В прекрасном городе Дублине, Где девушки так милы, Я впервые увидел Прелестную Молли Малоун...
1971 год, Ирландия, Дублин Гулкий ветер звучал эхом в каминных трубах маленьких домов на одной из тысячи тихих улочек Дублина. Ветер, о коротом какой-нибудь сгорбленный старичок в неудобном деревянном кресле скрипучим голосом пробурчал бы: "Опять дует проклятый, словно в степи, небось, буря вот-вот разразиться, будь она неладна. Только бы провода не оборвала, а то снова без электричества три дня сидеть...", а еще более маленькая и еще более сгорбленная жена его проборматала бы в ответ: "И кости потом болеть будут-никак их не унять...до такого возраста мы дожили, зачем людям столько жить..."... Но буря не начиналась. Уже наступило законное время душного июня, согласно календарю, однако погода, очевидно, была с календарем не согласна. Холодный ветер раскидывал по кирпичным мостовым пыль, мусор и оборванные листья. Один такой особенно сильный порыв прибил к окну маленького желтокирпичного домика обрывок утренней газеты, её первую страницу, на которой большими витиеватыми буквами располагалось странное название "Ежедневный Пророк". Большиству ирландцев такое словосочетание показалось бы не то что незнакомым, а очень даже странным, однако одной маленькой ирландке, стоящей у окна того самого маленького желтокирпичного домика и безразлично смотрящей на тот самый обрывок газеты эти два слова были известны. Под названием газеты девочка прочитала "Министерство Магии бьет тревогу: Велкиобритания на пороге новой войны?". Великобритания на пороге новой войны...да какое ей дело до новой войны? Да какое ей дело до Великобритании? Откуда взялась эта несчастная газета? Перелетела через море? И не потонула в морской пучине? Великобритания на пороге новой войны...да пожалуйста. Хоть аполкалипсис. Хоть еще один всемирный потоп, да пусть уже ядерная война между США и Совестким Союзом разнесет весь мир на куски. Какая-то война в какой-то Великобритании - какая-то мелочь. Она вообще не понимала, как мир еще стоит и почему те три кита, или три слона, или черепаха, или на ком там держится наша планета еще не канули в небытие. Она отошла от окна и вернулась в небольшую гостиную с низким потолком и скудным интерьером. В комнате собрались люди. Немного, но больше чем когда-либо прежде. Дамы в черных платьях с одинаковыми делано-траурными выражениями на сморщенных лицах, тучные мужчины в черных костюмах с черными галстуками и сигарами в желтых зубах. Её мать ненавидела сигареты, зато отец без них не жить не мог. И без её матери он вроде как тоже не мог жить. Но вот она умерла, а он живет. Со своими сигаретами. С того момента, когда ее глаза закрылись в последний раз, прошло ровно сорок три часа. И вот теперь в их убогой гостиной собралась куча народу. Человек двадцать, на самом деле, но это больше, чем маленькая комнатка была в состоянии вместить. А потому здесь яблоку было негде упасть. Самое мерзкое во всей этой истории было то, что она не могла от этого убежать. Хотела, но не могла оставить отца. И маму не могла подвести. В этой душной, противной куче толстых тел она и отец были единственными, кто по-настоящему любил маму. И единственными, кто знал, от чего на самом деле она умерла. Она уже хотела найти отца и намекнуть ему, что всю эту толпу пора бы отсюда выдворить, иначе они не уйдут, пока не выпьют последнюю пинту эля, которого в этом доме отчего-то всегда было более чем достаточно, но тут её вдруг схватила в свою железную хватку какая-то особенно неприятная дама, и начала обнимать (если это можно так назвать) так, что девочка приготовилась уже попрощаться с отцом и встретиться с матерью. Наконец, когда дама, которую она, честное слово, видела впервые в своей недолгой жизни, освободила ее и начала оглушительно сморкаться, размазывать по лицу жирный макияж и утробно завывать о том, каким хорошим человеком была её (девочки) мать, она не выдержала. Не удосужившись даже извиниться, она обогнула даму, протолкнулась через толпу и выскочила во двор, под холодные порывы июньского ветра. Обернувшись на дом лишь единожды, она открыла калитку, вышла на небольшую асфальтированную дорожку и пошла в сторону центра города, туда, где в сгущающихся серых сумерках все ярче загорались вечерние огни и все громче раздавались звучные и пьяные ирлнадские песни.* * *
