Бургер

Жара. Невыносимо душно. Толстый мужик справа тяжело дышит мне в шею, девушка слева касается моей руки. Какой садист придумал в маршрутках делать сиденья вдоль стен параллельно окнам? Теперь ты окружен толпой со всех сторон — люди с обеих сторон плотно прижаты к тебе так, что ты чувствуешь весь их пот и грязь на себе. Отвратительно. Да еще и перед тобой в таких маршрутках стоят люди — наклоняются, задевают тебя сумками и шуршащими пакетами, которые неприятно покалывают ноги, а также грозятся отдавить все пальцы (люди, а не пакеты). Ну вот опять! Люди, сколько можно ходить по моим ногам? Оставьте в покое мои несчастные балетки — они и без вас скоро развалятся! Итак, вкривь-вкось с заклеенной подошвой и жутко натирают мозоли, так что ступить на ногу больно. Радует лишь то, что сижу. Хотя пока стояла, там сверху немного воздуха было. Здесь вообще дышать нечем. К тому же, живот тянет, будто сейчас стошнит. Маршрутка резко накреняется на повороте. Я едва не падаю на толстого мужика сбоку. А на меня едва не падает еще один мужик, животом задевая огромный бумажный пакет у меня в руках. Я с трудом сдерживаю крик возмущения, крепче хватаю за вязаные ручки пакет с ноутом и откидываюсь назад, плотнее прижимаясь к рюкзаку на спине, которая, наверняка, уже вся покрыта потом. Из-за рюкзака позади, я сижу на самом краю. Неудобно. И рюкзак вроде маленький, а места занимает много. Окей, оттоптанные ноги я прощу, но если сломаете ноутбук, на починку которого ушли все деньги, я буду рвать и метать так, что вы и представить себе не сможете. И плевать, что я так-то маленькая, низенькая, хрупкая, вежливая и спокойная. Ну ладно, про «все деньги» я чуть приврала. Я вообще, когда сегодня ехала за ним, боялась, что денег не хватит, и я зря прокачусь по жаре. Но нет, хватило! И еще осталась целая сотка! Сотка и шесть рублей! Короче, я почти богатая. Ответьте, как прожить на них полмесяца до стипухи?! Никак! Но я студент, мне не привыкать. Еще одна остановка. Из начала маршрутки слышится ругань водителя с кем-то из пассажиров, перекрывая даже безвкусную надоедливую музыку радио. Свои наушники я сломала еще месяц назад, поэтому и приходится терпеть не только чудесные виды и запахи этого убогого транспорта, но еще и звуки, которые не отличаются разнообразием.  — Заранее надо подходить с крупными!  — Да я пытался. Меня не пропустили… Господи, люди, вы можете не выяснять это прямо сейчас. Расплатитесь и поехали дальше! Я есть хочу! Четыре дня ничего не ела, кроме лепешек на воде с безвкусным чаем за десять рублей два раза в день. Да и до этого не сказать, чтоб пировала. Желудок в ответ на мысли о пище, выдает жалобные звуки. Водитель с пассажирами и пассажиры между собой, наконец, немного разобрались, и автобус трогается. Поток людей, что стоял передо мной схлынул вперед. Ура, можно будет вздохнуть свободней. Рано радуешься, — заявляет мне солнце, ослепляя глаза из окон напротив. Какого черта! Закрываю глаза и подальше откидываюсь назад. Пока можно не бояться оттоптанных ног и нападения на мой любимый незакрывающийся до конца ноут с половиной отсутствующих кнопок. Хоть такой. На новый-то деньжат все равно нет. Также, как и на еду. Еда… Желудок вновь неприятно тянет. Даже поспать не выходит из-за голода. Блин. Да куда же от них деться? Эх, дура я, дура. В общаге вроде оставалось еще немного картошки, что собирала маман. Чего де, я ее не