Горечь солнца

Солнце опадает стремительной тяжестью вниз. Лужи, безобразной мутью расплывающиеся вокруг двух искорёженных ударом тел, полны кровавой и солоноватой примеси. Ветер тянет острые пальцы под ощетинившуюся подобно парусу рубашку, мокрым льдом сковывающую грудь — Диего хватает губами крошки воздуха и изо всех сил пытается совладать с кругами, впившимися под веки разноцветным узором. — Лолита? — хрипит он спустя несколько колючих минут, когда голос понемногу вливается в напряжённые связки. Девушка, распростёртая под его боком ничком, дышит часто-часто и с каким-то жутким присвистом. Испуганный этим леденящим кровь звуком, он, едва ли сознавая что-то от охватывающей его паники, принимается трясти её за плечо. Та заходится торопливым и мучительным кашлем — мерцающих в закатном солнце луж становится больше. Непослушными и холодными губами она пытается что-то сообщить ему в шею, когда парень, стиснув её в грубых и облегчённых объятиях, приникает щекой к её дрожащей макушке. Потом он запоздало скидывает отяжелевшую вмиг шляпу. Следом в вывороченную мраком глубь улетает разорванная маска — они соприкасаются голыми лицами, и пропитанный медлительным теплом плащ по-матерински окутывает их сведённые острые плечи. — Иди сюда, — шепчет Диего, снижая голос до вибрирующего мурлыканья. Сонная и вымотанная Лолита покорно обхватывает его талию рукой, придвигаясь совсем вплотную. И просто дышит, впитывая и носом, и губами ароматную влагу загорелой кожи. Тяжелеющие ресницы, щекочуще-дразнящим движением мазнувшие по щекам, не дают ей увидеть, как Диего вспыхивает стыдливой и удушливой волной. Напряжение в его теле рассылает сквозь стиснутые вокруг её талии пальцы чистый и неудержимый ток — от этого едва ощутимо покалывает в груди. Наполовину провалившись в дикую топь дрёмы, Лолита успевает вытолкнуть языком нежное и раскалённое: — Спасибо. *** Сквозь сон бархатистость губ проскальзывает сладостным и живительным миражом. Собственное тело наливается зудящей тяжестью и кажется отчего-то чужим — должно быть, именно это вынуждает её распахнуть глаза. Спелую злаковость его волос искажает краснеющим светом солнце — так они размываются не то причудливым огнём, не то игривым звонким золотом. Упираясь в каменный леденящий свод, Диего крепко кутает её онемевшие от истощения плечи в плащ и с задумчивостью созерцает морскую пустоту, чуть повернув голову и откинувшись назад. Странное и едва ли уместное спокойствие теснит его изнутри — Лолита, ощутив это на кончике языка, с насмешкой подумывает, что поцелуй был её бессознательным миражом. А потом Диего стремительно оборачивается, словно бы мягкая тяжесть на его руках взрывается вихрем невесомых пёрышек — девушка приподнимается, упёршись ему в живот, чтобы тут же неощутимо прижаться всей грудью. — Привет, — выдыхает юноша ей в висок, чуть склонив голову, и слепо нашаривает губами её зардевшуюся скулу. А когда вздёргивает голову, в глазах его пляшут осколки полыхающего драгоценного неба — будто прогорает изнутри, чадя пахучим дымом, любовь. И Лолита смеётся, поджимая под себя заледеневшие ноги и зарываясь носом в его вздымающуюся широкую грудь, пропечённую ветрами до матового загара. Нечто незримое и ширящееся шелковистой и послушной волной баюкает в груди застарелой колыбельной — счастье горчит на их прижатых друг к другу губах. Солнце всё-таки падает. И кажется, это совсем не страшно.