Идя по краю.

За окнами класса небо серое и невзрачное. Кажется, что оно тут другим и не бывает, будто выцвело из-за дыма и прогнившего воздуха, навсегда потеряв свою синеву. Учитель монотонно объясняет новую тему, ученики конспектируют. Микиэль обводит взглядом всех присутствующих и думает, что люди в этом мире тоже выцвели. Потеряли все свои краски, отличительные черты и просто стали однотонными, блёклыми. В насквозь прогнившем мире нет места краскам. От этого становится смешно, настолько, что хочется рыдать. Слышится уже осточертевший звонок с урока. Сейчас обед. Мики поспешно выходит из класса и направляется на крышу. В место, где учеников обычно нет. Возможно из-за того, что оттуда слишком часто прыгали, возможно, ещё из-за какой-нибудь херни. Плевать, факт остаётся фактом, людей там просто не бывает. Но есть исключения. Зайдя на крышу, Мики сразу видит тёмно-фиолетовую голову, с повязанными на ней бинтами. Он закрывает дверь и фиолетововолосый оборачивается, одаривая пришедшего лучезарной улыбкой из острых, как ножи, зубов, а черти в рыжих глазах начинают танцевать свой адский танец. Кагеяма Тодоро был не сказать, что другом Микиэля, просто человеком, с которым тот хотя бы иногда говорит. Молчаливым жестом Тодоро предлагает сесть на лавочку, что находится чуть подальше от них. Слова здесь лишние и так всё понятно. Садясь, они вновь начинают разговор ни о чём. Просто о всякой всячине типа: вчера такой кипиш на районе был, ты, бля, не представляешь, ментов тьма была, или вышла новая часть той игры, говнище полное. Микиэль смотрит на Тодо. И говорит, что он красивый. Кагеяма в ответ молчит, как бы невзначай поправляет бинт, что скрывает его правый глаз. Травма, оставленная родителями-алкашами, которых Тодоро даже когда-то любил. Теперь от них лишь огромное увечье на лице, к херам сломанная психика на всю ебучую жизнь. Мики не знает, как тот всё ещё не слетел с катушек от этого. Он давно уже потерял бы рассудок и лежал в психушке. Тодоро ходит по краю, но ходит чертовски красиво. Наклоняясь, то в одну, то в другую сторону. Почти падает в пропасть, но вновь остаётся на земле. Микиэль не понимает. Всегда его не понимал. Каждый раз спрашивая: — Разве не страшно? И каждый раз получая ответ:  — Нет, — и зубастую улыбку. — Совсем? — Совсем. — Разве безумие это не страшно? — Это невероятно красиво. Мики смотрит в оранжевую радужку глаз и тонет в них. Мики зависим от этой пираньи. Зависим, как от прогнившего воздуха. Притягивает острозубого к себе и целует. Жадно, глубоко, пытаясь раствориться в нём, в своём воздухе. От Тодоро пахнет табачным дымом и безумием. Мики хочется им упиваться. И Кагеяма ему с удовольствием это позволяет. Отвечает на поцелуй и зарывается в синие волосы парня. Они оба будто безумны. Микиэль чувствует, что идёт по краю вслед за Тодоро. И держит того за руку, даже зная, что если эта пиранья упадёт, он упадёт вслед за ней. И не боится. Впервые в этой ебучей жизни ничего не боится. Даже упасть в пропасть и погрязнуть в безумии. Если с Тодоро, то куда угодно. Кагеяма отстраняется и смотрит в глаза напротив, оглаживая линии скул парня.  — Мики, я не могу, Мики. Мне плохо, я больше не могу, Мики, — шепчет в бреду, а в глазах черти заканчивают свои адские пляски.  — Люблю тебя больше всего на этом ёбанном свете, — отвечает парень одержимым голосом. Одно единственное, упавшее с губ Тодоро "люблю". Микиэль чувствует, как они сорвались в бездну.