Смерть за пределами очереди

Склонившись над клумбой в своём саду, мистер Уитерспун маленьким совком взрыхлял землю вокруг цветов, стараясь не повредить нежные корни. Он очень заботливо ухаживал за садом, о чём свидетельствовали плоды его трудов. Цветы и лекарственные растения были лучшими в городе и вызывали всеобщую зависть, в чём могли бы признаться даже соседи, будь они великодушнее. Бритомара потёрлась о ноги мистера Уитерспуна, и он рассеянно провёл левой, одетой в перчатку рукой, по её чёрной шёрстке. — Хэллоу, мистер Уитерспун! — окликнул его мужчина из-за забора. Это был мистер Лорел, элегантный господин в разводе, поселившийся здесь недавно. — Вы составляете свои майские корзины, о которых я столько наслышан? — поинтересовался он наигранно дружеским тоном, который, однако, не скрывал насмешки. Мистер Уитерспун выпрямился, оторвавшись от своего занятия. — Совершенно верно, — подтвердил он с холодной вежливостью. Мистер Лорел снисходительно улыбнулся и пошёл дальше. Мистер Уитерспун вновь занялся цветами, как будто его и не прерывали. У него было слишком много неотложных дел, чтобы обращать внимание на бестактное вмешательство мистера Лорела. К тому же, мистер Уитерспун привык к насмешкам. За многие годы он снискал репутацию эксцентричного господина. Конечно, в городе были и другие, образ жизни которых выбивался из общепринятых норм, — пьяницы, слабоумные, даже одна убийца, если можно считать таковой Джуну Холби, которая зарезала до смерти своего худосочного мужа, застав его в сарае с наёмной работницей. Но ни одно из этих отклонений от нормы не шло ни в какое сравнение со странностью, отличавшей мистера Уитерспуна — его феноменальной необщительностью. Ни один человек ни разу не входил в его дом; только наиболее отчаянные мальчишки и девчонки, не устояв перед искушением риска, осмеливались ступить на его вылизанный газон, проникнув в сад через калитку или перемахнув через белую изгородь, и то только ночью, когда старый мужчина уже спал. *** Несколько лет назад городские мальчишки с девчонками сочинили дразнилку, которую весело распевали до сих пор: — «Мистер Уитерспун — на голове колтун». Однако мало кто из них осмеливался сделать это, когда он был неподалёку, — потому что боялись его, хотя никогда бы не признались в этом ни себе, ни друг другу. Никто не помнил случая, чтобы мистер Уитерспун мимоходом заговорил с кем-нибудь или поприветствовал кого-то из соседей из-за изгороди. Он никогда не приносил чашку бульона заболевшему или кусок пирога соседке-вдове. Короче говоря, он пренебрегал всеми элементарными правилами общежития. Рискни кто-то интересоваться причиной и соблаговоли он ответить, выяснилось бы, что всем людям он предпочитал растения, ибо они безгрешны и не способны на зло. Была и ещё одна причина. Отстранившись от людей, он мог пристальнее наблюдать за окружающими, с особой пристрастностью подмечая их проступки. Однако у мистера Уитерспуна был один, в некотором смысле общественный, обряд, который он неукоснительно выполнял раз в год в Вальпургиеву ночь. Именно его и имел в виду мистер Лорел. Но ни он, и никто другой не знали истинного смысла этого ежегодного ритуала. *** В этом году, впервые, мистер Уитерспун подумывал несколько изменить процедуру. В конце концов, он старел, артрит всё больше давал себя знать. Ещё не известно, хватит ли ему оставшейся жизни на то, чтобы полностью выполнить намеченную программу. Может быть, на этот раз ему следует охватить сразу двоих. Но нет, решил он в результате. Уж коль выработался определённый порядок, который до сих пор обеспечивал удачу, то следует придерживаться его и дальше. Вальпургиева ночь была единственной датой в году, которая имела для мистера Уитерспуна какое-то значение, единственной, которую он подчёркивал в своём календаре. Ночь под первое мая, названная в честь английского миссионера и аббата, снискавшего известность за изгнание ведьм. Как знает каждый, читавший работы сэра Джеймса Фрэзера, это ночь, когда непременно появляются ведьмы. Ежегодно в канун первого мая мистер Уитерспун составлял ровно десять корзин. И каждый год в эту ночь он развешивал их на ручки дверей десяти домов. Каждый раз дома были разные, хотя за многие годы ему иногда приходилось повторяться. Среди этих корзин избиралась одна, которая должна была содержать особый презент. Горожане, разумеется, знали, кто был этим первомайским дарителем. У кого, как не у мистера