пожарище

слушай, как пишется, как бурлит, грохочет, рычит Везувием, смотри, как мною застыл мегалит, вмозолив глаза в безумие, я лаю, лаю в ответ любому, под ноги, в спину ли, в лоб ли… …а мне бы писать про цветочный омут, про женское, мягкое, тёплое, про улицу с грушами и корчмой в июнь разговеться рифмами — а выходит рваное, сволочное, оспяное, чумное, тифное! — плюхнется, мокрое, голый слизень, чавкнет жижистой гущей — какому Гофману в психотическом кризе выдумался ты, проклятущий? вытащу, выжгу, вырву под корень, бумагу подставлю рисово — и в ящик его уложу, упокою, тёпленький, свеженаписанный — и к матери в гости, устав до оскомы, в глазах её любящий жар ища — а чёрт тебе! чёрт! ни мамы, ни дома — кругом сплошное пожарище! в глазах — синяки, в волосах — помои, подскулья скалятся рифами: куда ни рванёшься, — везде оспяное, чумное, болотное, тифное! не хватит такого словить и скомкать всего моего здоровьища — какому Гофману в наркотической ломке прибредился ты, чудовище? …исчезнет, вёрткой строкой блеснув, дурное, хлёсткое, жгучее, а мне не сдаться и не уснуть — и вот: остаюсь домучивать. и вою, пока не охрипну вкрай, и хнычу потухшей Этной — и лаю, пока не услышат лай во всех уголках планеты.