***
Саймон прекрасно понимал, что оставить его раненым на крыше небоскрёба было необходимостью, иначе он стал бы балластом, замедляющим всю группу, из-за чего всех их могли попросту пристрелить. Но как же тяжело было смотреть в глаза Маркусу, осознавая, что, скорее всего, они видятся в последний раз… Нет, нужно было как-то выбираться. И он смог выбраться — не совсем целым, но смог. Да и подходящие биокомпоненты на замену повреждённым вскоре нашлись. Саймону так хотелось поскорее уже вернуться на Иерихон, поскорее вновь увидеть Маркуса… Однако путь до старого судна занял больше времени, чем ожидалось. Тяжело было признаться, особенно самому себе, что без компании тех, кому он доверяет, страх и неуверенность вновь вернулись к нему. Даже для того, чтобы избежать обычного дрона, приходилось сначала долго наблюдать за его траекторией, затем так же долго собирать решимость в кулак, и только потом, наконец, бежать. Места назначения Саймон достиг только к вечеру следующего дня. На полпути к кораблю он вдруг почему-то остановился. Систему полностью охватили баги неизвестного происхождения, и даже пресловутая моментальная диагностика отказывалась выдавать причину их появления. Сделав шаг назад, Саймон быстро развернулся и пошёл в противоположную сторону. Через некоторое время ноги будто сами привели его в одну из высотных заброшек, с которой открывалась панорама почти на весь Детройт. Осторожно и бесшумно расхаживая среди развалин, он на секунду остановился, прислушиваясь. Этажом ниже был слышен тихий шум, словно кто-то ходил там, случайно натыкаясь ботинками на мелкие куски бетона. Никто из людей не мог здесь находиться — только совсем отмороженный придурок сунется в столь поздний час в портовое гетто. Так что, рассудив, что ему нечего бояться, Саймон решил пойти и посмотреть. Спустившись на этаж, он по-прежнему ступал так же тихо, внимательно прислушиваясь. Этот этаж пострадал от разрухи не так сильно, как верхний, и тут ещё оставались некие подобия квартир с дверьми. Подойдя к той двери, из-за которой доносились звуки, он осторожно коснулся её пальцами и приоткрыл. Увидев в комнате до боли знакомую фигуру, Саймон замер на месте. Он просто не знал, как ему поступить дальше.***
Услышав скрип двери за спиной, Маркус невольно вздрогнул и открыл глаза. Отложив кисть и палитру, он обернулся, чтобы посмотреть на источник шума, и замер, не веря собственным зрительным модулям. — Саймон… Это ты? Саймон, непонятно почему, просто стоял на месте, не говоря ни слова, и лишь как-то затравленно смотрел сквозь проём слегка приоткрытой двери. Маркус не знал, что ему делать сейчас. В нём боролись противоречивые чувства, выдающие ошибку за ошибкой в программе. С одной стороны, его мучила вина за то, что ему пришлось бросить товарища одного на произвол судьбы. А с другой стороны, он чувствовал невыразимое облегчение и радость от того, что Саймон всё же выжил и вернулся. Очередной системный сбой — и Маркус, повинуясь порыву, пересёк комнату в пару широких шагов, распахнул дверь настежь, едва не сорвав её с петель, и притянул Саймона к себе, крепко обнимая. Однако тот так и продолжил стоять столбом, не обнимая в ответ, и вообще не двигаясь. Маркус тихо вздохнул, ослабляя объятия. — Ты, наверное, злишься из-за того, что я тебя бросил… Прости, Саймон, — произнёс он, отстраняясь. — Нет, Маркус… Я не… — договорить Саймон не успел — его речевой модуль вдруг отключился. Поняв, в чём дело, Маркус дотронулся до руки друга, подключаясь к его системе и проводя детальную диагностику. Саймон потерял много тириума, бодрствовал уже практически двое суток кряду, и всё это время