How to tie ties

      Рудольфус Игнациус Лестрейндж много кем являлся. Волшебником, наследником чистокровного рода, охотником квиддичной команды, но в данный момент ощутимее всего он был старостой Слизерина и комком нервов. Выпускные экзамены накладывали на сон Эванеско, а на нервы – Инсендио, заставляя плавиться даже железное терпение Руди. Голова всё то время, что не была насильственно прочищена ученическими зельями, то гудела, то будто вообще отсутствовала, оставляя себя замещать наполненный ватой котёл. А надо было ещё отчитываться декану по успеваемости факультета, отмазывать проштрафившихся перед профессорами, ловить за шкирку несущихся навстречу приключениям младшекурсников... Если бы не Белла и Рабастан – лежать бы старшему Лестрейнджу под надзором мадам Помфри и пить успокоительные, чего он никак не мог себе позволить. Невеста и брат при всех недостатках их импульсивного характера (казалось, одного на двоих) разряжать атмосферу всегда умели отлично. Занимаясь некой деятельностью, волей-неволей вырабатываешь связанные с ней привычки. Пока Рудольфус пересекал гостиную Слизерина, намётанный глаз старосты выхватывал из обстановки мелочи, которые любой другой пропустил бы.       – Одри, в первом абзаце ошибка. Мистер Салливан, заправьте рубашку. Если есть столько перечных чёртиков, у вас будет изжога, мисс Дэвис. И я видел фантик, который вы задвинули под софу, это неприемлемо для леди.       Свернув в коридор, ведущий к спальням, Лестрейндж чуть не протаранил собирающегося выйти из-за угла студента. Автоматически затормозить его заставило только то, что у нежданного «препятствия» был отвратительно завязан галстук.       – Мистер Ма... – Рудольфус осёкся. К тем, кто обычно грешит небрежностью в одежде, владелец галстука отношения не имел совершенно. – Мистер Малфой. Вы же не собираетесь в таком виде выходить с территории факультета?       Подчёркнуто на «вы», о да. Дистанцироваться, максимально заглушить вспыхнувшие эмоции. Прямо посмотреть в глаза, спокойно и фальшиво-безразлично. Конечно, конечно, он ничего особенного не чувствует к этой беловолосой сволочи. Абсолютно. И кровь не пульсирует в кончиках пальцев, и никакие неправильные мысли не вспыхивают в уме. Нет.       Люциус испытующе прищуривается.       – «В таком виде», мистер Лестрейндж?       – Ваш галстук.       – Мой. Собственный, личный, ни с кем не делю. – издевается. И завязал именно так, чтобы поиздеваться. Определённо. Зарррраза.       – Вы не дурак и не слепой, и знаете, что я имею в виду. Я не имею права... – Рудольфус медленно обходит Малфоя по кругу, будто невзначай заставляя сделать шаг к стене. – ...Не имею права позволить вам портить имидж факультета. Рукой о стену Лестрейндж опирается тоже совершенно случайно, иначе и быть не может. Он вовсе не отсекает никому путь в гостиную, о нет. А то, что его ладонь ложится так близко от лица одного студента – так мало ли, куда она могла лечь.       – Поправьте галстук.       – Или что?       – Или вы никуда не идёте, мистер Малфой.       – Вы уверены, мистер Лестрейндж?       Насмешка искрится в серебре его глаз. Выводит, намеренно выбешивает. Зачем?...       – Я уверен в том, что вы никуда не пойдёте одетым ненадлежащим образом.       Правила игры понятны, почему не сыграть? Неуловимое хищное движение – и пальцы семикурсника смыкаются на ленте зелёно-серого шёлка. Малфой улыбается, и в его ухмылке видится торжество. Неужели именно этой реакции он ждал? Губы Лестрейнджа тоже растягиваются в типичной на Слизерине кривой улыбке, пока он, не разрывая зрительного контакта, резко, на грани агрессии развязывает слишком тугой, слишком небрежный, оскорбляющий само понятие галстучного узла набор петель. Гладкий шёлк скользит между пальцами, холодит руки, и это ощущение настолько сочетается со всем, что представляет собой Люциус, что Лестрейнджу многого стоит не меняться в лице. Не восхищаться, не осыпать его восторженной бранью.       Спустя семь лет обучения в Хогвартсе любой завяжет галстук даже вслепую. Последним движением Рудольфус медленно затягивает узел, намеренно – туже, чем нужно, всё ещё глядя в невозможно нахальные глаза напротив. Люциус продолжает улыбаться, даже когда сбрасывает, наконец, чужие руки, и ослабляет воротник. Провокация удалась. – Я могу быть свободен, мистер Лестрейндж? Рудольфус только отмахивается. «Черта с два ты будешь свободен, Малфой»