В городе все ярче загорались вечерние огни и все громче раздавались звучные и пьяные ирландские песни. Пабы разрывались от хохота и криков поддатых посетителей, где-то отчаянно надрывалась волынка, по мостовым носились веселые дети с кучерявыми рыжими волосами и орали всем известные идиотские стишки и считалки. Был вечер пятницы, а потому, несмотря на плохую погоду, город гулял, как может гулять только Дублин. Шум раздражал, но в таком хаосе и беспорядке никого нельзя было отыскать, а потому он был ему на руку. Сириус шел по кирпичной мостовой и занимался серьезным делом. Он пинал камни. Если везло, они летели далеко и прямо, а если нет, отлетали в стороны под ноги танцующих гуляк, и тогда приходилось искать другие. Пиная камни, он попутно думал. А ему было о чем подумать. Например о том, какую трепку задаст ему маман, когда он вернется домой. Ну или когда его найдут, тут уж как выйдет. Его дорогая семья решила, что было бы неплохо навестить каких-то родственников через пятое колено с идиотской фамилией Розье, у которых здесь, в Дублине, было здоровенное поместье, где они летом наслаждались жизнью. Они, вообще-то, всегда наслаждались жизнью, но здесь им, видимо, особенно нравилось ею наслаждаться. Вот эти их родственнички в сотрудничестве с Круэллой-Дэ-Вилль (как Сириус любил называть свою мать, разумеется, не в её присутсвии) решили устроить вежливые (тошнотворные) беседы этим самым вечером, и поскольку Сириус не выносил их компании, а также компании кузины Беллатрикс, усиленно старавшейся казаться очень взрослой и важной, он сбежал, попутно подговорив другую кузину, Андромеду, прикрыть его, сказав, что ему внезапно стало очень плохо из-за креветок и что он пошел в сад-блевать под любимую яблоню Леди Розье. Он, конечно, понимал, что придумал полный бред, но также он понимал, что этот его бред Андромеда сможет интерпретировать в более менее приемлемую и даже правдоподобную историю. И вот теперь он шел по одной из центральных улиц Дублина, пиная несчастные камни. Порой они попадали прямо в ноги прохожим, и тогда не очень пьяные из них недовольно и возмущенно смотрели на него, а самые пьяные из них даже не обращали внимания. "Интересно, в этом городе все пьют?"-думал он про себя, отфуболивая очередной камень в какой-то мелкий переулок, прочь от шумных улиц. -Ты что творишь, ебозавр?-прозвучал откуда-то из тени высокий девчачий голосок. Сириус удивленно поднял голову, внимательно вглядываясь во тьму, заинтересованный личностью говорившего (вернее, говорившей) не столько потому, что она так беспардонно его оскорбила, сколько потому, что его очень впечатлил использованный ею необычный каламбур. -А ты еще кто?-не особенно следуя правилам приличия, которые Круэлла безрезультатно пыталась привить непослушному сыну, обратился Сириус к мелкой девчонке, которую разглядел наконец в темноте. Затем, осознав, что ответ на конкретно этот вопрос ему едва ли что-то даст, Сириус поспешил задать новый, впрочем, не более целесообразный-что ты тут делаешь? -Сижу, реву, тебе какое дело?-грубо ответила девчонка, даже не скрывая всхлипов, а потом едва слышно добавила-Ебозавр. -Да почему ебозавр? Что это вооще за слово-ебозавр?-пробурчал Сириус, усаживаясь рядом с ней и просовывая ноги через широко поставленные прутья железного ограждения, уберегающего пьяных горожан от малоприятного падения в холодный, мелкий и очень грязный канал. Вонь тут стояла знатная, но именно благодаря этой вони ни брезгливая родня Сириуса, ни благоразумный отец девочки не станут даже соваться в этот переулок, чтобы их найти. -Ну, это как, динозавр и...