находился в постоянном движении. Естественно, из-за такой перегрузки биокомпоненты работали на минимальной мощности, а некоторые модули, в том числе и речевой, были и вовсе отключены, дабы позволить ему оставаться в сознании. А ещё сквозь сообщения о критическом состоянии системы пробивалось что-то, доселе Маркусу неизвестное, непохожее на привычные сбои. Но разбираться с этим сейчас было некогда — Саймону срочно требовалось восстановление сил. Окинув комнату быстрым взглядом, Маркус заметил пыльное раскладное кресло и повёл Саймона к нему. — До корабля ты в таком состоянии не дойдёшь, поэтому отдохни здесь, — произнёс он, помогая другу устроиться в кресле и, заметив замешательство в его глазах, добавил: — Не бойся, я буду рядом, пока ты не проснёшься. Больше я не оставлю тебя одного… Саймон успокоился и слабо улыбнулся. Оказавшись в кресле и едва успев дослушать обещание лидера, он резко перешёл в спящий режим. Маркус ещё с минуту стоял рядом, вглядываясь в лицо Саймона и невольно восхищаясь его силой воли, позволившей, несмотря на серьёзные повреждения, выбраться с крыши небоскрёба живым и в одиночку добраться до убежища, не отключившись по дороге. Без сомнений, он вполне справедливо занимал пост лидера Иерихона до прихода Маркуса. Только вот до сих пор было неясно, почему он так безоговорочно передал свои полномочия новичку, в буквальном смысле свалившемуся ему на голову с неба… Мысли снова начали путаться, и Маркус, не отдавая отчёта своим действиям, снял свой плащ и накрыл им Саймона. Он не знал, зачем — просто почему-то так захотелось. Система просигнализировала об очередном сбое, и Маркус, тихо вздохнув, решил вернуться к своей незаконченной картине.***
В спящем режиме Саймон провёл, казалось, целую вечность, хотя на деле прошло не более пяти часов. Открыв глаза, он улыбнулся, заметив, что заботливо укрыт плащом лидера, потом перевёл взгляд на самого Маркуса, занятого рисованием, а затем и на его картину. На холсте угадывались очертания его самого и пожилого человека в инвалидном кресле, написанные в тёплых тонах мягкими мазками. — Красиво… — восхищённо прошептал Саймон. — Мне так не кажется, — отозвался Маркус, оглядываясь через плечо и чуть улыбаясь уголками губ. — Но рисование здорово помогает мне расслабиться и отвлечься от тяжёлых мыслей. — С точки зрения наблюдателя, — сказал Саймон, намекая на себя, — у тебя получается очень даже здорово. — До Иерихона я был сиделкой у художника… Всегда был в восторге от его картин, но вот он сам никогда не был до конца доволен своими работами. Полагаю, его самокритичность каким-то образом передалась и мне, — печально усмехнувшись, Маркус вновь отложил кисть и отошёл от холста, на расстоянии оценивая то, что у него получилось. — Вот и сейчас мне кажется, что композиция не завершена, и чего-то ещё в ней не хватает… Но я не знаю, чего именно! Странная штука, эта девиация… Покачав головой, Маркус отошёл к креслу, на котором всё ещё располагался Саймон, и уселся на подлокотник. — Кстати, я ведь так до сих пор и не спросил тебя… Как ты стал девиантом, Саймон? Кем был до Иерихона, и что заставило тебя покончить с той, прошлой жизнью? Услышав вопрос, Саймон словно впал в ступор. — Н-не особо помню, если честно, — посмотрев на лидера, он натянуто улыбнулся. — Не доверяешь мне? — спросил Маркус, заглядывая в глаза Саймона, в которых ясно читались сомнение и страх. — С чего ты взял? — Саймон изо всех сил старался скрыть эмоции, но получалось, мягко говоря, не очень. Чего-чего, а врать он не умел — у него всегда всё было написано на лице. — Хоть мы и девианты, мы всё же андроиды, Саймон. Забывать вещи