Зарисовка по PetShop

1. Рождественское утро. -Чёртов Ди!!! Леон сердито хлопнул дверью, скинул кроссовки и, пройдя в комнату, рухнул на диван. Рождество выдалось… запоминающимся. -Какого дьявола я вообще потащился в этот долбанный магазинчик? – шепотом вопросил детектив у потолка. Потолок задумчиво молчал. Видать, тоже не знал. Что и говорить, раньше за его хозяином таких странностей не водилось. Детектив устало выдохнул и, прикрыв глаза, лёг затылком на спинку дивана. Голова противно ныла. Так бывало и раньше, когда он не спал сутками, мучась с каким-нибудь особенно отвратным делом, когда все подозреваемые очевидны, но доказательств никаких… как с Ди, опять же… Не думать! С него вполне хватит сегодняшней ночи, надо хоть немного отдохнуть от заморочек сумасшедшего китайца. За окном светало. Вообще-то, не так уж долго он не спал, чтобы состояние было настолько паршивым: тело ломит от усталости, голова гудит, но уснуть нечего даже пытаться. Хотя… можно ли засчитать за пару-тройку бессонных ночей встречу с дантистом-садисткой-нимфоманкой (уж очень похоже по виду), визит к одному из боссов-мафиози (борьба с которым – твои должностные обязанности), незаконное вторжение в чужой дом, бег по городу и, венец всему, рождение дракона, можно сказать, почти в собственных руках. Леон решил, что можно, и с полным правом. -Нет, ну какого чёрта я поволокся в этот магазинчик? – повторил детектив, вставая и идя на кухню, дабы сделать себе чаю. Пить кофе в подобном состоянии ему казалось самоубийством. Чайник вскипел быстро. Леон глотнул горячей воды, подкрашенной «заваркой» из пакетика, и скривился. Он сам не заметил, как привык к великолепнейшему чаю, которым потчевал его Ди. Может, зря он сегодня отказался… Нет. Конечно, не было сомнений, что, осчастливленный появлением дракончика (драконища, на самом-то деле), граф угостил бы Леона чем-нибудь незабываемым, но… принять предложение – означало признать, что таинственный магазинчик привлекает его отнюдь не по причине своей возможной связи с преступным миром. Детектив криво усмехнулся, рассматривая медленно стынущий чай. Хватит и того, что он пришел к Ди на рождество, а не провёл его как обычно. Даже если это «как обычно» было довольно-таки паршивым способом праздновать вообще что-либо. Обычно, Леон просто шатался по улицам, будто с толпой, но на самом деле совершенно один, или заваливался в гости к приятелям, чтобы опять оказаться как бы со всеми, но в одиночестве, или… впрочем, всё сводилось к тому же. А этот подозрительный магазинчик давал ощущение таинственной сказки, больше всего похожее на разлитый в воздухе аромат, который есть, но который, сколько ни принюхивайся, не почувствуешь. Сладковатый, терпкий запах благовоний, курящихся при колдовских обрядах, экзотических цветов и пыли на демонических масках, спрятанных подальше на полку. Магазинчик… и его хозяин. Леон медленно провёл пальцем по краю чашки, слушая тихий шорох движения. Да, прежде всего его привлекал именно Ди. Злил, бесил и вызывал чувство жгучего любопытства, перемешанного с возбуждением от прикосновения к чему-то другому, новому, чему-то, чего никогда не было раньше. А теперь к этому еще присоединилось тихое, но отчетливое чувство… нет, не опаски… осторожности. Да, осторожности. Своевременное напоминание, что внешность бывает обманчива. Глотнув-таки почти остывший чай, Леон медленно провел по царапинам на груди. Они уже даже почти не ныли. По сравнению с ранами, которые порой «преподносила» любимая работа, это была мелочь, недостойная внимания. Детектив бездумно ковырнул засохшую кровь. В первую их встречу Ди показался ему изумительно похожим на яркую, раскрашенную игрушку, И как бы ни злился он потом на на графа, это чувство не исчезало полностью. Ди напоминал ему калейдоскоп. Такой же застывший, необычный