Даша, кажется, вот-вот задохнётся в один из тех моментов, когда видит Данилу Кашина в стенах академии имени Малевича. У неё всегда что-то возникает в дыхательных путях, когда рыжий юноша просто проходит мимо или приходит на репетицию, заходя в аулу и просто поражая Каплан так, что у неё не только пропадает способность дышать, но и возникает некое кострище в животе, что щекочет стенки и греет рёбра, под которыми в диком темпе стучит жизненно важный орган размером с кулак.
Даша постоянно краснеет и хочет то ли спрятаться от взгляда Данилы Кашина, то ли подбежать к нему и обнять за колени, признаваясь во всех своих сокровенных чувствах, о которых даже не ведает лучшая подруга в лице Лейлы.
А в первые дни дикой и сильной влюблённости Каплан и улыбалась, и дрожала от страха из-за факта о том, что по сценарию её героиня целует героя, роль которого примеряет Данила Кашин.
— Твоё поведение мне отвратительно. Да и сама ты тоже, — с присущей себе прямолинейностью сказал он тогда, когда Лиза Неред, выступающая на репетициях в качестве режиссёра-постановщика, сообщила, что Даша Каплан должна будет целовать Данилу Кашина на встрече их героев. Сказал он такие слова, сидя на ряд ниже и прямо перед Дарьей, но при этом даже не оборачиваясь и не имея каких-либо соседей по бокам и впереди, словно знал, что Каплан поймёт, кому адресованы эти слова. Тогда она снова перестала дышать, но вместо того, чтобы покраснеть и обрадоваться, что Данила Кашина сказал ей хоть что-то, побледнела до такой степени, что даже её естественный белый цвет кожи кажется тёмным по сравнению с этим.
В тот момент Даша поняла, что он видел всё: как она дико смущается; как постоянно разглядывает его и начинает паниковать, когда тот начинает выискивать глазами того, кто на него пялится; как при случайном сокращении расстояния между их телами Каплан делает шаг — а то и несколько — назад. И ей стало стыдно. Стыдно так, что захотелось скатиться по креслу вниз и согнуться в комочек, упав между рядами и обняв колени. И несмотря на такое состояние, Даша не почувствовала, что хоть чуть-чуть утихла её влюблённость к такой сложной личности, как Данила Кашин.
С того момента открылись врата в персональный Ад для Даши Каплан, созданный этим рыжим юношей, от образа в голове которого невозможно избавиться.
Он начал сразу замечать, что она краснеет, и в такие моменты улыбался, молча сверля взглядом, да так, что Даша просто начинала сходить с ума от бешеного стука сердца, шум которого ей был отчётливо слышен. Так же от взгляда его внимательных глаз не ускользало то, как она постоянно отстраняется, после чего Данила Кашин просто хохотал в голос, ловя ничего не понимающий взгляд Светы, постоянно находящейся рядом.
А Дарья чувствовала себя так, словно он сидит за катком и начинает наезжать на пальцы ног, после нажимая на тормоз и не позволяя Даше убежать как от своих чувств к нему, так и от него самого. И с каждым резким словом в её сторону Данила Кашин продвигает каток на сантиметр, ломая все больше и больше костей ног, при этом разрушая надежды на то, что можно выбраться.
Даша стала жутко подавленной. Даже постоянные разговоры с вечно позитивной Лейлой и постоянно интересующейся моральным состоянием, но при этом не получающей ответа, Лизой не помогали. И Каплан оживала тогда, когда в поле зрения появлялся Данила Кашин и заставлял всё нутро практически разбитой на то время Даши разгораться едва стихающим пламенем.
А затем Кашин перешёл к более уничтожающим действиям, уже ломая катком позвоночник.
— Хуле пялишь на меня? Ждёшь, когда в твои глаза насру?
— Ёбнутая.
— У неё с головой всё ок вообще?
— Нахуй она тут сдалась, Неред? Только то и делает, что хуёво играет и еблом своим пугает детей. Вон, Света под кресла прячется.
— Только с жирухой и ходит, блять. Конечно, жирные ведь обычно только за ёбнутыми хвостиком бегают.
