Не очень странные дела

Славик возвращается домой около 12 вечера, когда удушающая летняя жара немного утихает и заставляет пот остынуть и прилипнуть вязкой пленкой к коже, когда спальные районы уже пусты, а широкие проспекты изредка гудят старыми рогатыми троллейбусами. Он нашаривает в кармане своих модных спортивок смятую пачку сигарет и закуривает прямо на ходу, глубоко затягиваясь плотным горьковатым дымом. Славик отстраненно замечает, что «пидоры из жкх» все еще не зарыли свои котлованы для починки трубопровода и даже досадливо цокает. В воздухе пахнет липой и немного паленой резиной. При его приближении к мусорным бакам, с их стороны слышится какое-то копошение, Славик видит два зеленоватых светящихся глаза и громко топает ногой, чтобы кошка, сидящая там, с шипением скрылась в каком-то темном закутке. Славик в несколько глубоких затяжек докуривает и щелчком пальцев отправляет сигарету в свободный полет. Следующий двор, выстраивающий из десятиэтажек ровный прямоугольник с детской площадкой и подобием небольшого убогого парка внутри — его. Его древние кроссы тихо шаркают по пыльному тротуару, где-то вдали что-то орут пьяными голосами какие-то отморозки. Мысли в голове Славика ворочаются как-то нехотя и не представляют собой ничего особенного. Может это потому что Славик в принципе по жизни запариваться не любит, а может все дело в банке пиваса и полкосяке, которые он принял в себя, прежде чем порулить в сторону дома. Мать обещала пизды дать, если снова не будет дома ночевать. Славик так-то не боится родительских пиздюлей, давно уже не боится, но мать расстраивать нехорошо, не по-пацански это. Одинокий фонарь у первого подъезда рвано мигает, в ночной тишине Славик слышит, как рядом с лампой жужжит всякая мошкара, представляет, как их маленькие хрупкие тела бесцельно тычутся в горячее стекло пока не сдохнут. Фонарь тухнет как раз в тот момент, как Славик проходит под ним. Охуенно. Во дворе темно, только свет от окон первых этажей немного освещает пространство. И вокруг — ни души. Ветер шепчет что-то на змеином в кронах уставших знойным днем деревьев. У Славика по хребту пробегает дрожь, необъяснимая, инстинктивная. Он будто чувствует на себе чей-то внимательный взгляд. Будто есть что-то, что может сидеть в темноте и смотреть на него внимательно, похотливо, очень голодно. Славик передергивает плечами и ускоряет шаг, засовывает руки в карманы, нащупывает ключи потной ладошкой. Воздух липнет со всех сторон, будто клейкая паутина. Сердце само собой разгоняется куда-то далеко за соточку, Славик буквально чувствует, как к его плечу тянется когтистая лапа, готовая его схватить прямо в эту секунду, сжать костлявыми пальцами до хруста и с утробным урчанием вгрызться в мягкую шею острыми клыками. Паук уже где-то рядом. Он оборачивается на ходу, но за ним только темнота и лишь ветви деревьев чуть колышет ветром в тишине. Славик чертыхается себе под нос, мысленно обзывает себя долбоебом и поворачивается обратно, чтобы спокойно дойти до подъезда те несколько метров, что ему остались. Но вместо этого он натыкается взглядом на кроваво-красные глаза, слышит то самое утробное урчание. У него колени слабеют, а тело сковывает иррациональным страхом. То, что стоит перед ним точно не человек. От людей не несет металлом так сильно, что глаза слезиться начинают. От людей не исходит жажда смерти, люди не разевают пасть так сильно, что в нее легко можно было бы засунуть заварочный чайник бабушки Славика. У людей совершенно точно нет таких клыков и Славик не припомнит никого, у кого бы кровавая слюна пузырящимся потоком выливалась изо рта. Хотя нет, помнит одного долбоеба, которого они отпиздили всем двором за подставу. — Чё стоишь