свойственно людям, а мы не забываем ничего до тех пор, пока нам принудительно не очистят память, — Маркус невольно улыбнулся, снова вспоминая Карла. — Впрочем, прости, если лезу не в своё дело… Я подумал, что… Мы ведь всё-таки команда, и если мы узнаем больше друг о друге, это поможет нам сблизиться. Но если ты пока не можешь мне довериться, я не стану на тебя давить. — Я… просто не хочу вытаскивать на поверхность эти воспоминания, так что дело совсем не в доверии… — укутавшись в плащ Маркуса, словно ему вдруг стало холодно, Саймон отвёл глаза куда-то в сторону. Помолчав с полминуты, Маркус, так же молча, и снова будто по какому-то наитию спрыгнул с подлокотника кресла и сел на пол прямо напротив Саймона. Неотрывно глядя глаза в глаза, крепко схватил его за руку, деактивируя кожу, и подключился к его сознанию, передавая ему всё то, о чём хотел бы забыть сам. Как он, не рассчитав силы, отталкивает Лео, и тот, упав и ударившись головой, мгновенно умирает; как в него стреляют полицейские, и он почти физически ощущает боль, но не от пуль, а от людской несправедливости; как он, придя в себя на свалке, изломанный и еле живой, собирает себя заново по кусочкам и выбирается из этого ужасного места… и, наконец, как он оставляет раненого Саймона на башне. Это воспоминание отчего-то вспыхивает ярче всех, вытаскивая на поверхность всё, что он чувствовал в тот момент, напоминая, насколько тяжело ему далось это решение и буквально выворачивая его перед Саймоном наизнанку.***
Саймон вздрогнул всем телом. Воспоминания Маркуса были буквально пропитаны горечью — настолько, что, казалось, вот-вот отравишься. И было… страшно. Страшно до дрожи, будто он сам был с ним там и чувствовал то же самое. Сердце забилось сильнее, и Саймон, чуть крепче сжав ладонь Маркуса, всё же решился передать ему свои воспоминания. О том, как образцовая семья, которой он служил, вмиг превратилась в самую ужасную. Как отец семейства спивался, а сама семья распадалась, и, конечно же, в этом он обвинял андроидов, из-за которых его уволили с работы. Как этот человек каждый день избивал Саймона, сильно повредив его предплечья, из-за чего синтетическая кожа в нескольких местах так и не восстановилась. А Саймон терпел, считая, что он и в самом деле несёт на своих плечах ответственность за трагедию своей семьи. Однако, когда дело дошло до переломного момента, Саймон не замешкался ни на секунду. Он просто не позволил мужчине убить жену с ребёнком. Рискуя собой, он спас их — убить мужчину он не смог, хотя тот явно этого заслуживал. Затем были воспоминания о темноте Иерихона. И о Маркусе. Опасаясь, что Маркус узнает то, что он скрывал от него старательнее всего, Саймон осторожно потянул руку обратно, попытавшись вырваться из цепкой хватки лидера. Но Маркус в ответ на это лишь крепче сжал его руку, решительно, и в то же время мягко переплетая его пальцы со своими, будто говоря этим жестом «доверься мне и ничего не бойся». Пути назад не было. Буквально все дальнейшие воспоминания Саймона были переполнены бурей чувств, из-за которых система сбоила как бешеная. Он всегда смотрел на Маркуса, с самого момента его появления на Иерихоне. Он всегда следовал за ним, как бы страшно и опасно ни было. И каждый раз, когда он видел Маркуса рядом с Норт, система выдавала великое множество критических ошибок, одну за другой. Ему очень хотелось, чтобы на месте Норт был он. Но кто он такой, чтобы вмешиваться? Саймон невольно всхлипнул, сморгнув слёзы, заполнившие глаза. Воспоминания о башне Стретфорд были самыми болезненными для него. Он боялся, что останется там навсегда, но в то же время готов был с этим смириться. И его нисколько не пугало то, что по совету Норт его могли пристрелить. Может, это было бы и к лучшему… Из последних сил сдерживая слёзы, Саймон крепче сжал руку Маркуса.***