это...-бормотала девочка, сама не понимая, зачем ему это обьясняет. Она вдруг подумала, что этот парень, наверное, не местный. Акцент у него был какой-то совсем не такой. Совсем не ирландский. -Ебаный?-спокойно спросил Сириус. Девочка удивленно уставилась на него. Он выглядел таким...приличным, дорого одетым...и ругался, очевидно, тоже вполне прилично,-жених моей кузины постоянно так говорит, когда взрослых нет рядом,-пояснил Сириус. -Моя мама иногда называла так папу,-ответила девочка. Она вдруг поняла, что очень хочет поговорить с кем-то о ней. О маме. И ей почему-то казалось, что этот парень мог её выслушать. Да и к тому же, вряд ли они когда-то снова увидятся,-когда он выпивал и начинал делать...веселые вещи,-пояснила она, и сквозь темноту сумерек Сириусу показалось, что он увидел слабую улыбку на её лице. Она продолжала,- я не знаю, оскорбление это или не совсем, но наверное это не очень хорошо, но она всегда смеялась, когда говорила это, а он носил её на руках по комнате... -Называл? А теперь не называет?-нахмурившись, спросил Сириус, даже не подумав об осторжности. Она молчала, с Сириус уже решил, что она не станет ему отвечать, как вдруг она заговорила: -Теперь нет. Она умерла...недавно,- прошептала девочка. -О, прости...наверное,-Сириус задумался. Был бы он расстроен,если бы его мать умерла? Наверное, да. Но не очень. Почему-то ему казалось, что он не стал бы долго скорбеть. И уж точно не стал бы плакать, -а что с ней случилось?-снова неподумав, выпалил Сириус, и тут же прикусил язык. На этот раз она молчала так долго, что Сириус подумал, что на этом их разговор точно закончен, но тут она снова заговорила: -Это...болезнь,-не зная,как обьяснить лучше, ответила она. -А...,- уже начал было Сириус, но тут его одиннадцатилетний мозг подсказал, что, пожалуй, пришло время заткнуться. -Что ты тут делаешь?-вдруг спросила девочка. Не понимала она, почему кто-то по своей воле мог решить провести вечер пятницы в каком-то вонючем узком переулке с какой-то незнакомой зареваной девчонкой. -Моя семьи и родственники утроили какую-то жутко вежливую беседу, на которой я, предположительно, должен был сидеть тихо, смотреть в тарелку и отвечать только на прямые вопросы,-разраженно выпалил Сириус на одном дыхании,-я от них сбежал, короче. -Неужели в этой дыре лучше,чем там?-удивленно спросила девочка. -Намного. Здесь пусть и смердит, но хотя бы компания приятная,-ответил Сириус, покосившися на девочку. Она как-то странно дернула головой, и тут невдалеке вдруг послышался крик. -Эй, вы что здесь делаете? Вы хоть знаете, сколько времени?-Сириус и девочка резко обернулись, и, увидев двух мужчин в полицейской форме, как по команде подскочили и рванули прочь по переулку. Петляя между кирпичными домами и мусорными баками, они пытались найти выход из тесного лабиринта. Завернув за очередной угол и увидев перед собой развилку, девочка растерянно переводила взгляд с одного переулка на другой. За спиной отчетливо слышались низкие голоса полицейских. Разбираться с маггловскими копами никому из них не хотелось, а потому Сириус, недолго думая, схватил девочку за руку и потянул в один из переулков. Они бежали, сшибали брошенные коробки, ящики из под фруктов и мусорные баки, врезались в косяки и сточные трубы. Но им было весело. Они смеялись, падали, сворачивали не туда, возвращались назад, шли другой дорогой, и снова сворачивали не туда. Перелезали через заборы, случайно скидывая с них напуганных кошек, пятились прочь от злобных местных собак, чей лай слышен был, казалось, на двух соседних континетах. Спрыгивали в грязь, балансировали на узких оградах, путались в изгородях и непереставая смеялись. И внезапно оба поняли, что именно этого им в последнее время так не хватало. После утомительной получасовой беготни по улочкам Дублина дети, усталые и запыхавшиеся, наконец оторвались от полиции и выбежали на шумную центральную улицу, где в толпе веселящихся ирландцев найти их было просто невозможно. Они двинулись за потоком людей, не задумываясь о том, куда идут. И все еще держались за руки. Осознав это как будто одновременно, они вдруг неловко переглянулись, но рук не расцепили, и, смешавшись с толпой вечерних гуляк, пошли куда-то наугад.* * *