блять бежим! — Славик осознает, что позволил страху сковать себя с головы до ног, только когда его резко хватают за руку и тащат куда-то. Он послушно переставляет ноги, стараясь хоть какую-то здравую мысль выцепить за бешеным стуком сердца и повторяющимся в голове «сука-сука-сука-пиздец-пиздец-пиздец». Его затаскивают за металлическую дверь, ведущую на лестницу, и впечатывают спиной в шершавую стену. У Славика по спине пот градом катится, а каждый шорох отдается по ту сторону головы громким стуком. — Ш-ш-шт… ш-ш… что эт-то? — запинаясь спрашивает он у человека, которого в полумраке разглядеть очень сложно, но черный капюшон толстовки очень красноречиво намекает на одного знакомого ему дорка. Это Влад. Точно Влад. Тот самый, которого бабки у подъездов считают наркоманом. Тот самый, у которого синяки под глазами такие чёрные, что он похож на зомби из второсортного ужастика. Тот самый, которого Славик не раз и не два толкал, бил и материл последними словами. — Тихо, — шипит почти в лицо человек и в дверь с огромной силой что-то бьётся. Громкий скрежет когтей по металлу ввинчивается в уши и Славик невольно жмурится. — Это его надолго не задержит, бежим! Славика снова тянут за руку, и на этот раз он переставляет ноги куда охотней, подгоняемый чувством постоянно растущего страха. Он чувствует себя будто в каком-то стремном детском кошмаре, когда неизвестный, очень уродливый монстр наступает тебе на пятки, дышит прямо в затылок и ты ускользаешь от него только каким-то чудом. Они успевают пробежать всего три этажа, прежде чем внизу слышится грохот распахнутой двери и слишком тихий шорох бегущего наверх существа. Славик перепрыгивает через четыре, кажется, ступени и почти обгоняет своего невольного спутника. — Стой! Там… — договорить Влад не успевает, потому что Славик со всей дури въебенивается в груду досок, которую невозможно было заметить в темноте, не зная о ней. Славик валится на пол всем своим весом, вскрикивает от боли, потому что его рука опасно хрустит. Но в данный, конкретный момент его волнует совсем другое, его волнует шорох и явное урчание, с которым к ним подбирается эта чудовищная срань. — Блять! — очень красноречиво выплевывает Влад, и Славик замечает росчерк отсвета от лезвия ножа, блеснувший меж тонких бледных пальцев. А дальше все происходит как-то очень быстро. В нос бьёт резкий запах металла, тихое угрожающее урчание превращается в настоящий рык, и раззявленная пасть с пузырящейся в ней кровавой слюной опять оказывается в опасной близости от конечностей Славика, но… но. Влад будто какой-нибудь заправский ниндзя прыгает на спину этому недочеловеку, шипит громко, когда ряд острых клыков смыкается на его хрупком запястье и одним молниеносным движением режет глотку чудищу. Слышится сдавленное бульканье, шипение и тело вместе с парнем на спине валится на пол. До Славика доходит вонь паленой плоти. Влад встает на ноги, его чуть шатает. Он не обращает никакого внимания на то, что его ладонь в полумраке блестит от крови, что эта самая кровь часто капает на пыльный пол. Кап-кап. Влад снова как-то театрально взмахивает ножом и прячет его, но Славик не понимает куда. Влад нашаривает в кармане своих яйцедавок телефон, что-то быстро в нем печатает и лишь затем обращает свое внимание на Славика. Он прячет телефон и протягивает ему здоровую руку. — Прости, — говорит, — что так получилось, — говорит, — я его упустил, не думал, что на улице кто-то окажется в такое время, — говорит, а у Славика от низкого тихого голоса мурашками по хребту пробирает. Этот Влад именно сейчас кажется каким-то пиздец потусторонним. Глаза эти евоные, колдовские… — Да я, да не… т-ты… — силится из себя что-то выдавить Славик, но чувствует