узор, но только трубка повернулась (неожиданно возник торт… зуб заболел… драконье яйцо пропало…), как рисунок мгновенно изменился, став не менее прекрасным, но совсем другим. Эти изменения нередко сбивали с толку, тем более, что порой происходили совершенно неожиданно, по непредсказуемой причине и в момент, когда привычная всезнающая усмешка воспринималась, как нечто нерушимое. М-да, вот сегодня познакомились с еще одним «рисунком». Леон никогда не думал, что, ударив ногтями (впрочем, для маникюра Ди такое определение явно было оскорблением, когти, и никак иначе), можно убить. Теперь он не сомневался – можно. И ещё как. Его в этом убедила даже не столько кровь на груди, сколько глаза Ди, на мгновение ставшие бездумно-яростными. Треснувшая скорлупа и слезы, с которыми граф упрашивал его не разбивать яйцо, почти сгладили это впечатление, но чувство осторожности осталось. Кто знает, что может вызвать ещё один приступ бешенства, да такой, что Ди ударит серьёзно? Может, ничего, и уж точно не обычные выходки полицейского в стиле «ах ты сволочь, только дай повод, и пойдем в участок», но вот на графовых зверушек без нужды Леон, пожалуй, больше постарается не покушаться. Тем более, что к некоторым из них даже без учёта Ди лучше не приближаться, и вообще о них не знать. Детектив посмотрел в окно, где окончательно рассвело, и понял, что зевает во весь рот. Похоже, организм успокоился достаточно, чтобы уснуть, а значит пора баиньки. Хорошо, что хоть сегодня не надо идти на работу. Уже засыпая, Леон подумал, что говорят, будто, как Рождество встретишь, так весь год и проведёшь. Весёлая жизнь у него намечается, однако! 2. Русалка. Настроение было отвратительным. Нет, не так, оно было ОТВРАТИТЕЛЬНЫМ!!!!! Дело определённо не складывалось. Ну вот хоть убейте! Все факты не говорили, а прямо кричали о несчастном случае. Мотивов тоже никаких. Но интуиция, тихинький голосочек на задворках сознания нашептывал, что не всё так просто. А этому шепотку Леон научился доверять. Каким бы реалистом он ни был, но в своём чутье не сомневался. Конечно, можно было переключиться на что-нибудь другое, благо нераскрытых дел у него оставалось достаточно, но, как уже бывало и раньше, Леона, что называется «зациклило». Временами ему попадались дела, от которых он не мог оторваться, раскопать которые казалось важнее, чем что-либо другое. Хотя… в данном случае была ещё одна причина докопаться до сути, кроме необъяснимого интереса. А именно: связь с одним небезызвестным магазинчиком в Чайнотауне. Леон со вздохом откинулся на спинку стула, смотря на раскиданные по столу бумаги с чувством глубочайшего омерзения. Он уже почти смирился с тем, как его тянуло к Ди, несмотря даже на извечную маску насмешливой надменности. В том, что это именно маска, Леон не сомневался. Может, потому что иногда мог уловить пробивающееся наружу настоящее лицо графа, может, может, всё из-за того же голоска в голове. Но в любом случае, такая «сдача позиций» раздражала. Ну скажите, люди добрые, как можно было поддаться этому хитрому, высокомерному раздражающему типу! Раздражённо фыркнув, Леон вернулся к насущной проблеме. Итак, имеется свалившаяся с палубы невеста-знаменитость. Имеется жених, который получат кое-что в результате её смерти, но куда меньше, чем мог бы получить, если бы она была жива. Причитающий и плачущий жених, отметим. А ещё имеется бывшая любовница жениха, которая, однако, не спешит воспользоваться освободившейся дорогой. И вообще, почему-то ей Леон верит. -Чёрт, но я же чувствую, что что-то не так! – пробормотал детектив, устало прикрывая глаза. -Вообще-то, я склонен доверять вашей интуиции, - знакомый, чуть-чуть насмешливый голос, длинные тонкие пальцы на плече, почти объятие, щека касается волос. -Д-д-ди!!! Что ты тут делаешь! Лил