Ни Сириус, ни девочка понятия не имели, куда идут. Когда они добрались до широкой площади и толпа рассосалась, они наконец смогли разглядеть друг друга. Сириус смотрел на девочку, и она оказалось почти такой, какой он себе её представил, как только услышал её голос. Она, вероятно, была примерно его возвраста, но ростом была очень маленькая. У нее была не то что бледная, скорее мраморная кожа, тонкие черты лица, густо рассыпанные по носу и щекам веснушки. И еще у неё были очень красивые глаза. Раньше Сириус не понимал, что такое красивые глаза. Ему все глаза казались одинаковыми, разве что по цвету различались. Но когда он увидел её глаза, он вдруг неожиданно для самого себя понял, что вот они - красивые. Большие и голубые-голубые, светлые, но по краям как будто обведенные темным котуром. Сириус не знал, как ещё это описать, но ему они напоминали прожекоторы с ярким светом, которые он видел в маггловском театре, куда дядя Альфард в тайне от Круэллы иногда его водил. Сириус подумал, что таких глаз не видел никогда, даже у кузины Нарциссы, восхищаться глазами которой считал своим долгом каждый, кто когда-либо её видел. Иными словами, Сириусу её глаза очень понравились. А еще ему понравилась её куртка. Хотя это большая, грубая черная кожанка очень вряд ли принадлежала ей, на девочке она смотрела весьма гармонично. Она, правда, будучи и без того очень маленькой, в ней как-будто тонула и казалась совсем хрупкой. Её светлые волосы были всклокочены после долгой беготни по Дублину, частично они спрятались под куртку, а частично длинной вьющейся волной опускались до самого пояса. Сириусу понравились и её волосы тоже, и он продолжал изучающе на неё пялиться. Она, в свою очередь, так же изучающе пялилась на него. Он точно не был местным, это она поняла сразу. В нем не было совсем ничего ирландского. Высокий, худой, но не очень, бледный, как эти аристократы из книг её матери, с правильными чертами лица, серыми, похожими на расплавленное серебро глазами и темными волосами, немного более длинными, чем стандартная мальчишеская прическа. Она таких мальчиков никогда не видела, и вдруг подумала, что он точно не маггл. В мире магглов таких не бывает. Она очень хотела бы знать, но не решилась спросить. Сириус смотрел на неё и думал. Может ли она быть волшебницей? Может ли он увидеть её в Хогвартсе этой осенью? Ведь если она-маггл, тогда получается, что все рассказы его маман и прочих родственничков - одна сплошная липа. Не может маггловка быть такой...немаггловской. Никак не может. Наконец, после долгого созерцания друг друга и раздумий над спорными вопросами они решили, что негоже им всю ночь стоять посреди площади, а потому двинулись к высокой башне с огромными красивыми часами, которые как раз отбивали полночь. На улице стало совсем темно, зато ветер наконец успокоился. В городе до сих пор было много гуляк, и впервые за этот вечер Сириусу пришло в голову, что сегодня, вероятно, мог быть какой-то праздник. Он уже хотел было спросить об этом у девочки, как вдруг она, задумчиво смотря на часы, сказала: -Уже двенадцать...мама говорила, что в это время водяной в нашем озере вылезает на сушу и ест непослушных детей. Поэтому я никогда не выходила на улицу позже десяти. Боялась. А она, похоже, соврала. -Конечно, соврала. Водяных не бывает, только эти, как их...