себя полным долбоящером. — Тих-тих, — говорят ему снисходительно и по плечу хлопают. Еще 20 минут назад Славик бы пизды за это дал незамедлительно, а сейчас даже как-то немного благодарен. — Дыши, — говорит Влад, и Славик слушается. Дышит. Славика легко, ненавязчиво так подталкивают в спину, и Славик идет слепым котенком по лестнице, переступает деревянными ногами, пару раз чуть не рушится кубарем вниз, но это как-то несолидно, так что Славик старается держать яйца в кулаке. — Хлебни, — перед носом Славика появляется, небольшая фляжка, и он почти не глядя опрокидывает в себя несколько глотков. По пищеводу будто огненный вихрь проносится, и Славик надсадно кашляет. — Это что? — хрипит он. — Спирт, — отзывается Влад, забирает у Славика фляжку и сурово поливает из нее свою рану на руке. Рана шипит и дымится от этого. — И немного святой воды, — сквозь зубы проговаривает Влад. — Понятно, — отзывается Славик. Горячий огонь уже принялся расползаться из пищевода по всему телу, заполнил подкожное пространство до кончиков пальцев, делая Славика более апатичным и мягким к восприятию окружающего пространства. Они молча спускаются до первого этажа, Славик только теперь понимает, что не дошел до своего подъезда жалкие 10 метров или около того. Везучий. Влад провожает его до самого подъезда упрямо, глазами внимательно блестит на него. Славик краем глаза замечает почти бесшумно въехавшие во двор черные блестящие автомобили и безликих людей, вылезших из них, чтобы скрыться во мраке подъездной лестницы, с которой они только что спустились. — Я бы конечно мог тебе посоветовать держать язык за зубами, — говорит Влад, когда они поднимаются на крыльцо подъезда Славика. — Но ты и сам поймешь, что нет никакого смысла рассказывать об этом. Тебе никто не поверит, — он смотрит в сторону улицы, глубоко вдыхает запах ночного ветра и даже чуть улыбается. — Угу, — говорит покладисто Славик. — Я бля не бля же! — высокоинтеллектуально выдает он. — Вот и умница, — совсем уже широко лыбится Влад и кивком головы откидывает черную челку с глаза. — Спать ты сегодня, скорее всего не сможешь… Мой тебе совет: думай об этом, как о кошмаре. Нелепом, очень реалистичном кошмаре. — Угу, — отзывается Славик и заворачивает, наконец, в подъезд. Этой ночью он и правда не спит. Заворачивается во влажный дрожащий кокон из простыни, скручивает себя в испуганную сухую какашку на кровати и _не_спит_. Славик смотрит огромными внимательными глазами в пространство, а из каждой тени ему чудится тихое голодное урчание и чувствуется фантомный металлический запах крови. Славик упорно не включает свет, цепляется за подушку непослушными, словно у пластмассового робота для богатых пиздюков, пальцами и ждет рассвета. В коридоре кто-то тихо шаркает старыми тапочками по полу. Наверняка отец встал поссать. Но Славику за этим шорохом слышится другой, потусторонний. Он жмурится до цветных пятен по векам. Что-то падает, Славик вздрагивает. Отец чертыхается, и Славик слышит обычную возню в ванной. Блять. Как же такое могло произойти-то? И при чём тут Влад? Этот слабохарактерный, странный дрищ, который, надо признать, спас жопу Славика. Может ему спасибо какое подогнать? Шавухи там от дяди Алека? Или пиваса? Или чё там эти готы-сатанисты любят? Эти мысли Славика успокаивают, и он проваливается в зыбкую дрему на несколько коротких часов. На следующий день Славик на улицу не выходит. Он сидит дома, перетягивает не то ушибленное, не то растянутое во время падения на доски запястье правой руки эластичным бинтом, и из квартиры не выходит. И через день тоже не выходит. Братва трубу обрывает, вконтаче заебывает, че да как, да только Славику вообще не до них. Славик реально панически боится