***
Гермиона знала о Свете с детства. Мама часто ей рассказывала как в шестнадцать сбежала из дома и пошла на свет. Как оказалось, что ее соулмейт мальчик из противоположного класса, который ей так долго нравился, но она не решалась подойти, ведь она боялась что это не он ее соулмейт. Как они не знали что делать. И как чувства наполняли их сердца. Это была любимая история Гермионы. Гермиона хочет чтобы как у родителей. Чтобы влюбиться. А потом радоваться что твоя любовь и твой соулмейт один и тот же человек. Чтобы потом свадьба и небольшой домишко в пригороде. Чтобы вечерами сидеть в обнимку перед камином и читать книги. В пятнадцать Гермиона заметила высокую аккуратную фигуру, с идеальным каре из чёрных волос. Почувствовала терпкий запах кофе и холод чёрных глаз. В пятнадцать Гермиона поняла что влюбилась. Влюбилась в аристократку. В ту, у которой уже наверняка заключена помолвка. Тогда она впервые пожалела что волшебница. Останься она в маггловском мире она бы никогда в неё не влюбилась. И счастливо жила бы со своим соулмейтом. Но потом она заметила долгие взгляды. Улыбки, направленные ей. Как бы нечаянные столкновения в коридоре, с упавшей книгой, в которой позже находила записки «ты очень красивая». И подумала что очень счастлива, что она волшебница, и встретила ее. И что возможно у них есть шанс. В шестнадцать она проснулась и увидела Свет. Стараясь его игнорировать, и надеясь что он приведёт ее к ней, она спустилась в большой зал. И была очень счастлива. Панси, сидящая за столом Слизерина, вся светилась голубоватым светом. Гермиона была рада. Ее мечта сбывается. Но Гермиона понимала что будут проблемы. Это ведь Панси. У неё через неделю день рождения. И тогда Гермиона решила что должна поговорить с ней накануне.***
—Панси, можно с тобой поговорить? — голос Гермионы немного дрожал. То ли от волнения, то ли от завывающего ветра. —Хорошо, грязнокровка, говори, — голос Панси был ровным и уверенным. —Панси, я хотела сказать что ты мне очень нравишься. Ещё с прошлого года. И я честно не хотела тебе об этом говорить, ведь у тебя наверняка уже есть любимый человек, в котором ты уверена... —Ну тогда зачем говоришь? — резко перебила Панси. А в голосе все тот же металл. —Потому что шесть дней назад мне исполнилось шестнадцать. —И зачем мне это знать? —Ты же знаешь про Свет, — не вопрос. Утверждение. — Ты мой Свет. —Издеваешься надо мной, грязнокровка? Мне плевать на соулмейтов. На весь этот Свет. Это все бред, чушь, — голос уже не такой уверенный. Чуть надрывающийся. — Я уже помолвлена, к твоему сведению. А даже если бы не была, то я лучше буду слепой, чем проведу всю жизнь с тобой. Ты же отвратительна, видеть тебя не хочу. Убирайся и не попадайся мне на глаза, — Панси хочется плакать, но она держит себя в руках. В отличии от Гермионы. По её лицу стекают крупные капли слез. Стекают прямо на, такой уже привычный для обоих, свитер. Панси хочет ее обнять, прижать к себе. Молить о прощении за эти жестокие слова на коленях. Хочет больше никогда не видеть эти слёзы. А только улыбки. Но Гермиона уже убежала. А Панси так и осталась стоять. Они обе знают что будет завтра. И обе не хотят этого. Хотят все исправить, но не могут.***
На следующее утро, в день своего шестнадцатилетия, Панси просыпается и не видит свет. Она не видит ничего. Гермиона не просыпается совсем. На следующий день не просыпается Панси.