If You Need A Friend

      Аннабет сидела на песке, поджав колени к груди и обхватив их руками. Она смотрела на пролив Лонг-Айленд, раскинувшийся перед её взором. Небо было затянуто облаками, надвигался дождь, а волны настойчиво бились о берег, будто бы море на кого-то разозлилось и пытается достать его. Вся эта невесёлая атмосфера была и на душе Аннабет.       Было самое начало апреля, и на пляже было ещё слишком холодно, чтобы человек в здравом уме пошёл туда – только если он не хотел посмотреть издалека на фейерверки, которые запускали в Лагере Полукровок; в остальное время это место пустовало. Поэтому она и пришла сюда – в самое отдалённое место магического мира, которое ещё находится в пределах барьера, где она могла не беспокоиться о надоедливых монстрах. Она просто хотела побыть одной.       По крайней мере, ей казалось, что так и есть. Она не была полностью уверена, но точно знала, что не хочет общаться с большинством детей из лагеря. Всем было известно, что ей очень плохо после неожиданного исчезновения Перси, пусть сама Аннабет и не хотела с этим соглашаться. И её точно выводило из себя, что все ходят вокруг неё аккуратно, будто на яичной скорлупе, и смотрят с непониманием, перемешанным с жалостью. Ей уже было без разницы, насколько жалкой она выглядит, или как ужасно сейчас выражение её лица и волос. Она же была дочерью Афины и не могла быть жалкой! Жалость для слабых, а Аннабет не такая.       Теоретически, она была от этого в бешенстве, но пока что не была доведена до "точки кипения". Порой ей вообще казалось, что она вообще ничего не чувствует. И это раздражало. Все эти переживания привели Аннабет к эмоциональному истощению.       Она слишком устала от всего этого. От смотрения вдаль, томительных ожиданий и бесконечных переживаний. У них было что-то, похожее на план. Постройка Арго II уже была на стадии реализации, и осознание этого должно было утешить Аннабет. Однако это могло обернуться ещё более плохими последствиями, ведь они не слышали никаких вестей и не знали, в каком направлении движутся.       Да, они вообще ничего не знали. Ни одной новости с того ужасного утра. Прошло уже четыре месяца с момента, перевернувшего всю жизнь Аннабет.       Она всё ещё помогла со строительством, как же иначе: возможно, потому что в лагере было совсем немного людей, склонных к механике. Но настоящей причиной было чувство, что она кому-то может принести пользу. Потому что единственное чувство, которое бесило Аннабет больше жалости – беспомощность. К несчастью, она ощущала и то, и другое.       У неё не было депрессии, нет. Со стороны могло показаться, что это так, но первое мнение ошибочно. Она не была одной из тех девочек, которые впадают в глубокую депрессию из-за потери своего парня, неважно, при каких обстоятельствах. Ни за что. Её состояние было просто результатом безрезультатных поисков, голодания и просто недосыпа, сопровождаемых преодолением одной преграды за другой, чтобы в конце понять, что всё было зря. И оставалось только ждать.       Одиночество обволакивало Аннабет, как большая волна, когда она поняла, что не хочет быть одна. Она только хотела быть с определёнными людьми, которые, по злой иронии, все были ей недоступны. Она скучала. По своему отцу, пусть он и наделал ошибок в прошлом. По Талии, ушедшей с Охотниками. И по Рейчел, где-то далеко в школе. Даже по Люку.       И она скучала по Перси. Боги, ей слишком сильно не хватало его!       Она просто хотела, чтобы это закончилось. Хотела ответов. Хотела вернуть своего парня обратно.       Скорее инстинктивно, чем по своей воле, она резко обернулась, почувствовав чьи-то шаги за собой. По идее, в ней были обязаны вспыхнуть навыки с тренировок, и Аннабет должна была за секунду вскочить на ноги, готовясь защищать себя. Однако она была в лагере, всё ещё за барьером. Так что, кем бы или чем бы это ни оказалось, оно не могло причинить ей вреда – если только это не был один из детей Ареса, но и он должен был сильно напрячься, чтобы победить её.       Она продолжила смотреть на серо-голубую гладь воды, а незнакомец не атаковал её сзади, не пытался вообще что-либо с ней сделать – молча сел около неё на песок. Тогда Аннабет и увидела, что это Гроувер. – Привет, Аннабет, – тихо проговорил он низким тоном. – Привет, – бросила Аннабет голосом, совсем немного громче шёпота и гораздо слабее, чем она хотела. – Ничего, если я присоединюсь?       Аннабет, всё ещё сидя с поднятой головой, кивнула ему, радуясь внезапно обретённой компании. Она повернула голову, встретившись глазами с его взглядом. Она редко видела Гроувера за последние несколько месяцев между их раздельными попытками найти Перси и его подчинением Совету. Его рога начали расти совсем недавно и теперь торчали на пару дюймов над кудрявой макушкой. Аннабет постаралась изобразить улыбку: – Ты искал меня? – Ах... да, – ответил он, немного краснея. – Я удивлена, что ты додумался прийти сюда.       Гроувер пожал плечами: – Я же знаю тебя, вот и догадался. Правда, я перепробовал ещё несколько мест перед этим, – он тихо усмехнулся.       