Его расстреляли на следующий день

      Ярослава смотрела на спокойную водную гладь.       Она всегда была пацанкой, носила бесформенные толстовки и брюки. У неё бирюзового цвета большие и выразительные глаза — единственная запоминающаяся часть лица. Волосы всегда были коротко острижены. Дедушка говорил, что ей бы пошли длинные волосы. Она ему возражала, что с ними в футбол не поиграешь.       Это было небольшое лесное озерцо. Она долго бежала, прежде чем увидела его. Они с дедушкой часто здесь гуляли. Воспоминания заставили девушку расплакаться. Плечи её тряслись от рыданий. Она вспомнила, как он отговаривал её от самоубийства. Сейчас даже смешно вспоминать, но неразделенная любовь казалась ей трагедией.       Она вспоминала его лицо в мельчайших подробностях. Круглое, всегда чисто выбритое. Волосы седы, в глазах печаль, а вокруг них маленькие, едва заметные морщинки.        Он прижал ее к себе, успокоил: «Помни, Яра: любовь — это работа двоих. Если один не хочет отношений — это становится страданием другого. Не вини его. Отпусти». Тогда она сидела, прижавшись к нему, вдыхая запах табака из старого вязаного свитера. Его запах.       Она вспомнила, как в припадке злобы назвала его бессердечным. Позже она извинилась, но их отношения дали трещину. Потом он потребовал, чтобы она поступала на дипломата, на что получил ответ: «дипломатия — умение улыбаться, держа нож за спиной. Я этого не умею и никогда не научусь. Я хочу стать футболистом».       Он ехидно заметил: «Спорт — для твердолобых мужчин. Пойди на дипломата— деньги будут». Все ее возражения, что спортсмены много получают, ЖФЛ (женская футбольная лига) давно организовывает международные турниры, были встречены в штыки. Она закрылась в комнате.       Теперь его нет.       Это она, Ярослава, его убила. Если бы она была ласковой, как он того заслуживал… Если бы она хоть раз сказала ему, как сильно любит, прижала к себе — он бы понял. Зажил бы спокойной жизнью, а не ходил бы по лезвию. Увы, уже поздно. «Я недостойна его! Я должна была бы ценить его. Я должна была его отговорить! — обвиняла она себя, — я должна была понять, что с его ненавистью к правительству всё должно закончиться так!»