выходить на улицу, а как только темнеет — замуровывает себя в комнате и всю ночь шугается каждого ебаного шороха. Выдумывает себе в голове, что всякие твари вот-вот из тени полезут, раззявят свои мерзкие пасти и начнут отрывать от него куски плоти. А Славик даже закричать не сможет, потому что горло пережмет таким диким ужасом, что даже не вздохнуть будет, не то, что закричать. И тогда, когда его бездыханное, истерзанное чудищами тело останется посреди его же комнаты… тогда… тогда… Нет, это какая-то хуйня. «Славик, это какая-то ебанина», — это звучит в голове Славика почему-то голосом его бывшей классной руководительницы Тамары Алексеевны. В видении Славика, она привычным жестом поправляет свои огромные окуляры и снова повторяет свои слова про ебанину. Так и говорит опять: «Славик, это какая-то ебанина». Правда что. Чё это он тут устроил? Как-будто он ссыкло какое-то! Вот сейчас Славик возьмет и как выйдет на улицу в… Славик бросает быстрый взгляд на экран мобилы, тот показывает 02:03. Вот сейчас Славик возьмет и как выйдет на улицу в два часа ночи! Славик смотрит на чернеющую пасть окна своей комнаты с редкими жёлтыми квадратиками окон соседних домов. Ну, может не в 2 часа ночи. А после рассвета. Часов через 8 после рассвета, где-нибудь в полдень… Славик твердо решает выйти на улицу на третий день после Происшествия. Решить-то он решает, но мнется под дверью из подъезда как додик добрых полчаса. Соседи косо смотрят, когда заходят или выходят и натыкаются на его дикие глаза готового в любой миг бежать испуганного крольчонка. Славик пиздит себя по лицу пятерней и все же выскакивает на улицу воинственным воробьем. Он очень демонстративно выруливает с крыльца, сует руки в карманы в надежде, что так незаметно, что они у него дрожат как у столетнего деда-алкоголика. Славик падает на скамейку и достает свою мятую пачку беламорканала. У бати спиздил. Ну а чо, отчаянные времена требуют отчаянных мер, а не пидорского винстона с ароматизаторами. Он достает из пачки зажигалку, подкуривает и глубоко затягивается, стараясь унять шалящее сердце, поправляет бинт на запястье. Дым будто бы оседает тяжёлой смолой глубоко в лёгких, на сердце становится чуть легче. Славик с опаской осматривается по сторонам. Ощущает, наконец, палящие лучи солнца на плечах, слышит детские визги, скрип старых качелей. У седьмого подъезда сумасшедшая бабка опять что-то орет в окна соседям, а бедная девушка с коляской у пятого подъезда медленно засыпает прямо на скамейке. Славик еще раз затягивается и замечает на скамейке у соседнего подъезда знакомую худощавую фигуру в черной толстовке. И не жарко ему в капюшоне-то? Влад сидит, сгорбившись над своим телефоном и что-то как всегда быстро печатает. Его длинная чёлка почти касается экрана. Славик вспоминает свое желание подогнать что-нибудь а-ля «спасибо». Или в пизду это все? Или лучше подальше от всего этого дерьма держаться? Однако же, Славик сдох бы, если бы не Влад. Что же делать? Славик очень напряжённо думает, а Влад тем временем вскакивает со скамейки, натягивает капюшон посильнее и прикладывает трубку к уху. Славик невольно прислушивается. Влад говорит отрывисто, и из-за постороннего шума Славику слышно далеко не все, но у него получается разобрать несколько резковатых «да» и «все симптомы». Что это значит — хуй его знает. Как будто Славику не похуй, в общем-то. Он снова с наслаждением затягивается, понимая, что его тупая паника совсем исчезла, и даже улыбается этой мысли. Славик щёлкает пальцами, и бычок летит в кусты, а он поднимается со скамейки и бодрой походкой выходит со двора. На пятый день у Славика получается заснуть до рассвета. Это круто. Славик прямо чувствует, как жизнь возвращается