Великий реформатор

      В голову Мелькору, тронутую искажением на оба полушария, приходили хорошие, а порой и отличные идеи вроде способов изощренных пыток. Но иногда Бауглир такое придумывал, что хотелось варгом выть.       На очередном послеобеденном собрании все начиналось как обычно. Готмог извлекал острой палочкой залежи между зубами. Тхурингветиль усердно конспектировала речь темного вала, изредка прося: «Будьте добры, помедленнее – я записываю». Саурон под прикрытием столешницы на коленях листал новый выпуск «Vogue», прикидывая: покрасить длинные волосы в технике омбре или сделать каре. Хотелось и того, и другого. Правда, стричь бережно отращиваемую шевелюру было жалко. «Вот уж поистине важный вопрос, чем мелькоровы бла-бла – я самый классный, злой и красивый», – думал Гортхаур, тихонько напевая: «Цвет настроения синий…»       – …Референдум устраивать не будем, вы все равно не поймете суть. Да и демократии у нас нет, – тем временем вещал Бауглир. – Короче, закону о назначении пенсий быть.       Он на манер молотка судьи шарахнул Грондом по подлокотнику трона, напоминая Хрущева, колотившего ботинком по трибуне.       – Че? – спросил главный балрог, прервав поиски полезных и не очень ископаемых. – Че за пенсии?       – Слушать надо было! – рявкнул Бауглир.       – Вот, вот, почитай, – Тхури торопливо сунула Готмогу свои записи.       – Да я, это, не умею, – ничуть не смущенный отсутствием знаний балрог лапищей отодвинул тетрадку с радужными пони и единорожками. – Я извиняюсь, ваше темнейшество, можно ли повторить?       – Гортхаур повторит. Так ведь? – Мелькор окликнул Саурона, забывшего, что он на совещании, а не у себя в спальне, и внаглую читавшего глянцевый журнал.       – А? Что? Кто? – очухался темный майа.       – Дракон в пальто! Безответственные балбесы! Ленивые негодяи! Я тут распинаюсь, а они свои делишки делают! – рассвирепел Бауглир. – Всем по сотне плетей выпишу! Навоз чистить пойдете! Заставлю песни Монеточки сутками слушать!       – Я ответственная, записываю за вами, – пискнула Тхури.       – Вот тебе дам большую пенсию. А им – минималку! – непонятно для Гортхаура и балрога выразился Мелькор. Покидая тронный зал, он попутно схватил со стола журнал темного майа, смял его и мстительно кинул получившийся комок на пол.       – Обалдел?! – возмутился Саурон, склоняющийся все-таки к омбре. – Я ща весь борщ в сортир вылью! Чего жрать станешь?       Журнал сразу же распрямился и прилетел обратно к Гортхауру, затаившему на босса обиду. Стараешься ради него, супы варишь, орков строишь… А он только рычит и чушь всякую в законы сует.       Тем не менее, невзирая на непонимания, закон вступил в силу. Теперь раз в месяц Бауглир выплачивал каждому пенсию за выслугу лет в злодейской профессии. Как и было обещано, Тхурингветиль получала приличное количество монет, а балрог и темный майа – по десять штук. Плюнув на закидоны начальства, они проиграли пенсии в кости. Да и вообще зачем им деньги, когда можно силой забрать что угодно у кого угодно?       Дальше наступили цветочки, намекая о скорых и ужасных ягодках. Мелькор установил ежемесячные платежи за еду, воду, свет и канализацию. Тхури исправно оплачивала свою долю, у Саурона и Готмога в карманах было пусто. Махнуть рукой на бредовые траты не получилось – есть двум пенсионерам не давали и запретили пользоваться благами цивилизации. Пожалев соратников, Тхурингветиль тайком отсыпала им по десять монеток до следующей пенсии. Дабы не питаться черте чем и сидеть в теплом туалете, а не бегать в ночной холод за угол замка, Готмог внес деньги за кормежку и коммуналку.       Саурон же, не желавший подчиняться режиму, перековал золото в буквы и ночью разложил еще теплые «С», «У» и «К» (на «А» металла не хватило – Гортхаур не рассчитал, ибо ярость на Бауглира перекрывала кузнечные навыки при расчете материала) в зале. И чтобы все поняли, кому они адресованы, сделал из трех железных прутиков стрелку, указывавшую на трон.       На следующий день Гортхауру сообщили об урезании пенсии до пяти единиц. Вдобавок, пока Саурон варил борщ на кухне, Мелькор (а больше некому) сжег стопку журналов, нацарапал углем на светлых обоях «Сам такой!» и рассыпал кольца по всему замку. Темный майа, конечно, помнит, сколько «прелестей» было в его шкатулках. Однако попробуй найди колечки, запрятанные в щелях между камнями и в мышиных норах.       Голодная оппозиция ушла в подполье, лелея мысли о коварном плане по отмене закона.       Сбыться ему не удалось – Бауглир ввел новое постановление. Пенсионерам полагались льготы на сильно выросшие платежи, но при условии, чтобы рабочий стаж составлял столько-то лет. Что удивительно, у Тхури и балрога положенный стаж набежал, а Саурону не хватило каких-то трех лет!       – Как так?! – кричал Гортхаур от вопиющей несправедливости. – Откуда ты вообще стаж взял? Кто его считал-то? Где моя трудовая книжка или договор?!       Над ангбандскими порядками в лесах со смеху неистово покатывались Радагаст, его ежи и белки, в Арде издевательски смеялся Манвэ со своими подданными. Даже Саруман, бомжевавший по городам и весям, прислал сообщение по палантиру, что Мелькор – отличный реформатор. Однако от предложения вступить в ряды пенсионеров отказался, сославшись, что нынче ведет кочевую жизнь хиппи и деньги ему ни к чему: здесь поест, там заночует, еще где-то покурит. Словом, нет смысла платить за коммуналку.       Чтобы смыть позор и избавиться от участия в реформировании (Бауглир бы еще реновации ввел!), Гортхаур нашел действенный выход – смерть.       Ночью, пыхтя и стараясь не шуметь (шум запланирован на утро), темный майа приволок в тронный зал гроб, постелил себе удобную постель – не на досках же валяться, жестко – и лег. Затем вспомнил, что вид у него слишком цветущий для мертвеца, и сбегал за косметичкой Тхури, своровав ее у соратницы.       Бледный, с темными кругами под глазами и тусклыми, уже не золотистыми волосами, на которые не хватило пудры и пришлось наскоблить побелки, Саурон ждал своего смертного часа. Он же майа, ему многое подвластно. Надо сосредоточиться на самоуничтожении, сконцентрироваться…       – Вот ведь скотина, – выдохнул Гортхаур. И это стало его последними словами.

