Потому что я устал терять родственные души. И откуда же мы начнем? Наконец-то я вижу, что ты в полном замешательстве, как и я. Как же мы здесь победим? Да, я устал терять родственные души
Недавно я задался вопросом: в какой момент счастливая жизнь превратилась в ежедневные мучения? Все, что я сейчас чувствую, так это боль, поглощающую меня всего и полностью. Слово "любовь" уже перестало вызывать улыбку, знакомую мне сравнительно недавно. На кухне давно вскипел чайник, но я не встал, и теперь он остывает, становясь снова холодным. Вот и у меня так же. Когда-то мой "соулмейт" вскипятил во мне чувства, пламя нашей любви горело во мне долго, а затем он просто не захотел оставаться со мной до последнего и ушел, оставляя меня в одиночестве терять тот самый огонь. Иногда мне кажется, что всю любовь между нами я надумал сам, просто привязался к нему, а он лишь пользовался мной, пока его глаза снова не побелеют. Чертовы глаза.***
Утром метро как всегда забито, все торопятся по делам, некоторые сидят, читая книги, кто-то засыпает, не обращая внимание на других. После бессонной ночи перелета из Ташкента в Москву Терновому тоже хотелось спать, но нельзя. Впереди ждут музыкальные прослушивания, нужно быть бодрым, и поэтому в руках у парня контейнер с двумя упаковаными кружками "Эспрессо". Показалось, что одной кружки будет мало, вот и решил взять вторую. Со временем в вагоне метро стало более свободно, поток заходящих людей сбавился. Олегу выходить только через пару-троек станций, поэтому рука потянулась в карман кожаной куртки за смартфоном, который тут же приковал его взгляд. Ох уж эти социальные сети. О существовании реального мира темноволосый вспомнил лишь при следующей остановке вагона, но стоило ему поднять свой взгляд, как увидел парня в очках с волосами цвета пшеницы. Тот даже не оторвал взгляд от экрана телефона, и, ничего не подозревая, сел на свободное место рядом с Терновым. Для этого паренька, наверное, самое обычное утро, но он сам виноват, что посмотрел в ответ в те глаза, которые разглядывали его, изучая в деталях. Одна секунда, и все. Наступила их точка невозврата. Он и сам не понял, что натворил. Каждый из них смотрел словно в замедленной съемке, как меняется цвет глаз другого, но цвет один — карий. Губы обоих расплылись в улыбке, правая рука, взяв подписанную кружку из упаковки, протянула парню напротив: — Предлагаю начать с кофе, а дальше как пойдет. Ах да, я Олег. И Олег уже не мог вернуться из своих мыслей, которых в один миг стал слишком много, и настолько, что они не влезали в голову. Скорее всего, это очень непросто: думать всю жизнь, что ты гереросексуал, но в один день встретить своего мейта-парня и, глядя в карие глаза, понять, что готов отдать ради них весь мир. Он вернулся в реальность, лишь после кроткого: "Даниил, можно просто Даня"***
Я и сейчас готов отдать ради него весь мир, а если надо — отниму чужой и подарю ему, вот только ему от меня уже ничего не надо. Раньше мы были одним целым, жили в своей вселенной, а теперь у него другая вселенная, в которой нет места для меня. Прохладный ветер из проема открытого балкона прошелся по всему телу, вызывая табун мурашек, уже настолько привычных. Холод помогает не думать о скорой смерти, и, в частности, о***
Я так люблю тебя, зачем ты сделал больно? Во мне ты всех моих китов убил. Топил в бензине, крови, героине, эфедрине, Пытаясь обуздать свой жаркий пыл, море.