доедала, все откладывала на «черный» день? На дне вроде оставалось пару штук и гниющей, но разок сварить или пожарить хватит. Может, даже и на то, и на другое хватит. Ну, и каждую порцию я смогу растянуть еще на недельку. Надеюсь. Немного чего-нибудь у соседки спрошу, хотя у нее тоже с деньгами не густо, так что, наверное, не стоит. Эх. Маршрутка начинает двигаться гораздо медленней. Только не говорите мне, что мы застряли в пробке на мосту. Да, черт, застряли! Только не это! Я сажусь так, чтобы луч солнца не бил мне прямо в глаза. Для этого приходится выпрямиться и смотреть пониже. Прямо напротив меня сидит парень, который, заметив, что я пришла в движение, начинает улыбаться и активно подмигивать. Чему тут радоваться на таком солнцепеке в плохо пахнущей маршрутке? Неадекватный. Ему что, есть не хочется? Или хотя бы упасть на кровать где-нибудь в общажке, раскинув руки в стороны и так валяться, пока не полегчает? А может, он «домашний»? И его ждут родители и вкусный ужин? Не, вряд ли. Вроде я его уже даже где-то видела. Наверное, из соседнего общежития. Впрочем, это не важно. Ничего не важно, кроме того, что мы в пробке на жаре, и мне хочется есть. Ах да, завтра еще экзамен, к которому мне сейчас следует готовиться. А еще мне есть готовить.  — Нас не догонят, — издевательски звучит из радио-динамика у водителя, когда наше допотопное средство передвижения окончательно застывает на месте, встав за другими несчастными автомобилями. Я готова разныться. Вот честное слово! Что за день сегодня такой? Хоть что-то хорошее может со мной произойти? Ответом мне служат звук из моего живота и песня: «Пусть лето не кончается». Ага, чтоб вечно такая жара стояла! И сессия в июле. Еще позже экзамены поставить нельзя было? Или всех вокруг только чемпионат волнует? Ох, пешком быстрее! Жаль, здесь выйти никак нельзя. Места для пешеходов на дороге нет вообще. А мне явно становится дурно. Так, не дури, Лерка! Дыши глубже! Ага, было бы еще чем дышать, а тут нечем. Ни воздуха, ни еды. Зато пакетики всегда с собой. И язвительный внутренний голос. Дожили, сама с собой спорю. А в общаге есть душ холодный. А еще на речку можно сбегать (если добегу пять километров после автобуса, что вряд ли). И даже картошечки немного есть. Ее еще варить надо… А я готова сырую грызть. Причем прямо с землей и хоть сейчас. Автобус по мосту ползет, словно дохлая улитка. Пассажиры возмущаются, дети плачут, водитель орет, динамик хрипит, рвотные позывы поступают… Если я умру и попаду в ад, он будет выглядеть именно так. Стопудово. Еще одна причина вести себя хорошо и не попадать в ад, где заживо варят людей. Интересно, а они вкусные? Люди, в смысле, вареные? Не, я не каннибал. Просто я в этой пробке саму себя скоро изнутри съем. Вновь открываю глаза и оглядываюсь вокруг. Мужик рядом засыпает. Он точно не вкусный. Девушка читает книжку. Так, что там? « — Билли, идем ужинать, — позвала мама». Серьезно? Почему какому-то Билли везет больше, чем мне? И что, других книжек нет, кроме как тех, где детей зовут есть? Парень напротив продолжает кривляться. Дать бы ему по шее. Нет, не понимаю, как каннибалы едят людей? Они хоть и противные, но вряд ли вкусные. Черт, если мысли пошли в сторону каннибализма — дело плохо. Так, все, на ближайшей остановке покупаю себе булку. А то картошка еще вариться будет, я не выдержу. Я точно в обморок грохнусь или кинусь на кого-нибудь. Пожалуйста, маршруточка, едь