***

      Гроб посреди помещения смутит любого. И Мелькор не стал исключением, от дверей с подозрением косясь на домовину из полированного красного дерева с серебряными коваными ручками.       Знакомый орнамент.       «Да это же сауронов любимый!» – опознал Бауглир и бросился к гробу.       Лежавший на спине Гортхаур выглядел ужасно.       «И зачем он так наштукатурился? Пудра осыпалась, тени потекли...», – темный вала хлопал глазами, никак не понимая, что это реальность – его верный последователь умер.       В скрещенных руках Саурона белела бумажка.       Осторожно ее вынув, Мелькор прочитал: «Наш мир сопротивления почил…»* и обомлел. Это он из-за пенсионной реформы откинулся…       – Сау, – по-глупому позвал Бауглир. Разве же покойник ответит? – Ты, правда, помер? Не прикалываешься?       И дыхания вроде нет.       – На кого ты меня броси-и-ил?.. – заголосил темный вала, рывком припав к гробу и сдвинув его с места, отчего с Гортхаура слетели остатки пудры. – На этих охламонов? Да они ж борщи варить не умеют! И за собой, как ты, не ухаживают! Саушка, ну зачем ты так сделал? Сказал бы, что не нравится реформа. Я бы отменил!       – Не нравится… – прошелестело по залу.       – Отменяю на фиг! – воскликнул Мелькор, подчинившись слуховым галлюцинациям.       – О, супер! – воскресший Саурон сел в гробу, как гоголевская панночка, с благодарностью похлопал начальника по плечу и блаженно лег обратно.       Со смертью не получилось, зато закон отменился. Это ли не праздник для бывшего пенсионера?