в свое обычное русло. Он извиняется перед братанами, врет, что болел, показывает руку, затянутую все тем же эластичным бинтом. Славик спокойно тусует на улице почти с самого утра, но вечером, с наступлением темноты все же сваливает домой, как самое ссыкливое ссыкло. Так проходит примерно неделя, Славик так-то перестал считать с момента, как без дрожи в руках смог дверную ручку дергать. Все произошедшее и правда начинает казаться ему каким-то ебанутым кошмаром, покрывается тоненькой пока еще пленкой прошедшего времени, которая позволяет даже нырять в воспоминания и не захлебываться от них ощущением полнейшего ужаса. Даже Влад все реже появляется в поле зрения Славика, хотя раньше с определенной периодичностью мелькал то тут, то там на районе. Славик, конечно, все еще думает о том, чтобы подогнать поцу шавухи, но уже как-то более вяло. — Славушка, сбегай за хлебушком быстренько, — говорит матушка, как только Славик заваливается в квартиру, громыхая ключами и тихо чертыхаясь. — Это обязательно? — спрашивает он слегка надрывно и снова чувствует себя ссыклом, потому что солнце уже опасно близко подползло к горизонту. — Ну, если хочешь получить свой ужин, то обязательно, — доносится до него голос матери. Матушку расстраивать нехорошо. Не по-пацански. — Денег дашь? — спрашивает он, но решает, что лучше ему не терять времени. — А хотя ладно не надо! — кричит он и выскакивает за дверь. У него в кармане пара соточек у лохов отжатых все равно всегда валяется. Славик вылетает из подъезда, что твоя пробка от шампанского на новый год в новенькую люстру. Он бежит сломя голову сквозь знакомые дворы и то самое чувство ебучей паники уже подбирается своими острыми коготками к его затылку. В магазине за каким-то хреном оказываются люди, которые именно в это сраное время выстраиваются в очередь у единственной, сука, работающей кассы. Вот в другое время сходить за продуктами не могли? Славик чуть не скачет на месте от нетерпения. Солнце уже совсем утонуло где-то в лабиринте бетонных домов, и только его длинные рыжие лучи все еще тянутся в синеющее небо. Славик бежит. Ну а хуле, стремно же вальяжно идти, когда знаешь, что тебя могут запросто схомячить и не подавиться. Славик слишком много ужастиков видел, он знает, что именно в такие моменты все и случается. Вокруг все выглядит очень мирным, красивым таким, закатным. Птицы какие-то орут в небе, молодежь ржет по подворотням, дагестанцы зыркают из-под своей брови, к кому бы доебаться. А Славик бежит. Как дебил бежит. Он проскакивает несколько дворов в рекордные для себя сроки и все равно, когда заруливает в свой, ускоряется. Он видит свой подъезд, бежит к нему со всех ног, запрыгивает на крыльцо, втемяшивается всем телом в металлическую дверь и лихорадочно ищет ключи в кармане. Ключи выпадают из его неловких скрюченных пальцев, и Славик судорожно подбирает их. Он быстро давит на магнитный замок и дверь пиликает стандартным сигналом. Славик проскальзывает внутрь и захлопывает за собой дверь с грохотом. Он дышит загнанной лошадью, прислушивается к тому, как ощущение облегчения расплывается по телу. Успел. За окном гаснет последний солнечный луч, а Славик бегом поднимается к лифтам и жмет на кнопку вызова. Лифт тарахтит по старчески, пока везет Славика на его восьмой, буханка хлеба прилипла к груди как родная, но Славик не спешит прекращать ее обнимать. Он выходит из лифта и вместо того, чтобы попасть на привычно освещенную лестничную площадку, он ныряет в зыбкое марево мигающего света. Лампочка над его головой включается и выключается несколько раз, прежде чем погаснуть совсем. Славик тупит. У Славика сердце сразу куда-то в район жопы падает, так, чтоб попроще было из организма