побыстрее. Я очень-очень хочу есть! Словно вняв моим молитвам, автобус ускоряется и не проходит и пару минут, как мы несемся по дороге вниз с моста. В смысле, там спуск вниз, а не мы падаем. Хотя я готова и упасть. Остановка! Ура! Блин, перед ней светофор. Кто делает светофор прямо перед остановкой? Садисты! Зажимаю рот рукой. Дело — дрянь. Люди, дайте пройти. Подскакиваю одновременно с остановкой маршрутки. Несусь вперед. Кажется, задеваю всех вокруг своим рюкзаком и пакетом с ноутбуком. Хоть бы он не пострадал. Протягиваю водителю сотку.  — Сколько? — гаркает мужик.  — Двадцать пять, — с трудом выдаю я. Дверь открыта, и у входа дышать капельку легче. Сзади кто-то толкает меня в спину. Оборачиваюсь и вижу того самого парня, что сидел напротив. Ага, он зашел раньше, и видел, когда вошла и села я. Ну и пофиг! Если у него есть деньги платить по двадцать семь — его право. А я вот жульничаю — недоплачиваю два рубля, когда есть возможность. Мне они сейчас позарез нужны. Получаю сдачу и скорее выбегаю из маршрутки! Ветер в лицо! Боже, какой кайф! Закрываю и открываю рот, словно выброшенная на берег рыба. Кто-то кричит «эй», кто-то просто толкает меня, проходя мимо. Кого-то толкаю я, поскольку даже в таком состоянии, с пляшущими перед глазами черными пятнами, я продолжаю идти. Это город — здесь нельзя надолго останавливаться. И все же, мои ноги сами замирают перед ларьком с фаст-фудом. Других магазинов рядом и не видно. Что же здесь все такое дорогое? Глаза разбегаются, желудок делает сальто-мортале при одном взгляде на витрину. Под ногами вертится мелкая собачонка, лая на прохожих. Сил выбирать нет. Да, я слабая и безвольная. В войну бы я не выжила. Героем мне не стать. И пофиг! Я жутко хочу есть, поэтому сейчас у меня нет времени думать над своими недостатками. Стучу по стеклу. Перед глазами уже даже не то, что темно. Просто никак. Понимаю, что это не то окошко, которое открывается. Делаю шаг в сторону и снова стучу. На этот раз оконце мне открывают. Замученная женщина с растрепанными волосами гневно восклицает:  — Ну!  — Дайте мне гамбургер самый дешевый.  — Пятьдесят два рубля. Сколько? Да они охренели!  — Греть? На автомате киваю. В горле стоит тугой комок, не позволяющий говорить. Достаю деньги. Вот и два рубля пригодились. Микроволновка греет гамбургер мучительно долго. Солнце печет прямо в затылок. Плечи отвисли, хоть рюкзак нетяжелый. Я уже переминаюсь с ноги на ногу, слушая, как продавщица болтает с подругой, скрытой от моих глаз витринами, и ругает маленькую дочку в кресле.  — Ты чего чистыми руками грязную обувь трогаешь? А? Кто тебе позволил? Убери руки, сказала!  — Может, она снять хочет? — спрашивает человек «за кадром».  — Ремня она хочет. Давно не получала у меня. Держите. Наконец, я получаю в руки свой горячий гамбургер! Еда! Мое! Кайф! Все таки нет лучше ощущения, чем разворачивать пленку, в которой спрятана горячая булочка. Разогретый майонез обжигает пальцы, ручки от пакета с ноутом больно перетягивают вену, маленькая собачка гавкает уже прямо под ногами. Ноги двигаются сами по себе, ибо у меня самой уже давно бы не хватило сил терпеть кровавые мозоли и натертости из-за плохих балеток и рвущихся в них стелек. Ватные диски, что я подкладываю в обувь, уже давно скатались в черные комки и лишь мешают, а не помогают. Чей-то крик сзади заставляет меня поднять голову и обнаружить, что на