Крепость и теплый кров

Раннее утро в Бруклине напоминает милую сердцу трясину. Даже в век фальшивых восторженных воплей из телевизора и резких машинных звуков, нынче гордо именующихся музыкой, эта часть Большого Яблока остается по-стариковски созерцательной и неспешной. Редко вы сможете услышать даже рев мотоцикла, что разрывает утро саднящим шрамом. Только случайные крупинки прохожих статно проходят между старыми каменными домами-великанами, но они не способны нарушить опустившуюся на улицы, не желающую уходить дрему. Среди заблудившихся в первых лучах солнца брел ничем не приметный человек. Даже чересчур не приметный. Опущенных на лицо козырек темной кепки, поверх которой еще и капюшон накинут был предусмотрительно. Шел человек, сгорбившись в плечах, как будто придавленный чем-то непомерно тяжелым и неприятным. Немногочисленные прохожие инстинктивно отводили глаза от его одинокой фигуры. Кому есть интерес даже косвенно лезть в чужие проблемы, когда своих полон рот? Мужчина застыл у одного из домов, который ничем не выделялся на фоне других. Коньячно-коричневый каменный фасад, плавные геометрические узоры лепнины, ютящейся под массивной крышей, большие глаза окон — вот он, старый добрый Бруклин, во всей красе. Но ничто не говорило о том, что это огромное здание является чем-то особенным — обычный многоквартирный жилой дом, окруженный сотнями таких же. Несмотря на это мужчина не мог оторвать от него глаз. Он как будто оглаживал взглядом каждый камешек, каждую черточку, желая сохранить в памяти всю картину в мельчайших подробностях. — Нравится? — раздался из-за спины дребезжащий голос, и пришелец резко обернулся. Его взору предстал невероятно древний седовласый старикашка. Оценив на глаз его возраст, мужчина пришел к выводу, что пожилому человеку перед ним уже далеко за девяносто. Тот изучал его водянистыми голубыми глазами с едва скрываемым интересом. — Кхм, — не понятно из-за чего смешался мужчина. — Да нет. Просто… Договорить ему не дали. — Майкл. Майкл Дженкинс, — просто сказал старик и протянул костлявую ладонь для рукопожатия. От этого имени воспоминания начали скрести его черепную коробку изнутри, но не вырвались на свет. — Джеймс Ба… Барри, — как во сне проговорил Баки, чуть не заложив себя с потрохами, и даже излишне твердо пожал руку в ответ. Он и так еле оторвался от спецслужб, чтобы так глупо открыться непонятно кому. — Мы можем пройти внутрь, если хотите, Джеймс. Я тут живу. Выпьем по чашечке чая, — добродушно предложил Дженкинс. Неизвестно, что дернуло Барнса в этот момент, но он согласился.