Воспоминания Саймона пробирали до дрожи. Маркусу безумно хотелось отдёрнуть руку, чтобы прекратить этот сплошной поток боли, но в памяти снова так кстати всплыли мудрые слова Карла о том, что любую боль гораздо легче отпустить, если разделить её с кем-нибудь важным. А Саймон был очень важен для Маркуса, и он надеялся, что это взаимно. В какой-то момент Саймон буквально вцепился в руку лидера мёртвой хваткой, и все его чувства лавиной навалились на Маркуса, заставляя сердце колотиться в бешеном ритме — казалось, тириумный насос не выдержит такой нагрузки и выйдет из строя. На последних воспоминаниях Маркус всё же сдался и разорвал контакт. Тяжело дыша, он потрясённо уставился на едва не плачущего Саймона, который тут же закрыл лицо руками, и не сразу осознал, что в его глазах тоже стояли слёзы. — Саймон… — тихо позвал он, когда его система перестала выдавать сообщения об ошибках, а речевой модуль, отчего-то вдруг заглючивший, вновь начал функционировать нормально. — Как ты только выдерживаешь всё это? В ответ Саймон лишь молча пожал плечами, не отнимая рук от лица. — Знаешь, что… — Маркус потянул руки Саймона на себя, слегка сжимая их, но уже не для синхронизации, а просто так, как делают люди, чтобы поделиться своим теплом с теми, кто им дорог. — Пусть мы и не можем ничего забыть, я обещаю, что помогу тебе отодвинуть воспоминания о твоём прошлом так далеко в сознание, что ты просто больше не будешь обо всём этом думать. И прямо с этого дня иметь для тебя значение будет только настоящее и будущее. Слабо кивнув, Саймон посмотрел на Маркуса. Ему хотелось что-то сказать, но он не решался. Маркус, будто чувствуя замешательство Саймона, продолжил свой монолог: — В доме Карла было много книг. В некоторых из них описывалось нечто похожее на то, что ты чувствуешь ко мне. У людей это называется любовью. Мне всегда было интересно, каково это. И знаешь… книжные описания, сколь бы изящны они ни были, не идут ни в какое сравнение с действительностью. То, что я сейчас испытал, заставило меня почувствовать себя… совсем живым. Спасибо тебе… С этими словами Маркус, поднявшись с пола, навис над Саймоном и, как делали влюблённые герои тех самых книг, осторожно коснулся его губ своими.***
Совсем растерявшись от действий Маркуса, Саймон осторожно коснулся его щеки ладонью и подался навстречу, отвечая на поцелуй. Система вновь начала сбоить. Маркус легко коснулся щеки Саймона в ответ, огладил большим пальцем скулу и скользнул пальцами вниз, по шее, деактивируя кожу в местах прикосновений и передавая короткие слегка колющие импульсы. Ощущения были совершенно новыми, непривычными, но очень приятными. Пробежавшись пальцами по щеке Маркуса, Саймон постарался сделать то же самое, что и он — и тот шумно выдохнул сквозь поцелуй, почувствовав пробегающие по оголённому пластику разряды. Это не было похоже на обычную синхронизацию. Чувства и мысли, которые они передавали друг другу через эти ласковые прикосновения, будто вдруг стали осязаемыми. И чувствовать вот так было высшей степенью удовольствия. Осмелев, Саймон обвил руками шею Маркуса и попытался притянуть его ближе к себе. Почему-то возникало ощущение нереальности происходящего, словно вот сейчас он откроет глаза, и всё исчезнет, однако новые разряды, заставлявшие сердце биться с удвоенной скоростью, тут же стирали это ощущение. Уловив мысли Саймона, Маркус подался ближе, откидывая мешающийся плащ и забираясь руками под его олимпийку. Ловкие