забыл,-Сириус почесал голову,-короче, Гриндевау, или как-то так. Она посмотрела на него, вопросительно вскинув бровь. Гриндевау. Где-то что-то такое она уже слышала. -В нашем озере я видела только лебедей, они...,-начала было она, но он тут же её перебил: -Лебедей? Настоящих? Диких лебедей? Ты шутишь! Я видех их только на картинках в книге дяди, маман никогда не позволяла...,-но закончить он не успел. -Вот черт, это мой отец,-вдруг прошептала она, широко распахнутыми глазами вглядываюсь куда-то в толпу,-слушай, мне пора, приятно было поболтать, но... -Стой, я хочу посмотреть на лебедей,- Сириус схватил её за руку и утащил за какой-то угол. После сегодняшнего вечера он вдруг понял, что никак не хочет отпускать её. -Что?-она опешила. Гулять с каким-то парнем, которого она знает всего ничего, ей не представлялось целесообразным, но мысль о том, что она больше его не увидит, ей сосвем не нравилась, поэтому она решила, что ничего плохого не случиться, если они встретятся еще один раз,-ладно, ладно, приходи к моему дому завтра в полдень,-пробормотала она и стала рыться где-то во внутреннем кармане огромной куртки. -В полдень? Я не смогу...а, ладно, в полдень так в полдень,- прошипел Сириус, озадаченно смотря, как она извлекает карандаш и пустую пачку из под сигарет и наспех пишет что-то на ней. -Держи,-она сунула ему пустую пачку,-завтра, в полдень,-и прежде, чем Сириус успел что-то сказать, она выскочила из-за угла и скрылась в толпе на площади. Увидев её, отец кинулся обнимать её, а потом читать нотации о том, что ни в коем случае нельзя уходить из дома, не предупредив его, тем более так поздно, и все в таком роде. Но она его уже не слушала. Идя в сторону дома и держа отца за руку, она думала о мальчике, чье имя она так и не спросила, но обязательно спросит завтра, о мальчике, который ну никак не может быть магглом и которого она точно увидит в Хогвартсе, если уговорит отца отправить её именно туда, о мальчике, с которым она, может быть, даже будет учиться на одном факультете. О мальчике, которого завтра будет ждать. Они с отцом зашли в дом, и вместо звонкого приветвенного возгласа мамы ответом им была тишина. Вместо её маленькой хрупкой фигурки-пустота. Вместо теплого запаха какао и вишнего пирога-притерный запах пионов, лилий и эля. Крепкого эля. Отец тоскливо обвел глазами пустой дом. А ей было стыдно. Не потому, что она сбежала, а потому, что ей вдруг стало немного легче. А Сириуса вскоре нашла его родня и приволокла домой, где он, как и ожидал, получил хорошую трепку от своей маман. Оставленный, наконец, в покое в своей комнате, он вытащил из кармана помятую пачку из под сигарет и поднес её к свету. На ней кривым почерком значилось:Грин Хиллс, Вальтер Стрит, 23
А ниже всего два слова:Молли Малоун
* * *
На следующий день Сириус пришел на Вальтер Стрит, 23, лишь чудом и не без помощи Андромеды умудрившись выбраться из дома. Девочка показала ему лебедей и еще много всего интересного детскому взору. Он приходил и потом, когда мог, и она каждый день ждала его в полдень около её дома, откуда неизменно начинался их путь. Её отца в это время не было, а потому никто не задавал никаких вопросов. Он называл её Молли, прекрасно понимая, что имя это вымышлено, а она его-Си, потому что он своё имя, игры ради, тоже не назвал. Они так и не узнали настоящих имен друг друга. Как будто пока они их не знают, их дружба точно будет продолжаться. Как будто пока они не знают, они точно еще увидятся снова. Увидятся, чтобы узнать. Так и прошло почти все лето. В один из вечеров где-то в середине августа она, как обычно, провожала его, и когда он обернулся, чтобы махнуть ей на прощание, она звонко прокричала: -Завтра в полдень! Но завтра в полдень её там не оказалось. И послезавтра тоже. И всю следующую неделю. Она и её отец просто исчезли, как будто стерлись с лица земли. И в один из последних душных августовских вечеров, когда Сириус, уже не пытаясь не от кого скрываться, возращался домой, чтобы собрать вещи и вернуться в Англию, он снова пинал камни, как в тот самый день, и мысли его, как и тогда, заволакивал тоскливый туман. И ветер вдруг швырнул под его ноги обрывок старой июньской газеты. Лишь краем сознания задавшись вопросом, откуда в Ирландии "Ежедневный Пророк", Сириус поднял газету и