* * *
Рыжие волосы. У кого-то из её знакомых волосы были возмутительно рыжие, почти как у генерала Фрэйбаала. Может быть, у неё самой? Она не помнила. Здесь не было цвета, вкуса, запаха — только холодное золото в котором плавали обрывки, картинки чьей-то жизни. ...кто-то летал в истребителе класса "Гнев", кто-то боялся, что волосы застрянут в приборной панели, кто-то любил дрейфовать, заглушив все системы и слушая музыку сфер. Где-то была база лётного полка, по которой вечно летали рукокрылы, и у каждого из них были красные глаза Лаана Рамесиса. Арис Сейвенна хвастался, что может попасть в глаз вомпе-песчанке из пушки на стандартной скорости. У генерала Фрэйбаала были рыжие волосы, рыжая жена-связистка и рыжая дочка Верета. Жена взорвалась вместе с постом перехвата над Хоснией, а дочка росла сорняком среди лётчиков и их кораблей... Имена ничего ей не говорили, слова не имели под собой образов — было только золото, бесконечное холодное золото. И голоса, голоса. Вот женский, звонкий и печальный: Ах, батюшка мой милый, ты что же натворил? Ты маленького мальчика зачем на мне женил? Мне дважды по двенадцать, ему тринадцать лет... Вырастают они так быстро! А вот мужской, низкий, с республиканским столичным выговором: — Приготовьтесь принять меры, если потребуется. Это опасная затея. Но если оно знает что-то, что может пригодиться во время военных действий... И снова женский, оттуда, издалека: В четырнадцать лет — жену уже познал, В пятнадцать на руках сыночка он качал, В шестнадцать в безымянной своей могиле спал - Забирает их смерть так быстро! Другой мужской: — Магистр не одобрит этой затеи. Мы и так ходим по грани, позволяя этому созданию существовать на земле Ордена, но будить его? И допрашивать? Почему-то слово "допрашивать" пугает её, и она сознательным усилием заставляет женский голос забить всё собой: Расти деревьям сильными, а листьям — зеленеть. Я помню, как ходила на милого смотреть, Часами рядом пряталась, когда один он был... Вырастают они так быстро! Но ничего не выходит, и её выдергивают из оцепенения.* * *
Она знала, что увидит вокруг, ещё до того, как очнулась. Знала, но не помнила и не могла осознавать — такая уж природа у золотого марева. Так оно и вышло: всё та же комната, бело-бежевый дизайн с позолоченными пластиковыми украшениями, мощёный плиткой пол. Но люди изменились — стали куда хуже одеваться. Один — то ли лысый, то ли какой-то чернокожий инородец — потребовал: — Введите ей релаксант. Нам нужны сведения. Ей хотелось возразить, что каждый прошлый допрос тоже начинали с релаксанта, а потом просто возвращали её в стазис, так что в ней и так доза... наверное, уже ни с чем не совместимая. Но во рту всё ещё была сухая золотая вата, и говорить не получилось. Да и право, разве её послушали бы? — Как твоё имя? — задал вопрос рогатый экзот. Она молчала. Она не помнила. Только ту женщину с песнями — Кассена, её звали Кассена Эсмонт, — и генерала Фрэйбаала с рыжими волосами, и Ариса Сейвенну, который мог попасть в глаз вомпе-песчанке, и Рира Сэйаар, у которого бабушку звали Нексу... — Добавьте релаксанта, — велел чернокожий. — Бесполезно, — возразил рогатый. — Скорее всего, её память повреждена слишком долгим пребыванием в стазисе. — И ничего нельзя с этим сделать? Сейчас, когда Кристофсис с его кристаллами оказался — опять — в центре военных действий... старые отчёты утверждают, что её семья владела этой планетой и её секретами в течение поколений. — Я ведь сказал, мне было видение! — сердито заявил забрак. — Мне было видение, что её следует отпустить, потому что мы джедаи, и мы не должны... — Чушь, — отрезал чернокожий. — Это тёмная тварь, Аген. Отпусти её — и уверен, она всё уничтожит. Или хотя бы попытается. И наши предшественники знали, что делают, используя её как источник информации, но вместе с тем удерживая её в этой алхимической темнице. — Именно поэтому, — не без иронии откликнулся тот, — мы сейчас пробуждаем тёмную тварь ради её несомненно тёмных секретов. — Идёт война, и мы не имеем право пренебрегать источником информации просто потому, что он... недостаточно этичен по мирным меркам. Если б ты была жива, я бы всё тебе отдал... — вспоминает она. Кристофсис. Отец. Сестра. Мать. Дом. — Моё имя Алир Аретес, — говорит она, больше себе, чем этим людям. — Мне двадцать два и я сорок третья в священном отряде Дарта Малгуса. Это всё, что она говорила. Все эти годы, ни слова больше. Она старательно забывала всё остальное — имя учителя, тип корабля, всю одиннадцать-тридцать восьмую эскадрилью. Всё. Потому что любой кусочек её памяти мог стать оружием в руках врага. Но врагам хватает самой малости, чтобы загореться торжеством. — Что ты можешь сказать про Кристофсис? — жадно требует чернокожий. — Моё имя Алир Аретес, — рассеянно повторяет она. — Мне двадцать два и я сорок третья в отряде Дарта Малгуса. Ещё пара раз — и начнутся пытки, она знает. Хуже всего, если дадут стазису полностью уйти и не дадут при этом потерять сознание. Алир раздробило ногу упавшей колонной, так она и попала в плен, а раздробленная