меня едет огромный черный автомобиль. Я, сломя голову, несусь вперед (собачка, слава Богу, бежит со мной), по пути бормоча: «Извините». Да, я помню, что они меня не слышат. Из-за своего гамбургера я полностью забыла о безопасности и вышла на проезжую часть в нескольких метрах от перехода. Из-за своей невнимательности я вечно попадаю в подобные ситуации. И эта не первая машина, что едва не сбила меня за этот год, но… Обидненько. А что еще обидно, так это то, что я опозданием соображаю, что за эти пятьдесят рублей, на которые я купила гамбургер, я запросто могла купить пакет картошки и жить на него целый месяц. Увы, мой мозг заточен лишь на минутное удовлетворение потребностей. О будущем я попросту не думаю. И сейчас не буду! Сейчас я скушаю бургер, а потом уже буду корить себя. Прихрамывая, добредаю до каменных перил перед спуском в подвальный магазин, ставлю туда сумки и, наконец, впиваюсь зубами в свой гамбургер. Хлеб, мясо и горячий майонез — пища богов! Вообще, так я говорю про пельмени, но сейчас я согласна сказать так про любую пищу. Даже если этот бургер явно не первой свежести, а майонез обжигает язык. Эх, так-то у меня нет привычек покупать бургеры на остановках в непроверенных ларьках, учитывая, что желудок у меня слабый, а денег не много. А сегодня прям помутнение какое-то нашло. Имя которому голодовка. Снизу начала поскуливать собачка, напоминая о своем существовании.  — Прости, песик, я и сама голодная, — тихо оправдываюсь я. Боже, какие у нее жалостливые глаза! И почему, стоит мне купить себе перекус на улице, как меня тут же окружают всякие собачки и кошечки? И я не могу им отказать. Никак.  — Ладно, держи, — отрываю кусочек мяса вместе с хлебом, чтоб не обжечься, и кидаю псу. Та быстро и аккуратно съедает его. Явно аккуратней меня. Я о культуре точно не думала, когда начинала есть. Не до этого было. Бросаю собачонке еще кусочки мяса. Мне вообще должно быть стыдно. У меня в общаге есть картошечка. На остатки денег можно найти макароны по скидке — на месяц хватит. Ноги не протяну и ладно. А этой собачке еще неизвестно, когда перепадет чего-нибудь вкусного. Хотя недокормленной она не выглядит. Кидаю еще кусок. Кусаю сама. Осталось ровно половина. Сейчас съесть или на потом отложить?  — Эй, меня не покормишь? Оборачиваюсь. Тот самый парень, что кривлялся в маршрутке.  — Еще чего! — я инстинктивно притягиваю бургер поближе к себе. Нет, этого парня я точно раньше где-то видела.  — Ага, то есть собаку кормишь, а меня никак? — он указал на песика, который, к моему огромному сожалению, поспешил ретироваться.  — Она не наглела. В отличие от тебя. У него на глазах смачно кусаю бургер. Он следит за моими действиями с голодным блеском в глазах. Эх, я же говорила, что все голодные песики бегают вокруг меня? Вот еще один нарисовался!  — Общажный?  — Ага. Из пятой, а ты?  — Из второй.  — Ясно.  — На, держи, коль не брезгуешь. Протягиваю ему недоеденный бургер. Он поднимает на меня удивленный взгляд.  — Что, серьезно?  — А ты думаешь, я с тобой шутки шутить буду? Бери, пока не передумала. Он еще пару секунд медлит, неловко переминаясь с ноги на ногу, а после почти вырывает у меня из рук еду. Голыми руками, не боясь испачкаться, зубами вгрызаясь в засохший хлеб и несвежее мясо. Явно давно не ел.  — Не один день лежало, — замечает мой новый товарищ по несчастью, с трудом проглатывая.  — А тебе что, свежий подавай.  — Да нет, и такой сойдет. Внимательно смотрит на бургер, а потом на меня. И что ему нужно? У меня что, тушь от жары потекла? Ой, да ладно, знаю, что не красавица, что с тушью, что без нее. В такую жару даже париться не буду.  — Ты явно тоже неделю не ела. Он тяжело вздыхает и протягивает мне этот бургер обратно.  — Я — нормально! Если в голодные обмороки не падаю, значит, все норм, верно?  — Сколько голодаешь?  — Я не голодаю. Лепешки на воде тоже еда.  — На, ешь!  — Доедай уже.  — Что, брезгуешь? Ага, после года в общаге на одной кухне с тараканами.  — Нет, просто… Сколько ты не ел? Парень пожимает плечами.  — Еды нет где-то неделю, но я питался! — важно возражает он. — Хлеб там, кетчунез, кофе…  — Маме врать будешь! Мне не надо, — я мотаю головой. Парень усмехается. От улыбки у него на лице появляются симпатичные ямочки.  — А кто ты такая, чтоб я тебе не врал? Задыхаюсь от возмущения.  — Человек, что тебя накормил. Отбираю свой бургер обратно и вновь кусаю его. Черт, а есть все еще хочется.  — И как же зовут человека, что меня накормил?  — Ера, — с набитым ртом говорить реально не просто. Надо учиться есть помедленней и поаккуратней при людях. А то потом разбогатею, войду в высшее общество, приду на вечеринку и начну все подряд в рот пихать.  — Как-как? — переспрашивает парень.  — Лера, — отвечаю я уже нормально.  — А меня Максим. Он протягивает руку, но замечает, как я вцепилась в еду, и убирает ее. Вместо этого он берет мои пакет и рюкзак.  — Эй, ты чего? Это — мое. Да, красноречие в таких ситуациях точно не мой коней.  — Я наглею. Хочу донести твои вещи до общаги, а то тут еще целую остановку пиздохать. Новый знакомый тоже особой культурой не блещет. Круто, че.  — Я свои вещи и сама могу отнести. От гамбургера осталось немного. И это меня расстраивает. Даже больше, чем-то, что мои щеки явно измазаны чем-то жирным.  — И зачем ты вышел так рано?  — Увидел, что тебе плохо. Максим произносит это так просто и искренне, что я прифигела. В романах герои жертвуют собой ради героинь. Но одно дело отдать жизнь, и совсем другое — раньше выйти из маршрутки и топать целую остановку до общаги по жаре! Хотя, может, он рассчитывал, что я еду куплю?  — Я рядом шел, а ты меня не видела. Чуть под машину не попала. Да еще и хромаешь. Одна точно не дойдешь, — продолжает вещать Максим с искренним беспокойством. Капец! Человек за мной идет, чтобы мне помочь, а мне бургера было жалко.  — На, — я протягиваю ему последний кусочек. Он наклоняется и губами хватает его. Руки у Макса заняты моими вещами.  — Псу ты бы явно больше дала, — вновь улыбается парень. Как можно так много улыбаться, когда ты голодный? — Спасибо. Знаешь, я иногда у соседа бички таскаю. Только так и спасаюсь. Пойдем, съедим одну на двоих.  — А он голодным не останется?  — Не, у него их много. Штук десять точно есть. Да еще мама ему пельмени возит, а он не делится. — Макс хмурится. — Я скажу, что он мне должен одну мивину, и он даст.  — А он должен?  — Нет. Но у него плохая память. Он поверит. Так что, зайдешь? Я киваю.  — Сейчас. Наклоняюсь и стаскиваю с себя балетки. И может, по городу так ходить неприлично. И особенно, с первой встречи пугать людей своим бескультурьем, но я реально больше не могу. Поднимаю голову и вижу, что Макс все также улыбается. И впервые за весь день я тоже улыбаюсь кому-то, позабыв про жалобы. Как все-таки может изменить настроение один бургер.