17:0.

— Ты пялишься, дружище. Артём вздрагивает всем телом и испуганно озирается по сторонам, словно его поймали за чем-то неприличным, за что придётся покрываться стыдливым румянцем при упоминании случившегося на протяжении долгих лет. Это выглядит весьма комично, поэтому Черышеву — будь он неладен со всей своей наблюдательностью — не удаётся сдержать громкого смешка, который способен привлечь внимание всех членов команды. Благо те слишком взволнованы грядущей игрой, чтобы хоть как-то реагировать на победно улыбающегося во все тридцать два мужчину, — и это они ещё Испанию не обыграли, какое уж тут преждевременное веселье? — поэтому Дзюба расслабленно выдыхает. — Не понимаю, о чём ты, — хмурится Артём, стараясь придать своему голосу львиной доли убедительности. На самом деле, понимает, конечно, но признаваться в этом не собирается. И проблема тут далеко не в ущемлённой гордости или задетом едким замечанием самолюбии, — сложно обижаться на правду, да и не пристало мужику мотать сопли на кулак из-за чьей-то неспособности не совать нос не в своё дело, — скорее, в нежелании делиться этим с кем-то ещё. Под незамысловатым «этим» Артём подразумевает замысловатое «я, кажется, повернулся на вратаре нашей сборной и не знаю, что делать дальше» и едва не давится этой мыслью, потому что... ну, пиздец же. — Я не слепой, — закидывает удочку Денис, продолжая улыбаться шире, чем Чеширский кот. Мужчина выглядит чрезмерно довольным собой, что неудивительно: соображает он так же быстро, как и бегает, и почему-то это раздражает — впервые за долгое время. — Рискуешь им стать, если не заткнёшься, — грубо парирует Дзюба, сжимая руки в кулаки. Отпущенная в порыве эмоций угроза не имеет под собой реального основания, но Артём надеется осадить зарвавшегося приятеля, чтобы тот не пытался озвучить то, от чего он сам так старательно виляет на протяжении нескольких недель. Черышев отсвечивает не хуже Солнца на выплюнутый комментарий, неприятно припекает внутренности взглядом, в котором читается неприкрытое веселье над происходящим. В принципе, можно театрально закатить глаза, состроить суровую мину и витиевато выругаться, но всё это только подтвердит высказанное им предположение. — Всё нормально, парни? Артём снова вздрагивает — второй раз за последние полчаса, непозволительная халатность — и резко разворачивается на пятках к внезапно подобравшемуся к ним Игорю, осматривающему их настороженным взглядом. Вот же дерьмо. Акинфеев улыбается уголками губ и хлопает широко распахнутыми глазами, терпеливо ожидая ответа со стороны проглотивших языки друзей. Он выглядит таким расслабленным и спокойным, словно играть с испанцами — плёвое дело, но от внимательного взгляда Дзюбы не укрываются заметно подрагивающие пальцы, ещё не скрытые тёмными перчатками. — Ничего, просто хотел сказать Артёму, что человек прибегает к угрозам, когда у него заканчиваются аргументы, — спохватывается с реакцией Черышев, по-птичьи склоняя голову на бок. Попытка пихнуть паршивца локтем не приносит должного результата, потому что он уворачивается от удара. — Игорь, ты уж, будь добр, научи его общаться с людьми, а то он нервный какой-то, — доверительно сообщает он, отпрыгивая к Акинфееву и закидывая тому руку на плечо. Тяжёлый взгляд Дзюбы намертво прикипает к чужой конечности. — Мне следует беспокоиться? — с подозрением интересуется Игорь, продолжая улыбаться. — О-о-о да-а-а, — Денис едва не сгибается пополам от смеха, но руку не убирает. — Ещё как следует, приятель. Игорь, кажется, собирается осыпать его кучей вопросов, но тот ретируется к остальным ребятам ещё до того, как Артём успевает прописать ему рекомендуемый маршрут. Даром что быстро соображает. Они остаются наедине, — фактически, — и повисшая тишина становится неловкой. Артём собирается выдать шаблонное «волнуешься?», чтобы хоть как-то скрасить поселившееся между ними гробовое молчание, но Акинфеев опережает его, заранее отвечая: — Мемы видел? — усмехается он, поджимая губы. — Мне 17:0 обещают. И, не позволив среагировать на сказанное, хлопает по плечу, стискивая пальцы чуть дольше положенного, а после разжимает хватку и сбегает к подзывающему его Черчесову. Нет, Артём совсем не считал секунды, в течение которых кожа под футболкой горела огнём.

