Дождь разгонит все мои печали

Я позвонила тебе посреди ночи в слезах, сказала, что мне снова плохо, очень плохо. Живот тогда, кажется, поедал сам себя и выворачивался наизнанку, и вся вода и остатки еды, которую я насильно запихнула в себя ещё утром, выходили из меня снова и снова. Меня тошнило, и я уже не стала покидать ванной комнаты, сидя около унитаза и молясь, чтобы не стало ещё хуже. Не знала, что буду настолько слабой, что буду просто плакать, ронять на кафель слёзы, пытаясь отвлечься на новостную ленту в сетях. Но не получалось. И я набрала тебя, потому что знала, что ты точно сейчас не спишь, и если приедешь, то сделаешь это быстро и с лекарствами. Точно знала, потому что ты всегда так делал, когда мне становилось плохо. Голос у тебя был сонный — разбудила, стала себя корить и готова была положить трубку, но ты строго спросил, что случилось, и по моему дрожащему голосу уже понимал, что мой гастрит снова меня убивает. Ты шумно выдохнул прямо в трубку и сказал, что скоро будешь, чтобы я успокоилась и держалась. Я так и сделала: умылась ледяной водой и даже смогла выпить стакан сока, который тут же из меня вышел. И я опять сижу около унитаза, прикрыв лицо руками, и стараюсь скрыть слёзы, кажется, от самой себя. Было очень больно и мерзко. Ты позвонил в дверь через полчаса, и я с трудом поднялась с пола и открыла тебе. У тебя были слипшиеся от дождя волосы, и куртка вся намокла, но ты всё равно прижал меня к себе в знак приветствия, с сожалением смотря в моё уставшее и болезненного вида лицо. Футболка на мне тут же стала влажной, неприятно прилипая к телу, но я всё равно не отпрянула. Ты всучил мне в руки пакет из круглосуточной аптеки и сказал идти на кухню — сейчас будешь кормить меня спасительными пилюлями. И правда кормил — я села за стол, прикладывая лоб к прохладной деревянной поверхности и всхлипывая от режущих изнутри спазмов, которые всё усиливались и усиливались из-за того, что я глубоко вздыхаю. Ты снял верхнюю одежду и обувь и последовал за мной, приземляясь напротив. Раскрыл пакет из аптеки и выложил на стол несколько упаковок с лекарствами. Я потянула руку к одной из зеленоватых пачек, но ты легонько ударил меня по кисти и сам забрал таблетки, раскрывая упаковку и внимательно вчитываясь в инструкцию. — Это прими сейчас, — сказал ты и выдавил из блистеров две белые таблетки, ставя передо мной стакан с водой. — Меня сразу же вырвет, — констатировала факт я, но ты замотал головой и взял в руку таблетки, поднося к моему рту. Я покорно его раскрыла, и ты положил капсулы мне на язык, который они тут же начали неприятно пощипывать, а потом залпом выпила полстакана жидкости. — Скоро должно стать лучше, а после еды выпьешь это и это, — ты по очереди указал на какой-то гель в белой прямоугольной пачке и упаковку с разноцветными таблетками. — Не могу есть, — возразила я, и ты подошёл ко мне со спины, аккуратно накрывая мои подрагивающие от слёз и боли плечи своими большими тёплыми руками. Стало почему-то легче — ни то от таблетки, ни то от тебя. — Сможешь, — возразил ты, и я запрокинула голову, встречаясь с голубыми глазами взглядом, — а сейчас иди в кровать, тебе нужно выспаться. Я останусь тут — на диване. Или могу с тобой лечь. Не уйду никуда до утра, обещаю, — ты знал, что я люблю, когда ты остаёшься на ночь и просто лежишь рядом, даже ничего не говоря. А иногда вспоминаешь какую-то невероятную историю, под которую я, по закону подлости, засыпаю, так и не дослушав, чем же всё закончилось. Может, ты сочинял их специально, как только понял, что я тут же отключаюсь. Я кивнула чуть слабо и даже устало, а ты лишь горько усмехнулся. Знал же, что врачи не могут сказать мне ничего нового и лишь снова и снова прописывают таблетки, которые всё никак не хотят помогать, лишь на пару дней заглушая обострение. И ты помогал мне куда больше. Взял меня под руку, хоть я и противилась, и довёл до постели, сам опускаясь рядом и прижимая меня к груди, как ребёнка. За открытым окном шумел дождь, заглушая мои всхлипывания. Но боль вскоре начала отступать, как и неприятное ощущение кома в горле, который вот-вот готов был заставить меня снова побежать в ванную. Внутри стало как-то невесомо-тепло, как становилось каждый раз, когда ты вот так приезжал и вот так прижимал меня к себе. Ты в такие моменты даже не шутил, громко не ругался и никогда не курил, зная, что это всё только пойдёт мне во вред. Становился будто другим человеком, заменяющим мне и мать, и врача, и всех-всех-всех на свете. И ты это знал, поэтому никогда не отказывал приезжать, даже если находился на другом конце города и был страшно занят. Тебе я важнее любых дел, я это поняла именно благодаря таким вот твоим обычно ночным путешествиям в мою квартиру. Любой бы отказался и послал, сказал бы вызвать скорую, а ты приезжал и приезжал, привозил свои чёртовы лекарства, которые только из твоих рук почему-то с помощью какой-то магии действовали. Дождь всё лил и лил, а мне становилось всё лучше и лучше. И я снова не заметила, как уснула под одну из твоих рассказанных тихонечко, почти шёпотом, в самое ушко историй. Сквозь сон только почувствовала, как ты прижал меня чуть крепче, и сердце твоё забилось сильнее. И моё, кажется, тоже.