Место встречи придумать можно

Мора всегда смотрела на Валю полными любви и обожания глазами. Она восхищалась её сдержанными улыбками, красивыми рабочими костюмами и игрой на фортепиано. Айлс знала об Антоновой всё, помнила каждое мгновение своей жизни, проведённое с ней. Она дробила дни на минуты, и была уверена, что любая минута с Валей – счастливая. Даже когда американка сидела на кухне блондинки и за обе щёки уплетала шоколадное печенье, пока та варила суп и под нос себе бурчала, что ни терпения, ни выдержки; они тогда двое суток проработали, питаясь кофе и лапшой из контейнеров, которую опера умилённо называли «бэпэшкой». Даже когда из сумки вылетел альбом с рисунками, и Валя, увидев свои портреты, улыбкой осветила весь офис, а Мора покраснела, как рак; она почти почувствовала уходящую из-под ног землю, но блондинка успела подать ей руку помощи – воскликнула что-то похожее на «вау» и попросила один на память. Даже когда они впервые познакомились – Рогозина с нескрываемой гордостью говорила, что приехал эксперт аж из самой Америки, а Антонова продолжала вести диалог с парнем: лохматым таким, слегка несобранным и заметно уставшим; уже потом Айлс узнала, что это Иван Тихонов и за ним нужен глаз да глаз. Значения этих «глаза да глаза» она не знала, поэтому просто решила оставить хакера какому-нибудь носителю русского языка, а сама переключилась на прекрасного патологоанатома. Мора действительно помнила все до единой детали каждого дня, проведённого с Валей. Хранила их в отдельном уголке своего сознания, часто возвращалась к ним, чтобы утолить жажду от долгой разлуки. Но когда уставала от нападающего со всех сторон прошлого – фантазировала. Она мыслила образами, вечно составляла какие-то собственные рейтинги и знала, как минимум, пять мест, где бы им суждено было пересечься с Валей, если бы не работа. Одна идея, которую она пыталась пропагандировать своему рассудку, стала главной и самой любимой – ночной клуб. Обычный столичный клуб, куда люди приходят или за алкоголем и громкой музыкой, или за связями на одну ночь. И тогда, когда туда собралась бы сама Мора, ей не нужно было бы ни первого, ни второго, ни – тем более – третьего. Она бы сидела за барной стойкой, накручивая на палец прядь и отгоняя потенциальных кавалеров, приторности чьих слов даже музыка бы не заглушала. Она бы царапала коктейльной трубочкой дно стакана и кривила губы. Вообще, она часто так делает, так что да – там бы она тоже тяжело вздыхала, подпирая щёку кулаком и всем своим видом показывая, что знакомиться с ней не надо. А потом бы произошёл всплеск эмоций. Воздух рядом по-особенному бы качнулся, и запыхавшаяся Антонова обязательно подсела бы именно к Море. Блондинка бы сделала бармену жест и, как будто только заметив, спросила бы у американки, может ли она угостить милую барышню чем-то покрепче той апельсиновой мути, которую она потягивает через трубочку. И Айлс точно бы согласилась на любой коктейль, потому что этим синим глазам невозможно отказать. Они бы выпили, пообщались, а, когда дело бы дошло до танца, Мора бы засомневалась, что в её напиток не было ничего подмешано – иначе откуда столько желания соглашаться на авантюры незнакомки? Они бы полностью отдались ритму. Ритму музыки, который бы диктовал ритм тел. Мора бы несмело топталась на месте, стараясь не толкаться с людьми то локтями, то спинами, а сама краем глаза смотрела бы на Валю. Испарина на лице и плечах блондинки блестела бы в свете софитов, и её движения, аккуратные, скользяще-парящие, кружили бы голову Айлс лучше любого алкоголя. И уже тогда она бы думала, что как-то и не против совсем уехать из клуба с этой женщиной. Что роман глаза в глаза, но пусть даже на одну ночь – идея отличная. Ещё Айлс твёрдо была уверена, что если не в клубе, то в каком-нибудь дорогом винном бутике – точно. Они бы непременно столкнулись там одиноким вечером, когда улицы остывают от дневной жары и единственный маяк – едва работающий фонарь над домом. В помещении было бы, в сравнении с гремящей, куда-то спешащей улицей, достаточно тихо. А плечи бы тут же покрылись мурашками – кондиционеры трудятся на славу. И Мора бы бродила мимо прилавков, вглядываясь в этикетки. Она бы, конечно, твердила себе, что любимого «Вин Санто» в этой Москве днём с огнём не сыщешь, но – хоть что-нибудь уже. Кривила бы губы и старалась бы дышать глубже, чтобы раскатистые винные ароматы наполнили весь организм. Тогда же она – наконец-то – заприметила бы любимейшее пассито и блондинку. Та стояла бы, как раз глядя на последнюю бутылочку «Вин Санто», и придирчиво тыкала пальцем в этикетку. Да ещё и в такой позе, что в голове у американки родились бы какие-то абсолютно пошлые, чуждые ей мысли. А потом она подошла бы к Антоновой чересчур тихими, словно пола и не касающимися шагами, склонилась, чтобы губы оказались прямо на уровне уха Вали, и прошелестела, что выбор – правильный. И предложила бы, без сомнений, свою компанию к бутылочке такого шикарного вина. Когда Антонова выпрямилась бы и недоверчиво вскинула бровь, Мора бы отметила – шикарно не только вино, но и блондинка. И эта мысль была бы единственной для того, чтобы самой заплатить за пассито