Когда он один

Ей хочется выть и неприлично ругаться. Ей хочется выдрать голыми руками все микросхемы и провода Баффи-бота. Ей хочется выкинуть чертову машину на помойку, зарыть как можно глубже в мусоре и забыть, как страшный сон. Только вот этот кошмар никак не желает кончаться. Спайки застряла в каком-то дешевом хороре с примесью мелодраммы без права выбраться. Рыжая чинит тупую машину, а машина смотрит на Кровавую его глазами и говорит его голосом: — Твои навыки великолепны, Спайки. Великолепны ровно так же как и твои бесконечно длинные ноги, — Уиллоу отводит взгляд, а вампиресса сжимает кулаки до побелевших костяшек. — Я просила стереть тупые шутки из его настроек, — можно разодрать куклу к чертям собачьим и плюнуть на всё и вся. Ведьма оправдывается. Нервно смотрит куда-то в бок. Она сама с трудом выносит Баффи-бота, но альтернативы нет. Рыжая плавает ровно в том же дерьме, что и сама Спайки. И тоже без права выхода. Вампиресса громко хлопает дверью под возмущенные вопли Розенберг. Не сорваться. Вынести. Не убивать машину. Держаться, держаться, держаться. Ради малышки Дон. Ради одобрения мертвого Истребителя. Надеюсь тебе хорошо там где бы ты не оказался… Господи, Саммерс, окажись пожалуйста живым. *** Видимо мироздание спасовало или же Рыжая торгуется получше, чем пергидрольные блондинки с клыками, не важно. Саммерс жив. Вернее его вернули. Подавленного, ошарашенного, потерянного. Его швырнули из одного загробного мира в другой (Саннидейл официально объявлен одним из филиалов ада) и Истребитель, кажется, не особо въезжает чего от него хочет Вселенная, а вместе с ней и вся команда Скуби. Сто сорок семь дней. Или сто сорок восемь? А этот день, вообще, считается? Видимо, там, наверху кто-то всё-таки есть. Спайки разглаживает складки на ультра-короткой юбке и скучающе поправляет чулки. За стеной слышны радостные вздохи и выкрики, Кровавая не решается нарушить идилию. В конечном счёте, она мимо всей этой компашки, да и кто вампиресса такая чтобы лезть с объятиями к Победителю? — Привет, — Баффи всё ещё выглядит потерянным. Он еле заметно улыбается уголками губ. — Привет, luv, — парадокс, она так мечтала снова увидеть Саммерса живым, так многое хотела ему сказать, а сейчас так банально всё забыла. В запасе остались тупые и злые приколы и жгучее желание закурить. — Я… хотел бы, побыть один, — Истребитель облокачивается о прохладную кирпичную кладь. Спайки равнодушно пожимает плечами, мол, ничего, мне плевать, не интересно и встаёт на границу солнца и тени. Плащ может и поможет ей не сразу загореться, хотя черт его знает. — Можешь остаться, извини. Ты мне не мешаешь, — Баффи садится на гору пустых коробок и смотрит куда-то сквозь пространство и время. Где-то в груди скребуться кошки. — Баффи? — вампиресса неуверенно подходит к парню и останавливается напротив сидящей сгорбленной фигуры. — Слушай, я не так много знаю про ад, но многое слышала о пытках и… Большие горячие руки Победителя сгребают вампирессу в импровезированные объятия. Светлая макушка Саммерса утыкается Спайки куда-то в живот. Блондинка от неожиданности охает. — Я не был в аду, — тихо сообщает мужской голос. — Нихера в теологиине несмыслю, но… но там где я был, Спайки, там было тихо. Светло. Тепло и очень хорошо. А потом меня выдернули сюда и я по настоящему оказался в аду. Они молча стоят в переулке в таком неловком положении ещё минуты две. Спайки бы язвительно хмыкнуть, зло пошутить или вообще рот раскрыть, сказать хоть что-нибудь. Слов нет, одна злоба и разачарование. Саммерс уходит по-английски, оставляя вампирессу размышлять о жизни. — Почему ты всегда рядом, когда мне плохо? — Потому что тогда ты один. Победитель и вампиресса молча смотрят на холодные далёкие звёзды. Спайки большего, вроде как, и не надо.