выбраться, так сказать. Славик делает первый осторожный шажочек в сторону своей хаты. Родненькой, любимой, безопасной хаты с железной дверью и красивым номером 72. Славик понимает, что его шажочек был большой ошибкой, потому что слева, со стороны лестницы слышится ЕБУЧЕЕ УРЧАНИЕ, то самое голодное, нихуя не человеческое. Славик слышит, как ноги существа переступают по бетонному полу, видит его чернильно-черную тень, выглядывающую из-за угла, и пятится. Существо не прыгает на него, не ускоряется, оно тянет носом воздух и подходит медленно, будто знает, что Славик нихуя не способен ему противопоставить. Славик понимает, что существо все же когда-то походу было человеком. Драные шмотки, висящие на уродливо-костлявых плечах говорят об этом более чем красноречиво. Существо подбирается все ближе, разевает свою огромную пасть. — Ты заебал блять, а ну иди сюда, тварь! — слышит Славик знакомый голос и чуть не пищит по девчачьи от радости. Из-за угла выруливает знакомая фигура в толстовке и существо отвлекается на нее, пока Славик все старается очень мужественно слиться со стеной. Он не видит, что делает Влад, но слышит хруст и тихое шипение. Затем слышит, как Влад оттаскивает тело за угол, к лестнице, чертыхается и громыхает дверью, а затем возвращается и хлопает Славика по плечу осторожно. — Блять опять это ты, — говорит Влад будто бы раздосадовано. — Ты как? — Ты мне опять жизнь спас, — мямлит Славик невнятно и прижимает хлебушек к себе сильнее. — Спасибо. — Да неваж… — начинает Влад, и его как-то внезапно скручивает всего, хватка на плече Славика усиливается. — Все норм, чел? — спрашивает Славик осторожно, когда Влад отцепляет свою граблю от его плеча и отворачивается. — Да, — отвечает Влад приглушённо. — Ты не мог бы… уйти? — спрашивает он и его снова крутит так, что он сгибается в три погибели и кажется, даже тихо скулит. — Может тебе скорую вызвать? — спрашивает Славик. — Просто блять уйди! — гаркает Влад и на секунду поворачивается. Всего на мгновение, но Славик успевает заметить багровый блеск в его глазах. Совсем как у того чудища. Славик ни слова больше не говорит, лишь сжимает в руке хлебушек и тихо проскальзывает в свою квартиру. Славик снова не спит всю ночь. Ему снова мерещатся шорохи и мерзкое дыхание зубастой пасти прямо у лица. Но в этот раз Славик еще размышляет о глазах Влада. Он вспоминает бесчисленное количество популярных фильмов про оборотней, вампиров, зомбарей и прочую нечисть. Интересно, что это за хрень такая? И важно ли это вообще? Куда важнее то, что Славик помнит, как в тот раз, когда Влад впервые спас ему жизнь, эта тварь нормально так цапнула его за руку. А если верить всем этим сказкам, заражение всей этой херней происходит через укус. Как бешенством. Только чудовищем. Влад, получается, тоже таким станет? И получается, он таким станет из-за Славика? Потому что Славик уверен, что не будь его там в тот вечер, Влад не стал бы так бездумно бросаться на чудище всеми руками и ногами. Славик твердо решает, что ему непременно надо с Владом поговорить. И эта мысль его до того заебывает, что он не засыпает даже тогда, когда встает солнце, принося с собой чувство спокойствия и безопасности. Уже в 8 утра Славик выскакивает из дому и одну за другой принимается нервно смолить сигареты под козырьком подъезда. Когда в его пачке сигареты заканчиваются, он быстренько чухает до ларька и там прикупает еще пару пачек. Славик в душе не ебет, где живет Влад. Но он часто видел его в своем дворе, так что логично предположить, что тот обитает в каком-то из домов их квадрата. Славик тусует во дворе целый день, внимательно сканирует пространство взглядом прищуренных глаз в поисках худощавой фигуры, замотанной в черные