя виноватым, то только лишь перед тобою, моя радость. Я хотел жениться на тебе, но и терять деньги, которые мне давал брак с этой Принцессой, не собирался. Я должен был убить её. И что теперь? Я всей душой надеялся сделать тебя счастливой, а теперь? Теперь я стану для тебя только горестным воспоминанием, ты всю оставшуюся жизнь будешь стыдиться, что когда-то любила меня, я для тебя теперь — чудовище, человек, убивший свою жену. Ты презираешь меня как убийцу, и это к лучшему. Нам не суждено быть вместе, милая. Боже, если бы можно было оттянуть все это! Хотя бы на день, на час, на минуту! Нет, что это я? Пусть это случится как можно скорее, ждать просто невыносимо! Произношу имя Бога — а существует ли Бог? Есть ли что-нибудь там, после смерти? Смогу ли я после того, что случится, видеть и слышать, что происходит здесь, в этом мире? Говорят, что человек — душа, а душа не умирает. Как хорошо тем, чья душа светла, у кого чистая совесть! Вера в Создателя служит им опорой в тяжкие минуты, помогает не бояться смерти, даря надежду — это не конец. Но какая загробная жизнь может быть у меня? Убийцы, если верить учению Христа, должны вечно гореть в адском пламени. Молиться, раскаиваться, надеясь, что Бог милосерден и простит мне грех убийства? Не могу. Наверное, Бог прощает раскаявшихся грешников, только вот я не раскаиваюсь. «Слова летят, а чувства книзу гнут, а слов без чувств вверху не признают». Так заканчивает свою молитву король Клавдий в «Гамлете», убивший своего брата. Потом он, кстати, задумал убить и племянника, узнавшего его тайну. Такой же бессмысленной была и моя попытка помолиться. Умом я понимаю, что убивать дурно. Но я не чувствую, что поступил дурно. Я просто, как и все на свете, хотел счастья. И кто такое выдумал? Есть один погибший человек, так надо убить и другого — того, кто убил? Чёрт бы побрал эти законы! Хочется разреветься. Злости уже нет, есть только глубокая грусть и бесплодное сожаление о настоящем семейном счастье, о детях, о том, чего у меня уже никогда не будет. Хватит, возьми себя в руки. Сейчас тебе как никогда нужно быть сильным, нужно встретить смерть так, как подобает мужчине. Жалость к себе - это самое мерзкое, самое отвратительное из всех наших чувств, напрочь убивающее мужество. Начнёшь себя жалеть — совсем раскиснешь. Но вот дверь камеры отворилась, вошёл тюремщик с конвоем. Пора…