weed

      — Я пошел, — Донхек говорит, застыв на месте.       Смотрит в темные глаза напротив, что наполнены грустью от этих слов. Все время хочет добавить что-нибудь еще, будто в свое оправдание или с какой-либо верой в лучшее, но черт его знает, какие слова подобрать для такой ситуации.       — Не задерживайся, ладно? — Марк подходит ближе, кончиками пальцев проводит по чужим волосам, тоже, в глаза напротив смотрит.       У Донхека взгляд пустой, если честно, а по глазам никакую эмоцию не прочтешь. Говорят, что глаза — зеркало души. Если посмотреть на Донхека, то можно подумать, что души у него и нет вовсе. Марк очень хочет верить, что это не так. Он хочет в это верить и, как жаль, что он до сих пор ни в чем не уверен.       Марк понимает, что на все есть причины, всему есть объяснение. Можно понять, почему Донхек такой.       Он пытается цепляться за то, что Донхек с ним (хоть как), что, наверное, его не было бы рядом, будь он совсем бесчувственным, бездушным.       — Ты знаешь, это не от меня зависит, — Донхек говорит спокойно, а Марк кратко кивает, потому что да, знает.       Донхеку пора идти, но он еще стоит. Он не уходит. Он ждет. Не это ли признак того, что ему не все равно? И пусть на лице нет эмоций, он чего-то хочет, он чего-то жаждет, он чего-то ждет.       Марк подходит ближе, пальцы с кончиков ярко красных волос перемещая на щеку парня, поглаживает чуть, а сам своими губами к чужим льнет, сладко сминая их. Донхек отвечает.       Они целуются тихо, нежно, а еще очень душераздирающе для Марка. А потом Донхек также тихо отстраняется, разворачивается и покидает квартиру.       Марк смотрит на дверь с болью в сердце. И так каждый раз. Снова и снова. Одно и то же.       Каждый раз он еще минут пять стоит и думает, что пора что-то менять. Пора что-то предпринимать. Потому что больно осознавать, что его мальчик сейчас идет к другому. Что после их поцелуя, он будет целовать другого. Слова, которые должен говорить Донхеку Марк, будет говорить кто-то другой. Ласкать его тело и слышать его стоны будет кто-то другой.       Не Марк.

///

      — Ты опоздал, — Тэен стоит со скрещенными на груди руками.       Донхеку не обязательно смотреть на то, что Тэен стоит «в позе», чтобы понять, как он зол. Он читает по глазам, по его напряженным нижним векам, по его наклону головы, на то, как исподлобья он смотрит.       — Прости.       Тэен сожаления в словах не слышит, в глазах Донхека и не видит. Ему, вообще-то, все равно — сожалеет ли Донхек на самом деле. Его сожаление ему не нужно. Ему нужно другое.       Донхек это тоже прекрасно понимает.       Тэен молча направляется в комнату, куда за ним следом идет и Донхек, по пути тянется руками к пуговицам рубашки, начиная их расстегивать.       — Не трогай, — Тэен идет впереди, не видит, но каким-то образом прекрасно понимает, что Донхек делает. — Я сам.       Донхек застегивает обратно единственную пуговицу, которую успел расстегнуть, с пролетевшим в голове: «как пожелаешь». Ведь он всегда делает так, как желает Тэен.       Стоит двери в комнату закрыться, Тэен вплотную подходит к младшему, в упор глядя ему в глаза.       — Почему ты опоздал? — и к пуговице той же самой тянется, вновь расстегивая.       — Я был с Марком, не уследил за временем.       — Хорошо, — абсолютно спокойно, ведь знал и сам. — Как ты любишь делать это с ним?       — Он очень нежен со мной, — с таким же спокойствием.       — И ему не скучно, быть с тобой нежным? — небольшая ухмылка, а взгляд наконец опускает на грудь Донхека, что постепенно оголяется.       — Он любит меня.       — Я тоже люблю тебя. Но ты прекрасно знаешь за что я тебя люблю.       — Он любит меня иначе.       — Значит, это ненадолго.       Рубашка расстегнута полностью, и Тэен помогает Донхеку ее снять, откидывая на пол. Ведет своей рукой по тыльной стороне ладони младшего, ведет выше, до плеча, поглаживает аккуратно, сохраняя молчание и задумчивый вид.       Рука ложится на шею, а Тэен льнет ближе, он не целует, он прикусывает нижнюю губу Донхека, пока вторая рука ложится на талию.       — Ты прекрасно знаешь, никто с тобой долго не продержится. Ты как засохший сорняк, Хек-и. Кому ты такой нужен? Только мне, — ведет губами по подбородку, шее, чуть наклоняется, снова прикусывает. — Никто и никогда не полюбит тебя так, как я. Потому что только я могу вызывать в тебе какие-либо чувства. Только мне выдается честь находить интересным то, как из сорняка ты превращаешься в цветок. Мы оба прекрасно знаем, что у тебя так только со мной. Не пытайся убежать от этого.       Влажная дорожка от шеи до губ обратно, ухмылка.       И поцелуй.       Поцелуй, от которого у Донхека подкашиваются ноги и кружится голова.       Донхек понятия не имеет, как это работает.       Но Тэен прав.