***

Когда Баки вошел внутрь, у него было ощущение, что он сейчас просто лишится чувств, просто задохнется. Все казалось смутно знакомым. Призраки прошлого обступили его, не давая вдохнуть полной грудью. Видимо, каменное выражение лица дало трещину, ибо старичок участливо поинтересовался: — Что-то не так? — Барнс отмер и расфокусированно уставился на него, на что Майкл лишь грустно усмехнулся: — Вы будто привидение увидели. Баки слегка встряхнул головой и попытался выдавить из себя пародию на улыбку. — Нет, что вы, — сказал он, вздохнув. — Просто… Давным-давно, еще до Второй мировой, тут жил друг моего деда. Потом он стал героем войны. Мне было бы интересно посмотреть на квартиру, что принадлежала ему. Понимаете, мой дед и этот человек были очень дружны, почти братья. — О, — выдохнул старик, но глаза его оживились и заблестели. — Я живу здесь всю свою жизнь, довольно немаленькую, не для хвастовства сказано. И я помню большинство из тех, кто тут жил в этот период. Много интересных личностей, вошедших в историю. Как звали вашего деда и его друга, Джеймс? Барнс на секунду застыл, не зная, правильно ли он поступает, но все-таки, переборов нежданную робость, ответил: — Мой дед не жил тут, его имя вам вряд ли что-нибудь скажет. А его друга звали… Его звали Джеймс Бьюкенен Барнс. Дженкинс немного напрягся. А потом, видимо, что-то для себя решив, посмотрел прямо ему в глаза и прошептал: — Идемте. Они начали подниматься по невероятно крутой и узкой лестнице. В какой-то момент Барнс даже начал опасаться за здоровье пожилого спутника, но тот справлялся достаточно резво для своего возраста. Майкл, в свою очередь, нет-нет да и кидал нечитаемые взгляды на Баки. Как будто не мог поверить тому, что, точнее, кого напоминает ему этот молодой человек. Они поднялись почти под самую крышу и остановились у простой деревянной двери. Дженкинс прокашлялся и сказал глухо: — Тут никто не живет. Правительство незаметно подсуетилось, чтобы в квартиру, где жили Капитан Америка и Джеймс Барнс, никто не заселился, — он испытующе посмотрел на Барнса. — Я в курсе, что Барнс дружил с Капитаном и погиб во время войны, — сухо ответил Баки, не узнавая свой голос. — Дед рассказывал. — Что ж, — Майкл наигранно-тяжело вздохнул и шкодливо, как подросток, фыркнул. — Правительству невдомек, что когда-то мистер Баки Барнс сам отдал мне ключ на хранение, обещая после войны прийти и надрать мне задницу за все хорошее. Баки вздрогнул, но скрыл это, сделав вид, что у него зачесалась механическая рука, надежно запрятанная в рукаве куртки. Так глупо. Задумавшись, он почти упустил миг, когда дверь со скрипом приоткрылась. Они со стариком быстро шмыгнули внутрь. В воздухе стоял густой, тяжелый запах пыли, солнечного света, пробивающегося сквозь мутное окно, и чего-то еще, едва уловимого. Барнс, как кошка, бесшумно прошелся по комнатке, сейчас казавшейся еще меньше, чем тогда, в прошлой жизни. На полу были разбросаны пожелтевшие от времени газеты вперемешку с агитационными листами. В памяти всплыл голос, настойчиво и монотонно вдалбливающий ему: «Нет, Баки, не буду я ими подтираться. Я собираюсь идти на фронт. Что ты смеешься, болван? Отлично, значит, кто-то сегодня отобедает этими листами вместо мясной похлебки. Посолить только не забудь». Барнс против воли усмехнулся. Все-таки Стив всегда был занудой. Его взгляд упал на большой стол в самом светлом углу комнаты. По нему были раскиданы древние фотокарточки, так и манившие Баки взглянуть на них. Он поддался искушению и подцепил пальцами парочку. С первой фотографии на него смотрел тщедушный юноша, излучающий серьезность и непоколебимость, несмотря на разделяющую их вечность. Барнс не без удовольствия узнал в нем Роджерса. Некоторые воспоминания уже твердо вернулись к нему, и расставаться с ними он уже не собирался ни за какие блага мира. На второй же он с удивлением узнал себя. Кадр поймал его, танцующим и кружащимся с милой девушкой в легком, струящемся на ветру платье. В носу защекотал фантомный аромат цветочных духов. Баки кружил ее, счастливо подставив лицо прибрежному бризу, со шляпой набекрень, а сам коварно скосил взгляд в объектив. Тепло разлилось по всему телу, удивив. Он и не думал, что способен чувствовать нечто подобное после всех невзгод, изранивших его душу. И все же Баки не понимал, как он, Джеймс чертов Барнс, мог так смазливо смотреть в камеру и не умирать при этом от стыда за себя. Как кот мартовский, ей Богу. Ощутив те эмоции, какие он в глубине души рассчитывал получить при визите, если ему повезет проникнуть внутрь, Баки в последний раз окинул взглядом когда-то родную комнату, верой и правдой служившей ему крепостью и теплым кровом. Барнс глубоко вздохнул, насыщаясь напоследок родным запахом, и поднял взгляд на Дженкинса, собираясь поблагодарить за проявленное понимание, но слова вдруг застряли у него в глотке. Майкл смотрел на него, как на чудо, спустившееся прямиком с небес, не меньше. Прижав ссохшуюся от старости руку ко рту, Дженкинс следил за всеми его действиями глазами, полными слез и узнавания. Он с видимым усилием опустил руку и еле слышно прошелестел: — Баки? Но… Но… Но как?.. — Он не договорил, открывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Спустя пару мгновений он снова взял себя в руки и твердо спросил: — Что произошло с тобой, Баки? Барнс на это лишь невесело усмехнулся. — Тебе не обязательно знать об этом, Майкл. Так будет спокойнее и тебе, и мне. Дженкинс на это лишь тихо всхлипнул и, стремительно подойдя к Баки, крепко обнял его. Поколебавшись, мужчина ответил на объятия, осторожно поглаживая старика по спине. — Я так рад, — прошептал тот ему в плечо, — так рад, что ты жив. Он поднял на Баки прояснившийся взгляд голубых очей, безмолвно задавая миллион вопросов, но тот лишь отошел от него на шаг и едва улыбнулся уголками губ. — По лестнице несется отряд спецназа, придумай что-нибудь, — скороговоркой проговорил Барнс, и последним, что он видел, исчезая в окне душной комнаты, был Майкл Дженкинс, которого он так и не вспомнил.