нога — то ещё удовольствие. Хотя нет. Хуже всего — когда в глаза накапали чего-то, от чего они мигом высохли, и страшно хотелось моргать, но моргать было — как втыкать себе в глаза раскалённые иголки. — Магистр Винду, — один из стоявших столбом бело-золотых болванов в маске склонился к чернокожему. — Думаю, она не заговорит, если не применить должных методов убеждения. Хотя и они могут не помочь, эти мерзавцы черпают силы в боли... Чернокожий нахмурился. — Ты предлагаешь пытать её? — уточнил он. — Но нам ведь нужна информация, магистр. — Ты предлагаешь нам, джедаям, использовать пытку для получения информации?! — Но это же тёмная тварь, — удивился такому негодованию болван в маске. Чернокожий аж весь скривился. — На Харуун-кэл мы часто сражаемся с опасными зверями. Иногда мы ловим их, иногда — убиваем. Но тот, кто, поймав зверя, издевается над ним и мучает его, вместо того, чтобы добить одним ударом... такой корун считается низким, подлым и глупым. — Прикажете казнить её? — уточнил тот невозмутимо. Чернокожий задумался. Заглянул Алир в глаза — она встретила его взгляд спокойно и отрешённо. «Пусть бы и казнили, кажется — тогда ведь это закончится?» — Пока нет. Возможно, информация всё ещё в ней содержится, просто испорчена стазисом.* * *
Очередной обрывок: у неё был жених, а у жениха был друг, и всем было понятно, что друг жениху куда интереснее невесты. И если бы ещё они спали, так нет ведь. Просто им было хорошо и интересно друг с другом, а Алир было хорошо и интересно только с её истребителем. И иногда — с учебниками. В сторону учебников смотреть было нельзя. Врагам нужна её память о Кристофсисе и о том, как и что можно сделать с тамошними кристаллами. Что смешно, именно в этой теме Алир почти не разбиралась. Нет, она пару раз уходила из ближнего боя, взорвав в воздухе пригоршню кристалльной пыли, но не более того — всё-таки изначально она должна была стать дипломатом, как мама — имя и дело отца доставались старшей сестре. Так часто бывает, когда браком сочетаются носители великих имён: детей делят пополам между семьями. В любом случае, Алир учила языки и протокол, когда вдруг маму казнили за идиотскую идею с обменом заложниками, а через пару месяцев погибли отец и сестра. И Алир начала судорожно хвататься за алхимию, оставив мамину фамилию на младших братьев и сестёр, но тут её призвали в армию и стало не до учёбы. В сущности, можно было даже сказать им что-нибудь, пару незначащих вещей, и тогда... а что тогда? Не освободят же её. Просто отправят назад в золотое забытьё, в которое теперь не пускают, надеясь — к несчастью, обоснованно — на возвращение памяти и сознания.***
— Тише, тише, только не пытайся сопротивляться, — разбил её дрёму голос. Забрак, которому было видение. Который уже приходил. — Пожалуйста, не мешай мне, хорошо? Я попробую забрать тебя отсюда. — Зачем? — Давай об этом потом, когда вытащу? — У меня левая нога раздроблена, — предупредила она. — И если снять стазис, начнётся отравление релаксантами и проальгетиками. — Ничего, с чем не могла бы справиться хорошая бакта-камера, — решительно отмёл тот. Взвалил её себе на спину и просто поволок по коридору — правда, очень быстро, так, что она едва могла отследить их перемещения. Джедайское искусство скорости. И снова дремать, правда, на сей раз в зелёном мареве. Чувствовать, как сотни миллиардов крохотных созданий изо всех сил чинят её плоть, как скопившиеся яды уходят по воткнутой в вену трубке. Медицинские технологии и правда сильно шагнули вперёд с тех пор, как она попала в плен. — Какой теперь год? — спросила она, едва дроид выпустил её из гигантской колбы с зеленью и завернул в халат. Забрак пожал плечами: — Разве цифра что-нибудь тебе скажет? Вы точно считаете время иначе, чем мы. — Хорошо... — она сосредоточилась, вспоминая главные вехи истории Республики. — Сколько лет назад был Реван? — Сложно сказать. Кто-то говорит, тысячу, кто-то — четыре тысячи лет назад. Незадолго до Малгуса, которого ты упоминала. Алир кивнула. Это надо было обдумать, переварить и пережить. Столько времени в золотом нигде... — Империи больше нет? Если бы была... она не знала, но с ней вели бы себя по-другому. Более буднично, что ли? — Примерно те же тысячи лет, — кивнул забрак. Алир снова кивнула. — И что тебе было за видение? — Я просто увидел тебя. Твоё существование — как у мухи в янтаре, только живой. — И что с того? — Это неправильно. Этого не должно быть в Храме — мы не должны становиться тюремщиками живых и разумных, тем более не должны быть их палачами. Это следовало прекратить. — Тогда почему просто не убить меня? Прекратил бы мучения одним махом. — Потому что я джедай, нет? — снова пожал тот плечами. — Мы не убиваем, если можно не убивать. По крайней мере, так в идеале. Так должно быть. Эта война... — он покачал головой. — Война всегда меняет. Алир поднялась на ноги, шатнулась и вытянула руку, надеясь ухватиться за стену. Джедай ловко поднырнул ей под руку, подставил плечо, помог подойти к большому окну, за которым перемигивался огнями ночной Корускант.