Вот представьте те чуства, которые вы бы испытывали, если бы ваша самая заветная мечта сбылась, и в тот волшебный момент рядом был бы любимый человек, вторая половина вашего сердца, с кем охото остаться навсегда, разделяя жизнь на двоих. Представили? Неописуемые чувства. Яркое счастье, как у детей в познании такого нового и интересного. У Олега было счастье, возможно детское, а может и нет. Теплое дыхание куда-то в шею иногда замирает и снова продолжается, вызывая дрожь. Бурцев сам по себе вызывает судороги по всему телу лишь одной своей крышесносной улыбкой, кроткой, милой, от чего внутри как будто резко появляется солнце, разогревая все органы. Нет, солнце не внутри. Даниил и есть солнце, личные золотистые лучики тепла для Тернового. Еще совсем недавно самоуверенный музыкант, только-только прилетевший в Москву для развития карьеры, был амбициозен, расчитывал совершить просто огромнейшие планы, но судьба решила все за него, и вот его мир сузился до одного парня, чье имя —ласка для ушей. Уже столь излюбленный запах вытаскивает из реального мира, заставляя улететь навстречу прекрасной вселенной, тех красочных сказок из маминых рассказов, необходимых еще детской натуре. Дэни был младше Олежи, и автоматически его хотелось защищать, уделять больше внимания, никуда не отпускать, везде и всегда быть опорой и поддержкой. Да, Олегу иногда и самому казалось, что его возлюбленный имеет просто магические способности, которые заставляют забыть про заботы, разрешая на мгновение стать тем беззаботным ребенком. Они, как дети, бегают по мягкому золотистому песку, резвятся, рисуют свои имена, а под ними надпись «One love», которую потом стирает волна. И снова эти глаза, смотрящие прямиком в глубины бездонной души, эта обезоруживающая ухмылка, оголяющая белые ровные зубы; а потом ждет, пока жертва потеряет бдительность, и нападает. Прыгает, утаскивает в свою берлогу, затягивает узлы на сетях, держа сердце в плену. Вот собственно так наш герой и попал в его сети. Три точки на пальце Бурцева не просто так появились. Это три обещания, которые они должны исполнить. Первая точка — быть вместе, несмотря ни на что. Вторая — помогать друг другу всегда и везде, говорить «Все будет хорошо». И третья — сдерживать свои обещания. — Олежка, ну что ты на меня так смотришь, как будто я восьмое чудо света. — Почему как? Ты и есть восьмое чудо. Мое чудо. — Я так люблю тебя. Даниилу не требуются слова о любви в ответ, он и так все видит в этих глазах, изучающих его в деталях, и в добавок ко всему, они понимали все без слов. Они могут часами любоваться друг другом, молча, просто в тишине, без движений и слов, казавшимися такими лишними. Волны все так же бились о берег моря, как когда они пришли. Абсолютно потеряли счет времени: оно не чувствуется, когда рядом такой солнечный человек, дарящий тепло не только снаружи, но и там, внутри. Разве можно было не любить такое чудо, с большими глазами, прячущимися за стеклами очков, со слегка обгоревшим носом, который так и тянет поцеловать, с чуть обветренными губами, что сейчас уже касаются чужих, переплетая языки, и даже слов не нужно. Все и так ясно. Они любят друг друга. Слышится музыка, но не обычная, она не воспринимается другими, она доступна только им двоим. Эта музыка их чувств, эта музыка из моря.Ты танцуешь на песке одна В море штиль, оно в тоске по нам Я допиваю за успех до дна Волна стирает на песке "one love"
***
Тот же берег моря, та же самая пристань. Это наше любимое место. Было. Теперь я сижу здесь совсем один, намокая под дождём. Перемотанная рука все еще ноет, но кровь вроде бы остановилась. Даже сам, если честно, не понимаю, как добрался сюда на своих двоих, может, просто магия? Единственное, что понимаю, так это то, что время идет слишком быстро. Только недавно был выпускником школы, потом студентом, влюбленным парнем, и вот уже мужчина с изувеченным сердцем и разбитыми мечтами. А все из-за одной встречи в метро и любви всей моей жизни. А здоровье то уже совсем на нуле. Сердце слишком сильно бьет по рёбрам, что аж хочется выть от боли, чтобы голос сорвать, чтобы глотка болела, чтобы умереть наконец и не видеть всего этого. А нет, живу все еше, терплю и