* * *

Первая мысль: этого, чёрт возьми, просто не может быть. Вторая мысль: это, блять, не сон, это — реальность. Реальность, в которой они вырвали победу у сборной Испании и переписали многолетнюю историю российского футбола за долгие сто двадцать минут, кажущиеся вечностью — во время игры и мгновением — после взятого пенальти Аспаса. «Лужники» сотрясает ликование фанатов: они не спешат покидать свои места после финального свистка арбитра, продолжая скандировать гордое «Россия! Россия!» охрипшими голосами. Артём их не слышит. Перед его глазами — занимающий у линии ворот позицию Игорь, группирующийся под готовящийся удар испанского игрока, полностью сосредоточенный на стоящем перед собой футболисте и мысли о том, что его грамотный расчёт может закончить напряжённый матч провальным пенальти Яго. Артём не зажмуривается, когда слышит свисток, призывающий к действиям. Артём не отворачивается, когда Игорь бросается в сторону, решив, что удар придётся в правый угол. Артём не хватается за голову, когда думает, что пенальти не взят, и им придётся пережить ещё серию. Артём продолжает верить в мастерство их вратаря и кричит громче всех, когда его вера оказывается не напрасной, а мяч отскакивает от ноги Акинфеева, не достигая их ворот. Уши закладывает от ударной волны — трибуны взрываются так, словно они досрочно выиграли Чемпионат мира, переиграв всех своих соперников одним махом, и Дзюба не сразу осознаёт, что ещё недавно налитые свинцом ноги несут его вперёд, а надорванное горло больше не саднит от восторженного «ты сделал это!». Игорь теряется в налетевшей на него толпе, наскоро пожимает протянутые руки, тяжело дышит и обнимает каждого, кто стискивает его в благодарные объятья, в ответ. Артём замирает в гуще толпы, инстинктивно участвует во всеобщем веселье, смеётся счастливо, сгребая кричащего Черышева под бок, но взгляд смиренно задерживается на едва держащемся на ногах Игоре, который, кажется, никак не может осознать, что их сегодняшняя победа — его заслуга. Глупый. По всей вероятности, он произносит это вслух, потому что Акинфеев неожиданно вздёргивает острый подбородок и устремляет горящий взгляд прямо на него. Мысль, конечно, нелепая, ибо даже при большом желании его комментарий затерялся бы в гвалте голосов, но Игорь смотрит так, словно и правда — слышал. Дзюба не помнит, кто конкретно из них делает первый шаг, или они делают его синхронно, но уже через секунду его руки подхватывают Игоря под ягодицы, а он сам, игнорируя немой вопрос, застывший в полных удивления глазах напротив, поднимает его над землёй, ближе к скрывшемуся за плотными тучами солнцу. Не только сегодня — всегда. Толпа опьянённых счастьем футболистов окружает их, прячет от любопытных глаз и прозорливых вспышек фотокамер, но Дзюбе наплевать на то, что скажут остальные, пока длинные пальцы Акинфеева оглаживают его лицо, успокаивая бушующие внутри эмоции. Пожалуй, это должно выбить из колеи, смутить, но не ощущаться правильным. «Аргументы закончились, м?». Тут уже не до споров с самим собой и отрицаний очевидного, когда смотришь в чужие глаза и видишь в них звёзды, но отмахнуться от сопливого «влюблённый идиот», которым обязательно назовёт его вездесущий Черышев, всё же стоит. Возможно, однажды он всё же признается в этом и себе тоже. Но пока его руки сжимают Игоря в объятьях, он готов пройти через любые испытания. — «17:0», а? — передразнивает его Артём, напоминая о недавнем разговоре. — Нужно было спорить, заработал бы... — Ты и правда не умеешь общаться с людьми, — хрипло смеётся Акинфеев, сцепляя руки за сильной спиной. — Я ждал поздравления с победой, признания моих заслуг, но, видимо, прав Черышев: перевоспитывать тебя надо. Дзюба поудобнее перехватывает чужое тело, вынуждая смотреть на себя сверху-вниз, и заявляет: — Кому, как не вратарю, взявшему два пенальти от Испанской сборной, доверить столь ответственное задание? На торжественную речь это вовсе не тянет, но улыбка, озарившая покрасневшие губы, не оставляет сомнений в том, что сказанных слов оказывается достаточно для того, чтобы оправдать Артёма по всем статьям. — Уж такой возможности я точно не упущу, — многообещающе сообщает Игорь, согласно кивая головой. И крепко обнимает его в ответ.