— Че бегаешь от меня? Я и без этого чувствую от тебя запах ссанины. В следующий раз закрывай свою комнату перед сном, а то батя опять перепутает твой рот с унитазом.
И ещё много слов, соединяющихся во фразы, что остриями лезвий попадают прямиком в сердце, кровь из которого стекает по рёбрам, скапливается в желудке, где жжёт стенки, а после резко отливает в мозг, из-за чего Дарья Каплан не соображает и продолжает любить Данилу Кашина.
— Ты что, втюхалась в меня? — сказал на сегодняшней репетиции. — Каплан, просто иди нахуй с этой хуйнёй, ага? А лучше убейся, блять.
И продолжает любить, когда пробирается на дрожащих ногах в спальню отца-полицейского и, пока тот уехал «по делам», находит между страничками одной из немногочисленных книжек ключик, с помощью которого открывает большой сейф. Там находится в чехле двуствольное ружьё, а ещё в тряпочку завёрнут пистолет.
Дарья Каплан избавляется от недосвёртка и едва ли не роняет тяжеленный пистолет, чувствуя, что ещё чуть-чуть и опять сорвётся на плач.
В груди ноет то, что когда-то было полноценным сердцем, что билось и не переживало насчёт того, что Данила Кашин начнёт от него отрывать по маленькому кусочку, заставляя медленно терять кровь, но и при этом бешено биться.
Дарья Каплан думает, что не хочет больше терпеть это всё. Не хочет слышать такое от того, в кого влюблена до такой степени, что вот-вот начнёт думать, что к нему чувствует не влюблённость, а что ни есть настоящую любовь.
И пока этот момент не настал, Даша прижимает дуло прямо к виску, шумно дыша и ощущая, как тонкие солёные ручейки обжигают щёки, исхудавшие за все эти дни Ада от Данилы Кашина.
— А лучше убейся, — проговаривает она себе под нос в пустой спальне, от стенок которой после этого отразился оглушающий выстрел.
ххх
И она спустя месяц возвращается в академию имени Малевича, проходя через главные ворота и чувствуя на себе взгляды. Потому что абсолютно все знают, что именно эта девушка, у которой на обоих висках по едва заметному шраму, оставленные пулей, прошедшей насквозь и чудом не задевшей мозг, пыталась покончить с собой.
А Дарья саму себя осуждает, ведь есть много способов избавиться от общества Данилы Кашина. Например, просто поменять учебное заведение, хотя такое, как академия, нужно долго искать.
Будучи в истерике, она просто не видела какого-либо другого способа, кроме как умереть. И теперь это кажется такой глупой ошибкой. В первую очередь из-за того, что об этом случае сразу узнало начальство отца и уволило его, проведя небольшое расследование и узнав, что пистолет, который должен сдаваться после каждой смены, хранится в домашнем сейфе. Так и масло в огонь подлил факт о том, что к самому сейфу имеет доступ дочь уже уволенного работника полиции.
И, чёрт возьми, как же глупо было пытаться покончить собой из-за какого-то рыжего двухметрового дурака, который не ценит что-либо в этой жизни, кроме своего полароида и снимков, да, Дарья Каплан?
Дарья Каплан абсолютно согласна. А ещё уверена, что ничего больше не чувствует спустя целый месяц размышлений в четырёх стенках своей больничной палаты.
Даша, таща на спине рюкзак с вещами, тормозит перед лестницей, ведущей к дверям общежития. На средней ступеньке стоит Данила Кашин, засунувший руки в карманы спортивок и находящийся в компании Светы, улыбающейся Каплан, которая видит перед собой только лишь рыжего юношу, что медленно спускается к ней и вдруг становится в шаге от чуть дрожащего тела Даши.
Данила Кашин смотрит прямо в глаза, зрачки которых сузились от следующих слов и действий:
— Надо было во-от сюда, — тыкает в её висок, касаясь того участка кожи, что находится за шрамом.
Не слыша чего-либо в ответ, продолжает, громко хмыкая:
— Даже застрелиться нормально не можешь, долбаёбка.
И Дарья Каплан снова перестаёт дышать, сильно краснеет и осознаёт то, что
начинает любить Данилу Кашина.