***

      Дедушка-премьер, мать и отец — министры — со стороны они казались идеальной семьёй. Но это было не так. Сколько себя помнила Ярослава, они всегда были на ножах. Мать так и не простила, что отец заставил сделать аборт, когда она, ещё совсем юная семнадцатилетняя девушка, впервые влюбилась.       Её молодой человек был небогатым инженером. Дедушка считал его недостойным женихом, тем более, что он отказался на ней жениться, пока не накопит на хорошую свадьбу. Потом его посадили за воровство. Впоследствии, мать решила, что это, скорее всего, дело рук отца. Но тогда она была слишком напугана, чтобы думать. И когда отец пришёл к ней и предложил помощь, она не смогла отказать. Он умел убеждать. Он говорил, что этот человек не принесёт ей счастья, что он связался с плохой компанией. И она поверила. А что было делать? Она сделала аборт. Она корит себя до сих пор. Она вышла замуж за человека из уважаемой семьи и, казалось, была счастлива. Они любили друг друга. Но с тех пор она зареклась доверять отцу. Сложно сказать, когда скрываемая неприязнь превратилась в открытую ненависть.       Родилась Ярослава. Дедушка воспринял это известие радостно: ещё бы, он ведь всегда мечтал о внучке. Баловали её все втроём. С дедушкой Ярослава всегда была особенно близка.       «А теперь его нет», — девочка всхлипнула.       Трещину семья дала, когда она попыталась наложить на себя руки: дедушка попытался успокоить, мама упрекала: «Ты же меня в могилу сведёшь!» Отец отмалчивался и старался сделать приятное дочери. Дедушка был единственным, кому она рассказала всю правду.       Она сама предпочитает не вспоминать, как молодой человек, будучи под градусом признался, что он с ней только из-за денег. Она была в истерике. Она не хотела жить, и порезала себе вены. Её отправили на принудительное лечение. Дед приезжал к ней в больницу, дарил подарки, опекал. По возвращении был организован пир. Тот день она старалась забыть. Отец пытался шутить, мать завела свою шарманку, какая она бедная-несчастная, дед резко оборвал ее: «Помолчи. Девочке и так плохо».       «Вот опять он обо мне заботится, а я даже не поблагодарила», — занималась самобичеванием Яра, находя в этом некоторое удовлетворение. В пылу возникшей ссоры дед обозвал дочь шлюхой. Семья распалась. Дед ограничивал влияние семьи дочери, она искала компромат на него, отец честно пытался их примирить. Ярославе пришлось находиться между двух огней. Остановить трагедию не смог никто.       Она помнит тот день, как будто это было вчера. Дедушку выволокли из дома. Состоялся суд. Прокурор заявил:  — Вы, Святозар Ярославович Рок, обвиняетесь в государственной измене, хищении денег в особо крупном размере, поддержке терроризма, коррупции в особо крупном размере, отмывании денег, — он долго и обстоятельно представлял доказательства вины. Святозарова дочь сидела в первом ряду и нагло ухмылялась. Это она написала донос. Ему не позволили даже нанять адвоката. Он заговорил:        — Видит Бог, я невиновен. Все мои силы были направлены на процветание Родины. Низкие, лживые люди, — он взглянул на дочь, — оклеветали меня. У меня нет, и не было иных доходов, кроме заработной платы и семейного бизнеса, — он представил налоговые документы. — Моя главная ошибка — я верю людям. Пусть так. Я верил своей дочери, а она собрала на меня компромат…— Дальше он очень долго говорил о чести, долге и т.д. и т.п. Он казался внучке уставшим.       — Суд выслушал вас. Суд удаляется для вынесения решения. Прошу всех встать.       Его признали виновным по всем пунктам, кроме уклонения от уплаты налогов. Он был приговорён к смертной казни. Ей позволили войти в камеру смертников, попрощаться. Она обняла его. Оба заплакали. Святозар гладил ее по голове. Она прижалась к нему всем телом. Это, казалось, длилось целую вечность.       — Будь сильной, Яра, и верь в себя. Ступай.       Она подчинилась. Ей всё время казалось, что это происходит не с ней, что это сон, и она вскоре проснётся. На следующий день его расстреляли. Яра так и не узнала, где его похоронили. Следующие несколько дней она ходила как в тумане, не замечая ничего происходящего.       Как-то за ужином отец заметил:        — Что такие грустные сидите, будто лимон проглотили? Посмотрите, вон, на улице солнышко светит.       Святозар любил лимоны.       — Ты его убила! Если бы не твоё чрезмерное самолюбие, он бы никогда не погиб, — Ярослава бурно жестикулировала, — ты — убийца! Ты убила собственного отца!       — Ты неблагодарная девочка, — голос её был ледяным.— Он убил мою дочь. Понимаешь? Я уже видела себя матерью. Но тебе не понять. Ты всегда думала только о себе.       — У тебя нет сердца, — Ярослава выбежала, хлопнув дверью.       Она понеслась в свою комнату. Её комната была большой. Огромная двуспальная кровать с балдахином, пушистый ковер, компьютер, шкаф, книжная полка — все, о чём можно мечтать. Она упала на кровать и долго плакала. Слёзы текли ручьем — она ничего не видела. За что? Она ненавидела мать.       Затем, приняв решение, она полезла под кровать. Там была коробка, обитая железом. Его подарок. Как только она стала заниматься членовредительством, он объяснил ей, как нужно резать и как не нужно, как перевязывать, и подарил коробку. Она её ни разу не открывала. Но время пришло. Она вынула оттуда нож и порезала руку. Потекла кровь красивой струйкой. Затем она сделала ещё один симметричный порез на другой руке. Стало легче. Она вытерла нож, положила его в ящик, перевязала раны. «Они все самовлюбленные. Дедушку на расстрел отправили только из-за того, что тот когда-то вынудил её сделать аборт! Она — убийца! — думала она. — Уйду от них!»       Свое намерение она осуществила через несколько дней. Она переселилась на озеро. Поставила палатку, развела костер, как учил папа. Так она жила уже несколько дней. Она смотрела на прозрачную гладь озера и вспоминала, как они всей семьей отдыхали здесь. Они веселились, играли в волейбол. Чем больше она размышляла, тем больше убеждалась, что это ее вина и никого другого. Чего ей стоило помирить их? Непрошенные слезы брызнули из глаз.       Вечерело. Заурчал живот. Она поплелась в палатку, поплотнее накинув капюшон. В палатке её ждал папа:        — Уходи! Ненавижу! Мне никто не нужен! — Яра попыталась отпихнуть его и войти, но ничего не получилось.       — Курицу-гриль будешь? — спросил он.       Как бы она ни была зла, но голод взял своё, и она согласилась. Пока она ела, папа разглядывал её добрыми и грустными-грустными глазами. Затем он стал говорить про Святозара. Дочка плакалась ему в жилетку. Они душевно побеседовали.       Оба сохранили память об этом вечере до конца своих дней.