и выйти из бутика вместе с красивой синеглазой женщиной. Но перед этим она бы ещё какое-то время глупо улыбалась, пока Валя переваривала бы информацию: думала бы – а стоит ли оно того. Американка, акцент – смешной и чуть раздражающий, дорогое платье и — слишком – дорогие дизайнерские туфли. И тут она такая — Валя. Но всё равно бы согласилась, потому что аромат вин уже давно вскружил бы голову. Так что да, обеим бы понравилась идея открыть «Вин Санто» вместе, чтобы виноградный запах – и в бровь, и в глаз, и в трезвое сознание. А Море бы даже чуточку больше понравилась идея встретиться с Антоновой не в винном, а в книжном магазине. Сама Айлс пришла бы туда за сборником по вирусным заболеваниям, потому что жутко бы захотела освежить университетские знания. А тут ещё и возможность такая — на русском языке. Она ведь не враг сама себе, чтобы упускать возможности, стремящиеся прямо в руки. И вот, придя, она бы сразу двинулась к нужному отделу. Там бы и детективы, и детская литература, и проза отечественная и зарубежная, и рукоделие с искусством – чего, в общем, только нет. Но она бы даже внимания не стала обращать на что-то постороннее, сбивающее и отвлекающее, пока из отдела с бульварными романами не вышла бы она — Валя. Антоновой всегда нравилась такая литература. Она говорила, что медицины ей хватает и на работе, а в любое другое время голова должна отдыхать. Вот и пришла бы она в книжный за очередным произведением, где и драмы, и ванили – поровну. Взглянула бы на Мору, которая с мученическим видом мечется между двумя сборниками, и улыбнулась бы. Она бы думала, что выбор очевиден, ведь кому, как не ей, разбираться во всех этих тонкостях. А Айлс бы серьёзно тормозила. Крутила бы обе книги, смотря то на ценники, то на обложки, и впервые в жизни почувствовала бы себя такой потерянной. Потом Антонова, конечно, с умным видом ткнула бы коллеге в необходимый – лучший, по её скромному мнению – сборник. И они пошли бы вместе к кассе. Но Мора бы решила в последний момент всё переиграть. Она бы бросила в ближайшем отделе свой тяжеленный справочник, которым действительно при желании голову проломить можно, и взяла бы роман. Какой-нибудь слащавый, с самым банальным сюжетом и с пластмассовыми персонажами. И ей бы он точно понравился. А идея о том, что их с Валей свели и объединили не вирусные заболевания, а бульварное чтиво, казалась бы космически комической. Возможно, не менее комичной была бы встреча в подъезде. Точнее – у подъезда. В тот день по прогнозу бы передали дождь, и Мора бы благополучно про это забыла и выбежала из дома как есть – в своём лучшем платье, кашемировом кардигане и туфельках-загляденье. А природа бы решила, что хватит расслабляться, и щедро бы опрокинула на город пару-тройку вёдер дождя. Айлс бы остановилась прямо под козырьком подъезда. Снова скривила бы губы и, вопреки собственным наказам, выставила бы вперёд одну ногу, делая упор на высокий каблук – всё равно хуже не будет. Время бы почти не поджимало, но подниматься бы она всё равно не собралась. Сказала бы сама себе, что в этой стране возвращаться – плохая примета, и стала бы ждать. А на её счастье мимо проходила бы Антонова, полностью готовая к проказам погоды в Москве. Она бы шла под огромным цветастым зонтом, и Мора нырнула бы прямо под него. Валя бы даже слегка испугалась от такой наглости. Тогда американка на своём неотточенном русском стала бы повествовать о том, что здесь выжить очень сложно и она вообще не представляет, как люди с ума ещё не сошли. Наверное, это помогло бы сгладить обстановку. Они бы шли не очень быстро, обходя слишком большие лужи и останавливаясь на светофорах. И на самом деле, людям вокруг было бы абсолютно всё равно, о чём они говорят. Пусть даже ядерную бомбу обсуждают — это не имело бы для других никакого значения. Так что Мора как-то быстро бы подключила к своему монологу Антонову и выведала все самые сокровенные тайны – детские страхи, разбитые вазы и первая любовь. Ей бы понравился не только сам разговор, не только секретики, но и их обладательница. Её синие глаза были бы для Айлс единственным смыслом в городе, оказавшемся под прессом серых туч. Американка бы не переставала улыбаться, а Валя бы думала, что потом у этой чуднОй и милой барышни будут болеть щёки. И сама бы тоже улыбалась, потому что – почему бы не прыгнуть под зонтик к совершенно незнакомому человеку и не спросить у него, сколько денег он просадил в детстве на жевательную резинку из автоматов? Мора вот каждый день по доллару оставляла. И Айлс отлично знала, что в Бостоне она оставила всю свою прошлую жизнь, а в Москву приехала за новой. Вот и устроилась в ФЭС на должность штатного патологоанатома, чтобы заменить кого-то там ушедшего. Так что ей показалась интересной и идея познакомиться с Антоновой в морге... Стоп! Ведь так, по сути, и получилось, верно? Поэтому несостоятельная какая-то фантазия, Айлс! – Надо поработать над этим! – усмехнулась бы Мора, думая, что работать она будет совсем не над своей фантазией, не над своим произношением и даже не над трупом. Она будет работать в поте лица, стирая руки в кровь, над отношениями с Антоновой. Чтобы те были всегда идеальными.