дождь. Мелкий, противный и надоедливый. Дело было раскрыто, но удовлетворения это не принесло. Так тоже бывает. Когда преступник вызывает сочувствие больше, чем жертва (в отделе Леона подобное встречалось редко, но всё же встречалось). Или когда никто не виноват, и, в то же время, все виноваты. Как сейчас. Банальнейшая история о мужчине, не смогшем разобраться со своими женщинами, окончившаяся двумя трупами и офигенным нервным срывом. Последнее, впрочем, неудивительно: Леона самого начинало мутить при одном воспоминании о том бассеине. Так что дамочка ещё легко отделалась. Вообще-то, Леон не был склонен особенно философствовать даже из-за подобных дел: в конце концов, сами виноваты. Но сегодня шел дождь, навевающий грустные мысли, и особенно злила человеческая глупость. Кроме того, Леон знал, кого винить в таком обилии крови. -Ди, чтоб тебя, не мог не продать ему эту долбаную рыбу, - процедил детектив, однако почти беззлобно, - Это бы мир рухнул, если бы ты не оказался замешан. Но мир рушиться не собирался, а издевательски-вежливый граф на все претензии Леона ответил привычным: «наш магазин не несёт ответственности в случае нарушения контракта». Иногда детективу начинало казаться, что эта надменная маска – единственное лицо Ди, а всё остальное, что он видел – просто плод воображения или сон. 3. Destraction. Леон с наслаждением сделал глоток и прикрыл глаза. Ему было просто хорошо. Тепло, сыто и уютно. «Докатился, - мрачно подумал Леон, одним глазом подглядывая за Ди сквозь ресницы, - Теперь мне уже этот дьявольский магазинчик кажется уютным!!! Впрочем, после сегодняшних глюков с путешествием во времени даже кабинет шефа раем покажется… Ха, так у меня и Ди скоро станет лучшим другом?!» Не хотелось признавать, что последний вопрос оставался чисто риторическим: граф уже был его другом… единственным за последние… сколько лет? Детектив тяжко вздохнул и отпил ещё немного чая. Крепкий горячий напиток со странным, но приятным горьковатым привкусом помогал расслабиться и принять даже самые неприятные мысли. -О чём задумались, господин детектив? – Ди сел напротив и с блаженной улыбкой принялся уплетать кремовые пироженные. -Так, ни о чём… и я не на дежурстве, так что – Леон. -Вот как, - граф весело и чуть-чуть ехидно усмехнулся, - Тогда почему же ты так рвался арестовать меня сегодня? Леон неопределённо хмыкнул и спрятался за очередным глотком чая. Можно было многое ответить на этот вопрос, но… -Это дело чести. Рано или поздно ты проколешься, и я, наконец, прикрою этот хренов магазинчик. Что ж, это самая правдоподобная ложь из всех. В конце концов, сегодня вечером он смог убедить в ней самого себя. Правда же… правда была невозможна, невероятна и необъяснима. Она состояла в том, что Леон испугался. Банально, глупо испугался, увидев на тёмной, опасной (уж кто-кто, а он знал об этом не понаслышке) улице тонкую фигуру в свободной, летящей по ветру одежде. Но было настолько нелепо бояться за этого вредного, холодного, равнодушного китайца, который вполне мог постоять за себя (это тоже давно не вызывало сомнений), что детектив мгновенно нашёл кучу других, правильных и логичных объяснений своему поступку. -За что ты так меня не любишь? – Ди в деланном недоумении поднял брови и изящно стер крошки пироженного с губ, - Я продаю людям то, что они просят… -А потом мы находим свежие трупы! – огрызнулся Леон, нахмурившись, - Твои грёбаные звери только и думают, как бы закусить человеченкой, что бы ты ни говорил! – Детектив перевёл дыхание и заговорил на полтона ниже, - А ты сидишь тут со своей долбаной ухмылочкой, и наплевать тебе на всех со стоэтажного небоскрёба, – он очень надеялся, что в голосе не мелькнуло ни капли обиды, причина которой оставалась для него загадкой. Глаза графа на мгновение стали холодными и злыми, он некоторое