прочитал заголовок: "Министерство Магии бьет тревогу: Великобритания на пороге новой войны?". Великобритания на пороге новой войны? Сидя в своей мелкой комнате в старом, провонявшем плесенью доме, она вдруг вспоминила тот день, ту газету, и то название. Это неважно. Это война её не коснется. Великобритания на пороге новой войны? Сириус вгляделся в строчки и нахмурился. Он знал, что так и есть, что эта война его коснется, и коснется напрямую. Постепенно то лето ушло из головы их обоих. Только иногда перед сном, на переферии реальности и дремы в их головах всплывал обрывок той газеты, о которой они, конечно же, забывали, едва открыв утром глаза. "Министерство Магии бьет тревогу: Великобритания на пороге новой войны?"* * *
Июнь 1973, Лондон, Англия Главный зал был великолепен. Приглушенный золотой свет исходил от ламп, покрытых абажуром, разгонявших ночную тьму, уже опустившуюся на Лондон и его пригороды. Множество людей сновали по залу: пили дорогое шампанское, обсуждали последние новости, вальсировали по залу. Отовсюду слышалась изысканная речь на английском, французском, и даже итальянском. Изящные дамы в роскошных платьях, элегантные джентельмены в дорогих смокингах, легкая музыка, льющася из усиленного магией рояля, лоск и блеск. Все это могло бы быть прекрасно и великолепно, если бы не было так мерзко и тошнотворно. Снобы в одеждах, стоящих дороже, чем зарпалата волшебника среднего класса за полгода, алкоголь, которого здесь, кажется, было больше, чем в винных погребах дядюшки Альфарда, приевшаяся мелодия, которую Нарцисса высекает из несчастного рояля, готовая вот-вот вырвать ему барабанные перепонки. Так это видел Сириус, стоящий и у стены зала и даже не пытающийся скрыть скуку. -Ты мог бы хотя бы привториться, что тебе весело,-с укором, но не сильным, заметила Андромеда. -Но это не так. -Я знаю, и все же. Вальбурга будет недовольна. -Пускай. -Ты ведь знаешь, чем это чревато. -Не в первый раз. -Сириус, во имя Мерлина, прекрати. Я знаю, как ты это ненавидишь, мне все это нравится не больше твоего, но я не хочу потом снова залечивать твои ссадины. Сириус промолчал. Ему нечего было ей ответить. Стараясь не смотреть ей в глаза, он начал пристально вглядываться в толпу. Он видед своих родителей, беседующих с Лордом и Леди Малфой, видел Регулуса, своего младшего брата, стоящего рядом с ними и явно незнающего, куда себя деть, видел Нарциссу, все так же издевающуюся над роялем. На самом деле, издевающуюся-грубо сказано, Нарцисса играла прекрасно. Сириус вынужден был это признать. Он искал глазами Беллатрикс, заинтересованный, кому она выносит мозги свои новым фетишем на этот раз. Но, как ни странно, сколько он ни обводил взглядом зал, найти её все никак не мог. Он уже хотел было спросить Андромеду о том, где носит её сестрицу, как вдруг внимание всех пристутсвтующих привлек мужчина, медленно и степенно вошедший в зал. Он был высок и статен. На лице его еще сохранились следы былой привлекательности, однако по большей части оно было не по возрасту изувечено. Глаза его с узкими змеиными зрачками оглядывали зал, но Сириуса, на самом деле, больше заинтересовал его нос. Вернее то, что от него осталось. То, что когда-то , вероятно, было упомянутой частью человеческого анатомического набора, присутствовало на лице как-будто лишь на половину, словно изо всех сил стараясь втянуться в череп. Там, где, предположительно, должны быть ноздри, красовались две узкие щелки. Сириус почему-то подумал, что когда (или если) у него из носа идет кровь, это должно быть похоже на лаву, вытекающую из жерла вулкана. Мысль показалась абсолютно абсурдной, поэтому он поспешил выкинуть её из головы. Мужчина явно наслаждался собой. И Беллатрикс, семенившая за ним по пятам, похоже, разделяла это его отнош ение к его персоне. Сириус уже хотел поиронизировать по поводу того, что кузина, кажется, нашла замену муженьку Рудольфусу, как вдруг заметил, что к мужчине направляется никто иной, как