тряпки. И он его замечает! Влад выскальзывает из подъезда смежного дома, видимо, чтобы сгонять до ларька за чем-то. Славик идет ему наперерез. Так, чтобы их пути сошлись уже у самого ларька. Он доходит как раз в тот момент, как Влад забирает из окошка модные мальборо. Курит? Ну надо же. Влад еле заметно вздрагивает, когда оборачивается и натыкается взглядом на Славика. Он проходит мимо, не проронив ни слова, Славик идет следом. — Слышь, — говорит Славик и подкрепляет это глухим свистом. — Влад! — Чего? — ворчит тот, натягивая этот свой капюшон сильнее на лицо. Ебать на дворе духотища +35, а этот все в толстовках ходит, да еще и черных! — Давай перетрем? — Славик догоняет парня и идет с ним на одном уровне. — О чем? — Влад будто и не врубается, о чем базар. — О всей этой… — Славик руками взмахивает, — хуйне. — Ну давай, — по тонким губам Влада скользит маленькая улыбка. — Только зайдем в подъезд? Не люблю солнце. — Не вопрос. Они заходят в сырую прохладу подъезда Влада и поднимаются на несколько пролетов по лестнице, чтобы не торчать на входе. — Итак, о чем конкретно ты хотел поговорить? — спрашивает Влад, стягивая капюшон и откидывая челку с глаза кивком головы. — Ну… я… — Славик чешет голову, старательно вспоминая, что же из всех вопросов казалось ему наиболее важным. — А! Ты тоже таким станешь? — Каким таким? — Влад прислоняется к стене и достает из кармана зажигалку, явно намереваясь закурить прямо тут. — Не делай вид, что не понимаешь, — бормочет Славик. — А тебя это беспокоит? — Влад подкуривает, затягивается и криво ухмыляется, выпуская дым прямо в лицо Славику. — Ну ты же у нас тут за местного Рэмбо… — И что? — А то, что если ты сам станешь этой хуйней, кто тебя-то пришьет? — спрашивает Славик и его голос чуть звенит. — Найдутся люди, — отвечает по-прежнему с улыбкой Влад и стряхивает пепел. — Найдутся… — эхом повторяет Славик. — А до того, как они найдутся, скольких людей такой монстр может сожрать? Кто это вообще такие? — Я думаю одного-двух покромсает, — отвечает Влад. — Но это вряд ли, меня скоро усыпят. — Усы… что?! — Ну ты слышал когда-нибудь про эвтаназию? — спрашивает Влад и красиво так взмахивает тонкой ладошкой с сигаретой меж пальцев. — Это когда больных убивают, чтоб не мучились? — Типа того, да. Так вот это что-то типа болезни, симптомы которой выражаются в высокой чувствительности к свету, снижении температуры тела, повышению реакции и мышечного тонуса. Ну и бонусом является жажда человеческой крови и плоти. И у меня есть все симптомы заражения, так что да. Мне требуется эвтаназия, — Влад говорит это так просто, будто давным-давно уже смирился с мыслью, что умрет вот так. А Славик все вспоминает, как он бесстрашно прыгнул на чудище, как то вонзило свои клыки в такую тонкую руку с белой-белой кожей. А Славик-то раньше Влада чмошником считал. Думал, что он слабак, раз никогда не отвечает на их задирательства и не бьет в ответ. Теперь-то он понимает, что ответь им Влад хоть раз и порвал бы всех в мелкие лоскуты даже не запыхавшись. Давно он, интересно, всем этим занимается? — И что это… — говорит Славик хрипло и прочищает горло, в горле совсем сухо. — Это никак нельзя остановить? — Остановить точно нельзя, — Влад делает последнюю затяжку и тушит бычок об стену подъезда, но не выкидывает его, а засовывает руку с ним в кулаке в карман толстовки. — Замедлить можно. — Как? — тут же спрашивает Славик. — Лекарства нужны? — Нет, все намного проще, — улыбается Влад. — Нужна регулярная доза человеческой крови. При чем одной и той же крови, от смешения разных у зараженных начинает крыша ехать. Ну и было бы неплохо, если бы кровь была свежей. Короче, нужен постоянный донор, но это довольно опасно для