Уитерспуна, в саду росло такое разнообразие трав и цветов. Для них было своеобразным развлечением пытаться отгадать, кто на сей раз будет облагодетельствован маленькими корзиночками с цветами и травами. В корзинке непременно обнаруживалось стихотворение или пословица, написанная аккуратным почерком мистера Уитерспуна. Все посмеивались над регулярностью эксцентричного жеста старого господина. Вот только от их внимания ускользало, что каждый год получателя одной из корзин постигала странная и необъяснимая судьба. Это, однако, не огорчало мистера Уитерспуна. Он не стремился к славе. *** Солнце приятно пригревало спину старого мужчины, в то время как он подбирал и срезал цветы для корзинок. Приятно было произносить их красивые латинские названия: Zathyrus odoratus (душистый горошек), Zobularia maritima (сладкий бурачок), Convalaria majalis (горная лилия) и, конечно же, сказочный гиацинт, возникший из крови умирающего друга Аполлона, «кровавый цветок скорби». Наконец, все корзинки были наполнены, и он поставил их в прохладное место в тени клёна. Теперь оставалось последнее, самое важное. Что выбрать для особой, десятой корзины? Можно было бы воспользоваться побегом подофила; но он не настолько красив, чтобы привлечь внимание. Подошёл бы и шпорник. Но для этого нужно сушить семена, а это слишком хлопотно. Символики ради, было бы соблазнительно использовать цветок белладонны, «прекрасной дамы», или аконит, второе название которого «монах». Но нет. Самое лучшее — Digitalis purpurea — наперстянка. Правда, у него в саду была только американская разновидность, Phytolacca americana, или лаконос — название, вызывавшее у него отвращение. Но у него были прекрасные тёмно-пурпурные ягоды, казавшиеся очень аппетитными. Они хорошо выполнят своё назначение. Он положил ягоды лаконоса в корзину вместе с листком бумаги, на котором аккуратным почерком написал две строки из Редьярда Киплинга: Чудные травы древние знали. Травы, снимавшие тяжкую боль… И уже от себя добавил: «Пурпурные ягоды, съеденные в любом виде, самую вялую женщину превращают в пылкую любовницу». Мистер Уитерспун сожалел, что пришлось прибегнуть к столь явной лжи. Он занимался своим делом с истинным артистизмом и хотел бы, чтобы его ритуал был во всех отношениях безупречен. Но придётся простить себе эту фальшивую деталь ради успеха всего предприятия. *** Той ночью мистер Уитерспун отправился на выполнение своей миссии в сопровождении Бритомары. Ярко светила луна, во влажном воздухе ощущалось дыхание весны. Мистер Уитерспун, несколько возбуждённый, нашёптывал себе строки из «Венецианского купца»: «…в такую ночь Медея собирала волшебные травы…» Он разнёс по домам девять корзин и, наконец, десятую надел на ручку двери мистера Лорела. *** Два дня спустя мучительной и непонятной смертью умерла портниха Эдэлия Джонстон. Она стала жертвой какого-то сильного рвотного, попавшего в пищу, которую ей приготовил и подал хорошенький мистер Лорел, разведённый господин. Ибо самое странное, что умерла она не у себя дома, в окружении мужа и четверых детей, а у очаровательного соседа мистера Уитерспуна. Единственный, кого этот факт не удивил, был мистер Уитерспун, потому что только он заметил тайные визиты портной и только он догадался, какая из десяти заповедей нарушается в доме мисстера Лорела. *** На следующее утро после того, как эта поразительная новость потрясла город, к мистеру Уитерспуну, как обычно, мирно работавшему в саду, зашла необычная посетительница. По выложенной камнем дорожке к нему приближалась шериф. — Доброе утро, мистер Уитерспун, — окликнула она его через аккуратно подстриженный газон. Старый мужчина поднял голову от клумбы. — Доброе утро, шериф, — ровным голосом отозвался он. — Вы хотите поговорить со мной? — Да, хотела бы. — Неуверенный голос шерифа выдавал её смущение и сомнения. Сейчас, когда она смотрела на него, он казался ей совершенно безобидным, неспособным причинить кому-либо неприятность. И всё же, когда сегодня утром её версия окончательно выстроилась, она обрела до странности убедительную форму. — Давайте войдём в дом, — пригласил мистер Уитерспун. — Там беседовать будет удобнее. Они вошли в прохладную, несколько сумрачную гостиную и сели друг против друга за чайный столик. Бритомара прыгнула на колени мистера Уитерспуна, и, поглаживая её, он заговорил. — Я уже несколько лет ожидаю вашего прихода. — Несколько лет? — Шериф была поражена. — Ну да. Я