Аннабет, слегка улыбнувшись, пожала плечами на его манер: – Прости. – Всё в порядке, – он отвёл взгляд на своё отражение в воде, и Аннабет тоже продолжила смотреть на пролив. Они успели посидеть в тишине какое-то время, когда Гроувер нарушил её, сказав тихим голосом: – Я скучаю по нему.       У Аннабет появился комок в горле, который она нервно проглотила, кивнув: – Я тоже.       Он снова посмотрел на неё своим прямым взглядом, и она увидела в этих глазах все чувства Гроувера, борющиеся внутри него: – Я и по тебе скучал.       Аннабет открыла рот, желая что-то ответить ему, но смогла только выдавить: – Я знаю. Я просто...       Но теперь была очередь Гроувера сказать ей то же самое: – Я знаю.       Его голос внезапно стал сильным, но благородным: – Просто скажи всё, что хочешь. – Я не знаю, как совладать с этим, – к своему удивлению призналась Аннабет. Раньше она никогда не разговаривала о своих чувствах ни с кем, кроме Салли. Но это был Гроувер, которого она знала большую часть жизни, если задуматься. И она знала, что не одна беспокоится о Перси – сатир потерял лучшего друга, – меня бесит неизвестность.       Гроувер кивнул так, будто бы ему сразу всё стало ясно. Она знала – он может. Он и Перси имеют что-то по типу чувствительной связи, в которой Гроувер убеждал Аннабет, когда Перси пропал в первый раз. Тогда это помогало им понять, что он хотя бы жив. – Думаешь, он помнит нас? – спросил Гроувер, стараясь подавить дрожь в голосе и изобразить равнодушие. Но у него получилось не слишком хорошо, чтобы Аннабет поверила.       Аннабет потрясла головой, справляясь с очередной внезапной волной эмоций. Это был самый большой вопрос, над которым она думала уже не одну ночь. Помнит ли он, кто такая Аннабет? Восстановится ли его память, как у Джейсона, или он превратится в золотую рыбку? Может, все их надежды напрасны. – Надеюсь, что да, – несмотря на все её усилия, одинокая слезинка прокатилась по щеке и упала с подбородка.       Гроувер тряхнул головой: – Я просто не понимаю. В этом лагере так много полукровок. Нет, я не хотел, чтобы они пропали. Но почему Перси? После всех его подвигов... – Именно поэтому он пропал. Из-за всего, что он сделал. – Бедный Перси, это нечестно. – Жизнь вообще несправедлива, – будто бы напела Аннабет, – Судьбы нас ненавидят. – Я иногда их тоже, – бесстрашно проворчал Гроувер, наплевав на то, что боги могут с лёгкостью стереть его с лица земли. Но гром не прогремел и, честно говоря, Аннабет даже не хотела спорить с ним. Она тяжело вздохнула. Она не собиралась рисковать, говоря что-то похожее, но кивнула. – Но мне также кажется хорошо, что это был Перси, – добавил Гроувер, – Я хочу сказать, что если выбирать среди всех людей, у него самые большие шансы вернуться домой. После всего я... Я думаю, с ним всё будет хорошо. Где бы он ни был.       Как Аннабет не отвергала эту мысль, Гроувер был прав. Аннабет думала так же. Наверное, ей было легче верить, что Перси сможет выжить – Да, я бы не стала сбрасывать его со счетов.       Гроувер снова посмотрел на неё: – Он ведь слишком упрямый, чтобы не вернуться, разве нет?       Аннабет даже прихрюкнула от радости: – Да, ты абсолютно прав. Перси редко не делает то, что хочет.       Гроувер заулыбался краешками губ: – Помнишь Гладиолу, пуделя, из тех лесов Нью Джерси? – Тот, с которым Перси не хотел здороваться? – усмехнулась Аннабет. – Именно! И его лицо, когда ты сказала ему это сделать, и ему пришлось. – Да, он не знал, что ответить, – она рассмеялась. – Это было до того, как он отправил голову Медузы на Олимп? – Думаю, что после. Он тогда свихнулся. – Мне до сих пор так кажется, – торжественно отчеканил Гроувер, и Аннабет засмеялась ещё веселее.       Смеяться было так приятно. Она даже не могла вспомнить, когда в последний раз это делала. Наверное, когда у большинства жителей лагеря не было трудного периода. Но сейчас они вдвоём сидели на пляже, и Аннабет чувствовала себя с Гроувером гораздо лучше: – Как же давно это было... – Я знаю! Сколько тебе тогда было, двенадцать?       Аннабет кивнула: – Ага, Перси тогда только приехал в лагерь. – Тебе он тогда не понравился, верно? – Сначала нет, – хихикнула Аннабет, вспоминая тощего темноволосого мальчика, которого она тогда увидела впервые и была жутко разочарована. – Я это заметил. Думаю, я тоже был расстроен, потому что он был моим другом, и я не хотел, чтобы вы вдруг сблизились, – когда она улыбнулась, Гроувер продолжил, – И даже после того, как вы стали друзьями, я не был в вас уверен, ведь вы вечно ссорились и спорили. – Мы до сих пор так делаем, – засмеялась Аннабет. – Да, но теперь это происходит по-другому. – Так и есть.       Гроувер посмотрел на Аннабет серьёзным взглядом: – Он вернётся. Мы должны верить в это. Уголки её губ приподнялись в слабой улыбке: – Спасибо, Гроувер, – выдавила она.       Он улыбнулся в ответ и кивнул, и Аннабет знала, что больше ей ему ничего говорить и не надо – он и так всё понимал. Аннабет надо было поговорить, и она это сделала. Надо было посмеяться – посмеялась.       Ей был нужен друг, и она его получила.       И наверное, она могла бы продержаться подольше, если рядом будет Гроувер.