Journey to Hell

      Фабьен протянул свою сильную руку в перчатке и поманил Шевалье в повозку. Мужчина ничего не мог поделать, кроме как повиноваться, и Шевалье даже не пытался сопротивляться аресту и забрался внутрь… все это напомнило ему темную клетку, транспортирующую заключенных к вратам ада.              В повозке два стражника разместились по обеим сторонам от арестованного, в то время как Фабьен сидел напротив, и его глубокие карие глаза не двигались, сфокусировавшись на пленнике и только на нем одном. Сначала он отвечал на этот взгляд, стараясь не проиграть «игру в гляделки», но немигающие глаза Фабьена напрягали его, и на лице Шевалье невольно отразилась неуверенность. Так что это не стало неожиданностью, когда он моргнул первым. Фабьен знал, что он уже его поймал, знал, что Шевалье, был пауком, угодившим в чужую паутину.              — Я должен сказать, тут довольно уютно, — сказал де Лоррен мгновением позже, рассматривая двух статных гвардейцев, сидящих вплотную к нему.              Он уже прибегнул к юмору, и Фабьен заметил это. Кто-то из заключенных делал так, кто-то — нет. Многие демонстрировали ужас внешне, но Шевалье точно сокрыл свои страхи глубже, отчаянно стараясь сохранять вид холодный и непоколебимый.              Шевалье провел рукой по волосам и откинул длинные светлые кудри за спину, чтобы не мешали, безнадежно пытаясь удобно устроиться в столь стесненных условиях. Он неуверенно взглянул на стражника слева, рассматривая мужчину, который был несколькими дюймами выше. Затем — мужчину справа, который тоже возвышался над ним, как и положено охраннику. Шевалье отвернулся к окну, где атмосфера соответствовала настроению в повозке — темная, угрюмая и пугающая.              — Там настоящий ливень, — нервно пискнул Шевалье, — рад, что я здесь, ибо дождь не полезен для моих волос.       Он подавил смешок, когда взгляд Фабьена впился в него вновь.              Маршаль позволил себе посмотреть за окно, его глаза будто изучали черное небо и лужи, что поблескивали на мрачной мостовой, освещенной темным лунным светом, который, казалось, указывал путь обратно, в Версаль. Мужчина внимательно разглядывал дождь, как будто видел его впервые. Ничего не помешает ему в исполнении долга, тем более просто падение воды.              — Я не думаю, что погода сейчас имеет какое-либо значение для вас, — сказал он Шевалье медленным глубоким голосом.       — Нет, конечно нет, — ответил тот, и нервная улыбка появилась вновь.              После на несколько минут опять повисла тишина, но Шевалье не мог терпеть долго и заговорил вновь, в основном бессвязно.       — Темнота — забавная вещь, не правда ли?              Фабьен поднял взгляд и глубоко вздохнул. Это смешило его.       — В каком смысле?              — О, я не знаю. Мы боимся ее, потому что не можем видеть, чему мы противостоим. Темнота будто способна поглотить нас, как и свет.              — В нашем случае, вы можете отчетливо видеть, чему противостоите.              Шевалье сглотнул и отвернулся, а затем выпрямился.       — Конечно, дождь может быть очень красивым ночью, особенно если не стоишь под ним. Спрятавшись, можно по-настоящему оценить это.              — Мы будем молчать, — мягко проговорил Фабьен.              Он взглянул на Шевалье, зная, что мужчина в ужасе. Он был сердцем и душой вечеринок Версаля, он был эпатажным, уверенным в себе, и он был фаворитом Месье. Но как долго он мог притворяться, что не боится своей судьбы?              В таких ситуациях, Фабьен давно это усвоил, есть несколько вариантов реакции на него и его пристальное вниманием. Кто-то был высокомерен и дерзок, чувствуя, что он ведет себя в соответствии со своими убеждениями и что ничего плохого не может случиться только из-за следования чувству долга. Другие со слезами просили прощения, подобно жалким созданиям или голодным детям, молящим об ужине. Еще были те, кто возражал против собственной невиновности, веря глубоко внутри, что совершили ошибку. Шевалье был из тех людей, кто просто притворялся, что может избежать своей судьбы, что благосклонность к нему Месье даст ему шанс.              Фабьен мог видеть, что взгляд Шевалье метался туда и обратно, и знал, что пока внешне мужчина показывал, будто бояться нечего, внутри у него все сжималось, ладони потели, и неважно, как близки они были с любовником, ничего не гарантировано. В данной ситуации ждать было нечего. Сколько раз он видел, чтобы обвиняемый вел себя подобным образом, и как скоро Шевалье покажет, что он на самом деле напуган?              — Верно, вы не хотите, чтобы я провел всю дорогу в молчании? — сказал Шевалье.              — А чего вы хотите?              Шевалье вздохнул:       — Я бы хотел не находиться здесь вовсе. Я имею в виду, когда думаешь об этом… все это в любом случае лишь глупая ошибка. Я был в Париже просто ради покупки новых тканей.              — Мы обсудим природу вашего визита в Париж, когда вернемся, однако я имею веские доводы, чтобы оспорить ваш так называемый… «поход по магазинам».              — Когда герцог Орлеанский узнает об этом…              Фабьен улыбнулся. Он знал, козырь покажется в какой-то момент. Так всегда происходило. Обвиняемые выкладывали свою сильнейшую карту — знакомого человека с высоким положением. Это было признаком паники — показать карту так быстро, но у Шевалье не оставалось другого выбора. Конечно, в случае с де Лорреном козырь был самый значительный — родной брат короля. Но Фабьен знал прекрасно, что в мире предателей и демонов, фаворит в одну минуту может стать отбросом в следующую — низшая карта падает из колоды на пол, побежденная более сильной.              — Его Высочество имеет мало отношения к моему нынешнему расследованию.              Шевалье отчаянно пытался сдержать слезы.       — Я просто говорю, что он будет не очень рад.              — Я действительно хочу, чтобы вы замолчали.              — Что ж, я не хочу. В конце концов, если меня будут жестоко пытать и допрашивать и привяжут, как животное, то я не вижу причин молчать.              — Вам стоит сохранить свой язык.              Шевалье побарабанил пальцами, не стремясь поднять глаза, чтобы встретиться с демоническим взглядом Фабьена. Вместо этого он посмотрел в окно и вздохнул.       — Ох, любовь моя, — прошептал Лоррен, глядя на луну и звезды, — мой дорогой возлюбленный Филипп, могу ли я быть спасен теперь? Я знаю, я не ангел в этой сказке, но я…              Он не позволил себе произнести, что напуган.              Фабьен слышал каждое слово, и это не было чем-то редким и необычным, чтобы те, кто боялся своего будущего, шептали романтические признания. Шевалье начал осознавать серьезность ситуации или он просто пытался отвлечься от тяжелого путешествия, или, возможно, провоцировал симпатию у своего мучителя? В любом случае Фабьен никогда не колебался, никогда не велся на подобные уловки.              — Дождь закончился, — Шевалье заговорил снова, и Фабьен понимал, что молчать было не в характере мужчины. Нет, пока он действительно не может его заткнуть.              — Нравится дождь? — Шевалье обратился к одному из гвардейцев, но мужчина хранил молчание, как и полагалось по инструкции. Тогда он попробовал повторить свой вопрос второму стражнику, но тот тоже не шелохнулся.              — Они не говорят с вами, и вам не следует говорить с ними, — сказал Фабьен, начиная уставать отчитывать Шевалье, он говорил как будто с капризным ребенком.              Прежде слегка хмурый де Лоррен вдруг ухмыльнулся и нагнулся вперед.       — Тогда, я думаю, нам стоит поговорить о вас, месье Маршаль.              Фабьен тяжело уставился на него, и глаза его снова не двигались, отказываясь реагировать на слова Шевалье.              Шевалье осмотрел своего тюремщика с головы до ног, особенно внимательно разглядывая его лицо.       — Мы не так много знаем о вас, не так ли?              Лицо Фабьена оставалось напряженным.       — Мы?              — Все в Версале. Я имею в виду, король доверяет вам в какой-то степени, я думаю. Он просит вас допрашивать нас, узнавать наши мотивы и наши грехи, но кто-нибудь допрашивал вас?              Фабьен улыбнулся на долю секунды. Люди часто так делали, перенаправляли допрос на него. Он не порадует их ответами.              — В любом случае, — продолжил Шевалье, — это легко быть тем, кто вы сейчас, смотреть на нас сверху вниз, быть убежденным, что знаешь все ответы.              — Ответы приходят, когда мы терпеливы, — просто ответил Фабьен.              Он все еще смотрел на своего пленника и мог заметить, что мужчина уже ломается под давлением. Фабьен мог не прибегать к физическим пыткам или потоком вопросов, спрашивая об именах, местах и других заговорщиках, но это была его игра. Возможно, Шевалье еще не понимал этого, но допрос уже начался просто внимательным взглядом двух глаз, изучающих его, читающих, делающих выводы.              — Сколько раз я ездил по этой дороге в Версаль? –проронил Шевалье.              Фабьен отметил смену темы. Они никогда не концентрировали на таком«допросе наоборот» долго.              — Экипаж несется, а ад, и вы ведете меня в пламя и тьму.              Лицо Фабьена по-прежнему не выразило никаких эмоций.       — Вы сами проложили себе дорогу.              Шевалье задумался на мгновение, и Фабьен мог видеть, как тот пытается придумать ответ. Он был удивлен скромной улыбке на лице арестованного.              — Проложенный путь может… зарасти вновь, — сказал Шевалье. — Мне стоит дождаться, пока мой Филипп вступиться. Я еще не обречен.              — Нет, еще нет. Но я бы не надеялся.              Снова тишина, и Фабьен продолжал смотреть на Шевалье, не позволяя ему даже на минуту подумать, что он свободен.              Шевалье вновь отвернулся и смотрел за окно во тьму. Мужчина понятия не имел, где он, или, что более важно, куда его везли. Он глубоко вздохнул.       — Снова начинается дождь.