пальцы нащупали кайму тириумного насоса, и всё тело Саймона буквально прошило новой, ещё более сильной волной наслаждения. Маркус всем своим естеством давал понять своему соратнику и теперь уже возлюбленному, что вот он — здесь, с ним, целиком и полностью принадлежит ему, и всё это взаправду. Крупно вздрагивая от столь ярких ощущений, Саймон нехотя отстранился от губ Маркуса и со счастливой улыбкой заглянул в его разноцветные глаза. Тот ласково улыбнулся в ответ и тихо прошептал: — Как же прекрасно любить… — Да… Особенно, когда твои чувства оказываются взаимными… — прошептал в ответ Саймон, сжимая пальцами ладонь любимого. — Так… Выходит, мы теперь пара? — тихо спросил Маркус, слегка поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Саймона. — Выходит. Если ты не против… — так же тихо ответил Саймон. Его сердце сейчас билось, казалось, в три раза сильнее, чем обычно, выдавая волнение своего обладателя. — Я счастлив разделить твою любовь, — Маркус улыбнулся, а потом, тихо вздохнув, добавил: — Прости, что не замечал раньше… — Ох, нет, Маркус, ты ни в чём не виноват, — Саймон помотал головой, опуская взгляд. — Это я должен извиниться… Сердце будто резко ухнуло вниз, и от этого захотелось плакать. Саймону было стыдно за свои чувства, казалось, что он навязал их Маркусу, вписал в его программный код без его согласия, и теперь чувствовал себя законченным эгоистом. Маркус, крепче сжав ладонь Саймона, прислонился лбом к его лбу и прикрыл глаза, считывая его эмоции. — Не смей винить себя, — произнёс он по внутренней связи, передавая по нейронам лёгкие импульсы, распространяющие по всем биокомпонентам Саймона невероятное тепло. — Ты смог пробудить в себе такое прекрасное чувство… Это дар, который, я уверен, даётся не каждому. Я действительно искренне рад тому, что ты решил поделиться им именно со мной, и действительно хочу ответить тебе тем же. Саймон снова заулыбался, украдкой смахивая слёзы, и снова притянул Маркуса к себе, нежно целуя. Они просидели так, в тишине, очень долго, обмениваясь ласковыми прикосновениями, пока за разбитыми окнами не забрезжил рассвет. — Надо бы возвращаться на корабль, — тихо вздохнул Маркус, глядя на первые лучи солнца. — Меня, наверное, все уже обыскались, да и тебя будут рады видеть. — Да, пора бы уже, — Саймон тоже грустно вздохнул, не в силах отпустить ладони любимого. — Не хочешь уходить? — Маркус чуть улыбнулся, посмотрев на него. — Угу, — Саймон слабо улыбнулся в ответ. — Хочется подольше побыть с тобой наедине. Кто знает, когда нам снова выпадет такая возможность… — Мы обязательно придём сюда ещё, — пообещал Маркус. — А когда победим в борьбе за наши права, сможем гулять вместе где захотим и когда захотим. У нас целая вечность впереди. — Было бы здорово, — Саймон снова улыбнулся, но улыбка вышла печальной. — Эй… — приподнявшись, Маркус легко поцеловал Саймона в уголок губ и внимательно заглянул в его глаза. — У нас обязательно всё будет хорошо. Ты мне веришь? — Верю, — на этот раз Саймон улыбнулся уже чуть веселее, стараясь по старой привычке не отвести взгляд в сторону. — Тогда идём, — Маркус мягко потянул Саймона на себя, помогая подняться с кресла. — Я не смогу отвоевать наше светлое будущее без твоей помощи.***
Подобрав свой плащ, Маркус, снова повинуясь неясному порыву, набросил его на плечи Саймона и, приобняв любимого одной рукой, повёл к выходу. Напоследок окидывая комнату беглым взглядом, он задержался на миг на своей картине. Губы невольно тронула улыбка. Да, он определённо ещё вернётся сюда. Картину нужно было закончить, и теперь он точно знал, чего — а вернее, кого — на ней не хватает.