знал, что вы неглупая женщина и должны когда-нибудь понять смысл моего ритуала. — Вы хотите сказать, что и… э-э-э… раньше делали это? Мистер Уитерспун кивнул. — Вы знали, что когда-нибудь вас разоблачат, и тем не менее продолжали? — Конечно продолжал. Ведь вы же не отказались бы так просто от своей миссии, от своего предназначения в жизни, не правда ли, шериф? — старый мужчина помолчал, хотя его вопрос был явно риторическим. — Конечно, не отказались бы, — ответил он сам на свой вопрос. — Вот и я тоже. В конце концов, мы служим одному делу и не можем его бросать. Человечество нуждается в наших усилиях. Шериф, начиная кое-что понимать, мягко спросила: — И в чём же, по вашему мнению, состоит наше дело? — Конечно же в том, чтобы избавить город от зла, — уверенно заявил он. — Одной вам не справиться. Город кишит злом, и все его проявления вы не в состоянии заметить. Вот почему каждый год я выбираю по одному кандидату на уничтожение. Шериф не нашла что ответить. Мистер Уитерспун сбросил с колен кошку и поднялся. — Извините меня. Я приготовлю чай. Через несколько минут он вернулся из кухни с подносом в руках, на котором стояло всё необходимое для чая. В его отсутствие шериф сумела собраться с мыслями и придумать следующий вопрос. — Как вы выбираете своих… э-э-э… кандидатов на уничтожение? — Я замечаю, кто и какую из десяти заповедей нарушает, и по очереди избавляюсь от них, только и всего. В этом году я дошёл до седьмой заповеди. — Он опустил глаза на скрещенные на коленях руки, смущённый необходимостью произнести вслух при женщине греховное слово: «Не прелюбодействуй». — Вы хотите сказать, что… э-э-э… уже избавились от шестерых? — Да, — в голосе мистера Уитерспуна явно прозвучало торжество, — начиная с Джоанны Леджер, президента банка, которая откровенно нарушала первую заповедь — деньги были для неё кумиром, она поклонялась им. И дальше я шёл по списку вплоть до седьмой заповеди. -Он помолчал, как будто ожидая похвалы. Её не последовало, и тогда он продолжал: — В прошлом году возникла серьёзная трудность — найти кандидатуру для шестой заповеди. Дело в том, что виновных в убийстве вы добросовестно выявляете сами, — теперь он говорил тоном профессионала. — Но в конце концов я вышел из положения. Видите ли, заповедь не уточняет, кого именно «не убий», а ведь всем известно, что Эд Феербанкс подкладывал кошкам отравленное мясо. — Так вот оно что! — воскликнула шериф с облегчением. Наконец-то найдено объяснение загадки годичной давности. И поинтересовалась: — Ну, а вы сами, мистер Уитерспун? Разве вы не нарушаете шестую заповедь? — Вовсе нет, — ответил старый мужчина. Его глаза светились радостью от того, что наконец-то он может поделиться с кем-то хитроумностью своего замысла. — Я над этим много думал. Дело в том, что ведь сам я никого не убиваю. Всего лишь помещаю инструмент смерти в пределах их досягаемости. А против этого никакой заповеди нет. «Старик-то спятил ещё больше, чем я думала», — подумала шериф. Вслух она сказала: — Но вы делали всё возможное, чтобы этим инструментом наверняка воспользовались. Именно записка в майской корзине мистера Лорела и навела меня на мысль о вас. — Это правда, мои записки подталкивали этих людей испытать действие трав. Но преуспел я только потому, что послания взывали к худшим сторонам их натуры — к той самой греховности, за которую они и понесли наказание. — Что ж, — произнесла шериф с недобрым восхищением, — вы сделали своё дело. Но тем не менее мы не можем оставить вас на свободе. — О, я прекрасно вас понимаю, — беззаботно отозвался мистер Уитерспун. — Вы должны выполнять свой долг. Шериф с облегчением вздохнула. Это будет легче, чем она опасалась. — Соберитесь с мыслями и приготовьтесь. А я зайду попозже с ордером. — Очень хорошо, — согласился мистер Уитерспун, провожая её до двери. Не было причин волноваться. Измельчённая ядовитая петрушка, которую он добавил в чай шерифа, действует быстро и эффективно. Она столь же смертоносна, как и болиголов — напиток Сократа. Он только сожалел, что эта смерть будет за пределами очереди. Но в конце концов, чрезвычайная ситуация вынуждает. Шерифу он, конечно, не сказал, что из-за неё ему приходится пропустить одну заповедь. Насколько ему было известно, она ничего не крала. Но не вызывает сомнений, что она была готова нарушить девятую. Ибо то, что она собиралась сделать, было не чем иным, как лжесвидетельством против него. Это-то он сразу понял.