Мадам Шагал

      Мадам Шагал — глубоко несчастная женщина.       Она была таковой и в девичестве: Ребекка с детства знала о том, что далеко не красавица. «Далеко не красавица» — это если выражаться мягко, не впадая в крайности и истерики.       Она ненавидела зеркала, потому что они отражали ее лицо. Уже тогда — пухлое, с этими кошмарными бровями, толстыми губами, кривыми зубами и рябой кожей. У нее были красивые длинные волосы, но разве они могли хоть немного исправить то, что природа сделала с ее лицом?       Ребекка в ниточку выщипывала кустистые брови, и белилась (видит Бог, хорошая косметика стоила целое состояние, но отец был снисходителен к своей страшной дочери), и красила губы, стараясь сделать их хоть чуточку ровнее. Она научилась улыбаться, не открывая рта, совсем как томные аристократки, которые иногда останавливались проездом в их гостинице. Она научилась плести потрясающие косы. Она отказывалась от ужина, и не смотрела на сдобные булочки, и пила омерзительные на вкус травяные отвары, лишь бы сохранить намек на талию.       Она знала, что никогда не выйдет замуж по любви.       Точнее, на ней никто не женится по любви.       Но в те далекие времена своей юности будущая мадам Шагал была, как и все девушки, застенчивой и мечтательной, искренне верящей в любовь, в судьбу и в прекрасного принца, который однажды ворвется в ее постылый мир, схватит ее на руки и…       Принца не было.       Был Граф.       Граф был прекрасен до невозможности: она иногда видела Его, очень редко, так редко, что это казалось бредовым сном.       Она послушно носила связки чеснока на шее, богобоязненно косилась на дверь, когда за окном выла пурга, не открывала створки ставен в полнолуния, затыкала уши, когда сквозь пургу до трактира доносились звуки красивой, нездешней, совершенно неземной музыки…       …И о Графе она совсем не мечтала. Вот ни капельки, честно-честно! Она видела себя в зеркале. И уж в этом-то будущая мадам Шагал была реалисткой.       За Йони она выходила с открытыми глазами. Она знала, что господин Шагал женится не на ней, а на ее приданом. Хотя она-то его полюбила.       А в первую их брачную ночь мадам Шагал молилась, чтобы ребенок был красивым. Красивым, светлым, счастливым. Словом, таким, какого не могло бы получиться у их пары.       Наверное, полная луна подслушала ее мысли через закрытые ставни. На следующий день им со смехом рассказывали, что звезды вспыхнули красным, а луну затянуло алым маревом. Шутили, что это ее девственной кровью уляпали небосвод. Ребекка хмурилась, а про себя думала, что уж кто-то ее точно услышал. И неважно, луна ли, Господь, Дьявол или, быть может, сам Граф.       Когда госпожа Шагал поняла, что беременна, что все и в самом деле получилось с первой ночи, с одного-единственного раза, она начала молиться еще неистовее. Ей некогда было ловить мужа под чужими юбками. Ревность она душила в зародыше: ей не нужна была эта мерзость, она вынашивала звездное дитя, которое послало ей само небо. И ей, конечно же, пришлось стать сильной. Сильнее мужа, который оказался рохлей и нюней, сильнее пьяных мужиков, которые громили трактир по вечерам, сильнее их мерзких слов и отвратительного гогота. И сильнее самой себя, разумеется.       Зеркало из супружеской спальни она велела вынести, белила и румяна заперла в шкатулке, а ненавистный пинцет однажды просто потеряла и больше никогда его не искала. Ее больше не пугало, что талия стремительно исчезает, а живот растет, походя на подушку, что платья приходится перешивать раз за разом, что она больше никогда не влезет в свой девичий поясок, а плохие и без беременности зубы совсем пришли в негодность. Ее даже не пугало то, как лезут ее некогда красивые волосы. Мадам Шагал просто обрезала свою косу и завязала на голове платок.       Она постепенно превращалась в то, чего боялась больше всего на свете, но ее это уже не страшило.       У нее был муж — пусть совсем не такой, о каком она мечтала, но это было лучше, чем сидеть в девках, всю жизнь выслушивая насмешки. «Ребекка-уродина». Ну и что?! У нее был трактир. Пусть Йони считал себя его хозяином, она-то знала, кто тут управляет на самом деле… И скоро у нее должен был появиться ребенок. «Пусть сын, лишь бы сын», — просила она. На этот раз ни небо, ни высшие силы, ни сам Граф, разумеется, слушать ее не стали.       Мадам Шагал — глубоко несчастная женщина.       Она знала, конечно же, знала, что все кончится именно так!       В день родов ей — не ей, разумеется, не ей! — прислали подарок из замка. Мадам Шагал спрятала золотой гребень, украшенный алыми каплями гранатов, в шкатулку с ненужной уже косметикой. И до ужаса боялась сказать мужу, что это Граф подсказал ей имя дочери. Это Он передал письмо (письмо мадам Шагал будет носить у самого сердца много лет, и вовсе не потому, что она мечтала хоть чуть-чуть быть поближе к Нему, нет-нет, как можно подумать?!), где назвал их девочку ребенком звезд и будущей знатной дамой. Знатная дама. Сара, разумеется*.       И кого стоило благодарить за ее белую нежную кожу, за эти потрясающие рыжие волосы, за сверкающие янтарные глаза?.. Небо? Звезды? Графа?       Мадам Шагал наблюдала за взрослеющей дочерью с растущей тревогой.       Красавица-Сара, умница-Сара, Сара — маленькая звездочка, единственная радость в ее тусклой серой жизни, единственный луч надежды, счастье, золотце… Длинные огненные волосы летели упругими локонами, янтарные глаза не нуждались в подводке, нежная бархатная кожа — в белилах и румянах, губы — в помаде. Сара улыбалась широко и искренне, и ровные зубки сверкали, как жемчужинки. А фигура все оформлялась… Да, мадам Шагал молилась о красивом ребенке, но откуда же взялась их Сара? Она не походила ни на мать, ни на отца, ни на бабок с дедами. Люди шептались. Люди любили ее маленькую звездочку, но ее красоты боялись. И кровавое полнолуние теперь поминали без смеха.       Мадам Шагал — глубоко несчастная женщина.       Но, видит небо, когда Сара все-таки сбежала в замок, Ребекка выдохнула.       Она знала, что так это и кончится. А как иначе, если все было предопределено давным-давно, и прятать дочь за прочными стенами и крестами не было никакого смысла?       Мадам Шагал не знала, что станет с ее звездочкой. Граф лишит ее жизни, похитит душу, запрет в душном склепе и сделает своей игрушкой? Он вознесет ее на пьедестал, как равную возьмет за руку и введет в подлунный мир, как знатную даму?..       Мадам Шагал — глубоко несчастная женщина.       Но когда ее дочь возвращается в опустевший дом — красивая, неземная, в сверкающем кровавыми каплями алом платье, с короной на голове и Его плащом на голых плечах, мадам Шагал не может сдержать слез.       И, видит небо, это слезы счастья.       Когда жизнь покидает ее под нежными пальцами, под острыми зубами собственного ребенка, мадам Шагал улыбается.       Потому что смерть — честная плата за вечную жизнь.       Пусть эту вечную жизнь она проживет Ребеккой-уродиной.       Она никогда не мечтала, правда-правда, быть хоть чуть поближе к Графу…       Но быть Его тещей, черт побери, приятно.