его отец, Лорд Орион Блэк. Прекрасно понимая, что последует за этим, Сириус уже собрался взять ноги в руки и ретироваться, но не успел, ибо его дорогая маман не позволила ему этого сделать. Через несколько секунд Орион и полуносатый мужчина уже стояли около него и Круэллы и Сириусу отчего-то вдруг стало очень не по себе. Сириуса представили мужчине как старшего сына Ориона (что, в общем-то, было правдой) и наследника древнейшего и благороднейшего рода Блэк (Сириус надеялся, что это никогда не будет правдой), а мужчину назвали ни кем иным, как самим Лордом Волан-де-Мортом, о котором Сириус не раз слышал от родителей, старшей кузины и еще кучи богатых чистокровных фанатиков. Насколько Сириусу было известно, этот тип пропагандировал идею уничтожения всех представителей нечистой крови во имя торжества и властвования чистокровных волшебников. Иными словами, он был еще одним психом, делящим людей на настоящих волшебников и тех, кто магию получил, якобы украв её. Сириус уже привык, что его комментарии по этому вопросу абсолютно ни к чему не приводят, ибо, как правило, вызывают лишь возмущение и гнев окружающих, однако был настолько раздражен всей этой чистокровной ересью, что не выдержал и прямо посередине речи полуносатого выпалил: -Какая разница, что у волшебника маггловская кровь, если он окажется достаточно умен, талантлив и одарен, чтобы врезать чистокровному по яйцам! Все в радиусе пары метров, и остальные, кто услышал эти слова, потрясенно замолчали. Мужчины, как один, совершенно одинаково по-идиотски нахмурились, а женщины округлили глаза до размера галлеона и приложили руки с густо намазанным помадой губам. Круэлла открывала и закрывала рот, как рыба, не в силах подобрать слов, а Орион принялся быстро извиняться перед всеми присутсвующими и в особенности перед полуносатым. Тот, однако, остановил его одним движением руки и чуть нагнулся, так, что его змеиные глаза оказались на одном уровне с глазами Сириуса. Последний, однако, уже настолько устал от всего этого, что даже не нашел в себе сил насторожиться. Все, кто находился поблизости, уставились на эту сцену в гробовой тишине. Волан-де-Морт внимательно вглядывался в глаза юного Блэка, а тот, в свою очередь, изо всех сил пытался не отвести взгляд. Тут пресловутый Лорд странно, как-то удовлетворенно улыбнулся, и тихим, змеиным шепотом, так, чтобы слышал только Сириус, сказал: -Что-то мне подсказывает, что однажды ты сыграешь важную роль в жизни многих людей, Сириус Блэк. Вопрос только в том, будешь ли ты моим самым надежным и преданным сторонником, или моим злейшим и самым заклятым врагом. Сириус даже не успел осознать этих слов, как полуносатый уже встал и удалился. Происхоящие еще продолжали обсуждать случившееся, позже Круэлла дала Сириусу таких люлей, что любой нормальный ребенок до конца жизни бы их не забыл, а Орион еще долго привторялся, что не замечает старшего сына. Однако все это Сириуса мало интересовало. В его детской памяти надежно отпечатались эти слова, и еще не раз потом он вспоминал их и задумывался над тем, что они значат. Запомнил он и еще кое-что. Запомнил, что когда уходил из чужого богатого поместья, какой-то бедный уличный маггл-музыкант искуссно играл ирландские песенки на настоящей ирландской волынке, а какая-то рыжая девчонка звонким голосом пела незнакомую Сириусу ирландскую песню. И эта самая ирландская песня вдруг напомнила ему о чем-то очень важном, но о чем-он так и не успел понять. Он уходил с территории поместья, а вслед ему раздовались слова песенки, все наровя отсбросить его куда-то в прошлое: Когда она катила свою тележку, По широким и узким улицам, Крича: «Эй, свежие моллюски и мидии!». «Эй, свежие, свежие Эй, свежие, свежие!», Крича: «Эй, свежие моллюски и мидии!» Ох, как бы мне хотелось услышать, что сказал бы Сириус Блэк, если бы узнал, что настоящая история его жизни начинается отсюда-с этих жутких пророчекских слов и с этой прекрасной ирландской песенки.