время молчал. -Детектив… Леон, предлагаю не начинать этот спор… а то как бы опять кому-то из нас придётся извиняться. -Да, точно, - согласился тот, - Сам не знаю, чего завёлся. Они опять замолчали, каждый погружённый в свои мысли. «Извиняться… Опять придётся извиняться…» - Леону не хотелось думать, что этот намёк прозвучал потому, что Ди всё ещё на него обижен. Он украдкой взглянул на гладкую щёку китайца. «Странно, даже синяка нет… а я ведь его основательно приложил…» Надо отдать должное, это была правда: ударил Леон от души, злость требовала выхода. Злость и… боль. Боль от яростной враждебности и ненависти в глазах графа, когда он бросал обвинения в лицо полицейскому. «И с каких пор меня так задевает его неприязнь? Тогда… и сейчас тоже», - в том, что задевает, сомнений уже не было, с этим оставалось только смириться. -Ди… а о чём ты думаешь? – спросил Леон, чтобы отвлечься от своих мыслей, которые упрямо заходили куда-то не туда. -Так ни о чём, - с очаровательной улыбкой ответил тот. Наверное, детектив был бы весьма удивлён, если бы узнал, что смысл их мыслей похож… даже слишком похож. Ди сидел, незаметно рассматривая лицо человека напротив, и мучительно пытался понять, по какой причине ему так невыразимо приятно находиться рядом с ним. Это было неправильно и недопустимо, но совершенно не поддавалось искоренению. Грубый, раздражающий блондин необъяснимо нравился ему. И сегодня граф понял это окончательно. Понял, когда сегодня ночью увидел ужас в расширенных глазах. Ужас от мысли, что он, Ди, может умереть. «Мой дорогой детектив, зачем вы подошли ко мне так близко? Это слишком опасно… и не для меня в первую очередь, - грустно подумал граф, пытаясь забить эту печаль здоровым куском торта, - Зачем? Не для того же, чтобы арестовать. В ваших глазах слишком мало злости для этого, так что не пытайтесь меня обмануть…» Ди едва заметно тряхнул головой. Да, в глазах Леона теперь уже не было ярости, которая так чётко светилась в глазах при их первой встрече. Даже язвительность и насмешки теперь вызывали максимум раздражённую обиду, но не больше. Интересно, почему? Ди считал, что знает людей вдоль и поперёк, но сейчас терялся, не в силах ответить на свой вопрос. А как хотелось узнать! Хотелось настолько, что в голову пришла совершенно бредовая идея: раз не можешь понять сам, почему бы не спросить? -Послушай, Леон… -Послушай, Ди… Они подняли глаза и заговорили одновременно… и так же одновременно замолчали, столкнувшись взглядами, в которых были совершенно одинаковые напряжённое любопытство, волнение и неуверенная, неосознанная привязанность. Несколько минут они не решались ни на какие действия, потом, словно спохватившись, смущённо отвели глаза. -Э-э-э, - промямлил Леон, собираясь с мыслями, - Я хотел… хотел… хотел сказать, что мне завтра рано на работу, а я и так засиделся, вот, - к концу фразы его голос даже умудрился обрести обычную бесшабашную уверенность. -О, конечно, - Ди поднялся, - Прости, что так задержал тебя. Ну, ещё увидимся. Леон кивнул и подошёл к двери. -А… - он остановился, держась за ручку, - Ты хотел что-то спросить? -Нет… да, - Ди придал лицу обычное, приветливо улыбающееся выражение, - Ты… не хотел бы прийти завтра на чай? Мне обещали какой-то новый умопомрачительный сорт. -Конечно, - кивнул Леон, - До завтра. -Будьте осторожны, детектив, на улицах неспокойно. Леон кивнул и вышел. Ди стоял, прислушиваясь к удаляющимся шагам, и гадал, а что же хотел спросить Леон на самом деле. 4. Желание. Боль. Острая, жестокая, непреодолимая боль. И кисловатый привкус разочарования, заставляющий остервенело кусать губы, чтобы избавиться от него. И горькое, застывающее безжалостной сухостью во рту недоумение. «Ди, как ты мог?! Как ты мог?!» Леон бежал по улицам, не обращая внимания на прохожих, недоумённо