здоровья, плюс зараженные не всегда контролируют свой аппетит, так что нередки случаи, когда они убивают людей, добровольно отдающих им кровь. — Я могу дать тебе свою, — говорит Славик сразу не задумываясь. — Ты не понимаешь, о чем говоришь. — Ты мне только что объяснил, разве нет? — Тебе придется подписать кучу бумаг о неразглашении, о том, что ты согласен умереть, тебе придется постоянно рисковать жизнью и сталкиваться с этими тварями. — Запугать меня решил? — У меня получается? — Нихуя, — лыбится Славик. — Послушай, чувак. Ты мне жизнь спас. Дважды. Я хочу отплатить тебе той же, епта, монетой. К тому же, хуй я теперь смогу жить спокойно, дважды столкнувшись с этой сранью и зная, что ты тут где-то рядом можешь проебать и третьего. Влад в ответ тихо ржет, и Славик чувствует, как впервые за долгое-долгое время у него в груди теплеет от этого смеха. А потом Влад резко затихает и его крутит прямо как тогда, на лестничной площадке Славика. Он подхватывает оседающего Влада и не позволяет тому совсем упасть. — Что? — спрашивает Славик беспокойно. — Что это такое? Что мне делать? — Уходи, — хрипит Влад. — Вот уж дудки, — огрызается Славик. — Что тебе надо? Кровь, да? Кровь? Влад пытается Славика оттолкнуть, но хрен у него что получается дрожащими-то руками. Славик ныряет рукой в карман своей мастерки и выуживает свой складной ножичек, которым он обычно пивас открывает или лохам угрожает. Славик прислоняет Влада к стеночке, пропускает по спине дрожь от диковатого взгляда красных глаз на себе и сползает вместе с ним на пол кучей из конечностей. Хуевое место они, конечно, для всего этого выбрали, но Славик просто надеется, что никому не придет в голову шастать по лестнице туда-сюда. Он быстро, не давая себе времени подумать, полощет лезвием ножа по своему запястью. Из тонкого пореза тут же каплями начинает вздуваться алая кровь. Славик уже собирается поднести свою руку к лицу Влада, но тот сам хватается за нее цепкими пальцами и буквально вгрызается в то место, где Славик надрезал кожу. Славик чувствует, как его кровь тянут из ранки, чувствует твердые зубы, сжимающие кожу, чтобы крови вытекало побольше. Славик чувствует, как жжется язык, лижущий рану с упоением голодной собаки и это… ну пиздец. Влад же не жрет беззвучно. Он чавкает, чмокает, хлюпает, даже урчит. В общем, издает весь набор всех возможных стремных звуков. Славик сидит и думает, почему это его не злит и даже не раздражает, а скорее… умиляет? Будто он старая бабка, которая смотрит за тем, как жрет ее старый неуклюжий жирный кот. Влад, конечно, не старый и уж точно не жирный. Но все же. Славик даже в какое-то мгновение осознает, что вторая его рука зависла в нескольких миллиметрах от волос Влада, что он чуть не опустил свою ладонь ему на затылок и не погладил непослушные черные лохмы _успокаивающе_. Славик одергивает руку и опускает ее на пол рядом с собой, прямо на бетон. В какой-то момент Славик понимает, что звериный голод Влада поутих, и он уже просто водит губами по открытой ранке и легонько, очень мимолетно зализывает ее языком. Славика от этого отчего-то в жар бросает, он чувствует, как щёки обдает стыдливым огнем, а Влад жмется губами к его запястью еще раз. Не для того, чтобы поесть, а скорее в таком неуклюжем извиняющемся поцелуе. Славик зубы стискивает и вторую руку в кулак, соскребая ногтями бетонную крошку. Влад поднимает на него взгляд виноватых, уже обычным черным блеском в полумраке мерцающих глаз. — Ты мог умереть, — говорит он строго. — Но не умер же, — слабо улыбается Славик. И в этот самый момент они оба понимают, что ничто уже не будет в их жизни «как раньше». И в этот самый момент они оба понимают, что даже не очень-то об этом жалеют.