мучаюсь, так сказать. В легких что-то резко защемило, и вот я, уже скрюченный в три погибели, лежу на песке один. В море штиль, оно в тоске по нам. Бушует и пытается выплеснуть всю свою злость. А стая чаек зависла надо мной, кричат, пытаясь найти хоть какую-нибудь еду. Жалко их, а им, интересно, кого-нибудь жалко? Нет, наверное. Дэни вот вообще не было жалко меня и моих чувств, когда уходил. Когда оставил меня совсем одного в холодной квартире. Ушёл и закрыл за собой дверь, а вутри закрылась дверь к сердцу. Сейчас он счастлив. У него есть Бракунова, у них идет жизнь своим чередом, и глаза одинаковые — зеленые. Все на своих местах, как и должно было быть. А нет, я еще не на своем месте, вот умру, и все станет хорошо. — Олег… — раздался голос, до ужаса знакомый, по близости. Повернул голову и увидел Даню. Все ещё прекрасен. Все те же очки с черной оправой, волосы подстрижены также, абсолютно, ничего не изменилось, разве что глаза. Серое пальто, которое он любит носить уже в дождливую и зябкую погоду, серый шарф в английскую клетку прикрывал горло, не пропуская порывы ветра, джинсы идеально сидели, и, конечно, начищенные до блеска кожаные туфли. Мальчик с обложки журнала. А я что? Я лежал весь бледный, и из-за этого черная кожаная куртка выделялась. Любимая футболка, он мне ее на новый год подарил, а на воротнике вышиты инициалы «О + Д = ∞», кроссовки насквозь мокрые, а с волос давно падают маленькие капельки небесной воды. Я думал, он не поможет встать, но все получилось наоборот. На лавочке оказывается удобнее и теплее, или это из-за него. Возможно. — Ты же завтра улетаешь, так почему ты здесь? — я уже не мог молчать, пришлось нарушить тишину. — Решил в последний раз посмотреть в свое прошлое, а тут ты, — неуверенно, слегка запинаясь, неужели волнуется. — Я не знал. — Что дальше, — и вновь боль нарастала, комом оседая в груди, — Какие планы на будущее? — У нас с Ксюшей свадьба. Она меня любит, а я ее… наверное, да.Я хотел бы не знать тебя, Но это так обязательно, Ведь без этого всего мы бы были другими. Если б прошла по касательной, Не умирал бы из-за тебя. Но такие, как ты, проходят навылет.
И тут что-то сломалось. Мне кажется, я слышал этот скрежет из сердца. Только слышал, но не видел, перед мной черный фон. Слышу, как Даня падает со мной, чувствую, как его рука держит мой затылок, а из глотки вырывается кашель, и снова эта противная густая кровь. — Олежа, живи, пожалуйста. Живи, я не хочу, чтобы ты умирал, — эх, глупый, где же ты раньше был? Почему раньше мне этого не говорил? Поздно.Я упрямый мальчишка С несовместимыми с жизнью Душевными травмами, мечтами и идеями, Но ты в меня верил.
Пытаюсь поднять веки, но они такие тяжелые. Язык не поворачивается, будто каменный. Теперь молчу я, а Даня говорит и говорит. И вот вновь появились слова, появились силы, чтобы их сказать: — Данечка, я уже не смогу жить. Мои душевные травмы не совместимы с жизнью, — его рука сжала мою ладонь еще сильнее. — Прости за причиненное счастье. — Разве нужно прощать за такое? — он шептал мне в губы, наклонился еще ниже и поцеловал. Удивительно, что за такую долгую разлуку я все еще не забыл вкус его губ. Этот вкус не забыть никогда. Разорвав поцелуй, я решил, что мне все-таки надо было сказать слова, вертящиеся на языке. Чувствовал, что они станут последними: — Прощай. И я тебя прощаю.***
Я без тебя завтра встречу рассвет. Что будет дальше — я знать не желаю. Ответь, за причинённое счастье нужно прощать или нет? Прощай... Я тебя прощаю...
Время идет. Тернового нет в живых уже как год. Бурцев сидит на том же самом месте, как и тогда, в последние секунды жизни брюнета. Молчит, так же, как и на похоронах, не проронив ни единого словечка. До сих пор не знает, почему же ушел от Олега? Почему оставил одного, хотя мог быть рядом, помогать, но… Боялся. Он знал, что все соулмейты чувствуют невыносимую боль, когда видят белые глаза. Знал, что ему будет еще больнее смотреть в них, ведь это равносильно смерти родственной души. Он не хотел рождаться лжемейтом, но так получилось, и Олег бы все равно умер, без сильных мучений, но умер. И Ксюша тоже когда-нибудь умрет. Таков закон этого мира. Лжемейты живут, соулмейты умирают.