оборачивающихся ему вслед. Коллеги зло обозвали его маньяком, машина заглохла квартал назад, но он не замечал этих мелких пакостей судьбы. Он вообще ничего не замечал… «Ди, она была совсем соплячкой. Просто молодой дурёхой, дорвавшейся до такого шанса. Так за что, ты, долбаный хренов маньяк, помешанный на своём недобитом зверье, за что ты так её?! За что всех других, кто там был?! За что?!» А перед глазами стояла насмешливая полуулыбка, которая совсем недавно, сегодня утром, казалась такой непривычно близкой, такой необъяснимо тёплой. Сейчас воспоминание превращалось в издевательски-равнодушную гримасу фарфоровой куклы. Леон пробежал между домами и невольно замер, увидев океан. Совсем как тогда, на Рождество, когда он мчался, чтобы подарить жизнь радужному дракону. Детектив стиснул кулаки так, что ладони отдались болью от впившихся под кожу ногтей. И снова в его мыслях появилось смеющееся, счастливое лицо, на котором горели хитрющие, весёлые, обманчивые разноцветные глаза. Появилось, чтобы превратиться в чудовищную маску, перепачканную кровью. И не имело значения то, что Ди и раньше оставлял людей на верную смерть (в конце концов, как ни отвратно это было, но в глубине души Леон понимал, что все пострадавшие сами виноваты, что не вняли предупреждениям). Или то, как пренебрежительно порой он отзывался о человеческой жизни, словно считал её чем-то никчемным (по роду службы Леон даже слишком хорошо знал, какая мерзость порой встречается в людях). Это было неважно. В конце концов, из-под тщательно продуманной маски графа нередко вырывалось что-то тёплое и нежное… или Леону так казалось раньше. Теперь же остался только надменный, ледяной монстр, равнодушно заливший разодравший молоденькую девчонку и попутно приговоривший к смерти несколько десятков человек. И это было так больно, что хотелось заплакать. Но взрослые, видавшие виды полицейские не плачут только потому, что глупо попались на экзотическое обаяние и привязались к убийце. И поэтому, когда Леон увидел на берегу тонкий, тёмный силуэт с поднятой к звёздам головой, его боль уже успела превратиться в горячую, почти неконтролируемую ярость. -Привет, граф! Ты же никуда не собирался, правда?!… Тепло, тепло и уютно вокруг. А в груди всё ещё не может рассосаться ледяной комок – остаток пережитого сегодня. Ди неторопливо накрывает на стол. Все извинения уже принесены, прощение есть, но всё равно никак не получается посмотреть в глаза. Куда угодно – на яичницу, на изящные чашки, на Кью-чана, в конце концов, только не в глаза. И говорить можно о чём только душа пожелает, например об украденном из зоопарка яйце, только не о несостоявшемся аресте. Потому что под рёбрами никак не растает игла пронзительного холода – всё, что осталось от захлёстывающей сердце боли и перегоревшей ярости. Леон весело говорил, сам не понимая, о чём, и вроде бы смотря на Ди, но на самом деле – нет. А мысли бродили далеко. «Ты – равнодушная, хладнокровная сволочь, из которой хрена с два выцарапаешь хоть что-то человеческое. Ты – просто наглый, плюющий на закон и мораль иностранец. Я должен думать только о том, как упечь тебя за решётку и избавить общество от столь сомнительного типа.» Детектив взглянул на графа под предлогом предложения яичницы. Но тот был занят своей чашкой, и встретиться взглядами не удалось. Леон не знал, огорчило это его или обрадовало. Он слишком боялся увидеть в разноцветных глазах то, что оказалось неправдой… и желая до конца, совсем-совсем, убедиться, что это всё-таки неправда. «Я бы не пережил, - неожиданно чётко и неопровержимо понял Леон, - Если бы это был он, я бы не выдержал. Чёрт, чёрт, чёрт!!!!! И как я умудрился ТАК вляпаться!!!! Он мне никто и ничто!!!! Просто очередной сволочный придурок, с которым я должен работать по долгу службы… Но я бы не пережил!»