Eridanus

У Акааши под веками звёздная пыль. У Акааши где-то с обратной стороны рёбер, словно исписанные ангельскими рунами, вырисовываются созвездия. Вселенная переворачивается перед глазами, вокруг пляшут планеты. Акааши в своей вселенной, открывает следующий Млечный Путь, скользит по нему с помощью свежего воздуха, потоки которого обдувают оголённые плечи. Акааши не знает, что происходит, но оно здесь, прямо в этой комнате, совсем рядом. Акааши вытягивает руку и хватает – кажется, комету за хвост. Сквозь пальцы сыпятся осколки стеклянного дождя, который льёт не прерываясь где-то на соседней планете. Но это совершенно не больно. Нет царапин, крови. Чужие пальцы переплетаются с собственными и, кажется, парад планет сбивается, начинает кружиться в голове, а звёзды стремительно падают внутри грудной клетки. Бокуто хохочет, со всей дури хлопая Льва по лицу подушкой, а тот, оступившись, сбивает ногой банку пива Яку. Кенма устало вздыхает со своего места в кресле, расслабленно почёсывая кота хозяина дома. Кажется, сейчас наступит третья мировая, потому что Яку угрожает замотать Льва в этот ковёр, подлить бензином и сжечь, но Акааши нет до этого дела. Акааши нет дела ни до чего происходящего и одновременно он утопает во всём. Акааши просто в космосе. – Ты же, вроде бы, не пил, мм? И теперь космос снова растекается в Акааши. Потолок – прожектор крутит звёздное небо в полумраке, стена – подсветка полки сменяется разными мягкими цветами неона. Ковёр – ворсистый, мягкий, в нём хочется утонуть. Но тонет Акааши в жидком янтаре и расширенных зрачках, когда поворачивает голову набок. Куроо шально улыбается, чуть сжимает пальцы Кейджи своими и разглядывает его лицо так внимательно, будто старается запомнить каждую мельчайшую деталь. – Нет, но, – Акааши выдыхает, плавно отводит взгляд куда-то на потолок – в свою галактику, – я сейчас чувствую себя таким... – Живым? – Куроо бессовестно угадывает. Перебивает, обрывает мысль, но это кажется чем-то таким завершённым, что Акааши выворачивает наизнанку от их взаимопонимания. А ведь совсем недавно казалось, что Куроо Тетсуро – самый невыносимый и невозможный. – Живым, – шепчет на выдохе Кейджи, разрывая лёгкие до предела, царапая изнутри стеклянным дождём. Затем снова вдыхает – до предела, до чёрных дыр перед глазами. Пальцы Куроо скользят выше – к запястью, едва касаясь, немного щекоча нежную кожу на внутренней стороне кисти. Мозолистые от мяча и гитарных струн подушечки ощупывают пульс. Кейджи немного задыхается и, кажется, сможет снова дышать одним только Куроо рядом. – Я слишком сильно хочу выпить и творить глупости. – Разве тебе обязательно для этого пить? – Тетсуро. – Кейджи. Акааши хрюкает со смешком и Куроо нежно мурлычет где-то совсем рядом с щекой. – Прекрати. – Они играют. И правда – Акааши смотрит в сторону телевизора и приставки. Бокуто и Ямамото сидят в креслах-мешках, рубятся во что-то наподобие Mortal Combat, Лев постоянно кричит, пытаясь комментировать игру и явно желая тоже получить возможность сыграть пару раундов против сенпаев, потому что Яку следующий на очереди. Кенма, постоянно выигрывающий у всех в первых десяти раундах, теперь преспокойно втыкает в свою консоль, пока пушистый Куми довольно спит клубочком на его животе. Северное сияние отражается в глазах Куроо, когда Акааши снова поворачивает голову. – Ты говорил, что твоя мама уехала к родственникам на Окинаву, – Красные Гиганты стучат в висках и дыхание сбивается, когда Кейджи чувствует горячие влажные губы где-то в районе линии челюсти, плавно сползающие к шее. – Мм, да, – в голосе Куроо слышна довольная хитрая ухмылка. – Хочешь остаться у меня? – Бокуто-сан тоже. Куроо моргает и на секунду отрывается от шеи Акааши. Затем переводит взгляд в сторону широкой спины и торчащих выбеленных волос. – Йо, бро! – Бро? – Бокуто даже не отрывается от джойстика, но мгновенно реагирует на голос Куроо. – Ты хотел остаться у меня? Акааши бы посмеялся с того, как взволнованно и с почти нескрываемой досадой звучит голос Куроо, но, если честно, испытывает примерно идентичные чувства. Однако, ответ Бокуто вызывает облегчённый выдох: – Не, братан, я видел, как ты сегодня презервативы на кассе брал. Я, может быть, и идиот, но не тупой! – и Котаро заливисто ржёт со своего же остроумия, отчего тут же проигрывает раунд и ошеломлённо вскрикивает. – Эй! Так не честно! Дальше Акааши уже не слушает, только сердито глядит на Куроо, а когда тот виновато улыбается, Кейджи обречённо закатывает глаза. – То есть, моя судьба была предопределена заранее? – А то. – Почему ты такой придурок? – А почему ты такой сюсик-пусик? Акааши фыркает и отпихивается от Куроо, лезущего зачмокать его лицо, не удерживается от смешка, когда Тетсуро корчит рожу и начинает кусаться. – Так, эй, вы, оба, брачный период свой будете устраивать у Куроо дома, – Яку, внезапно (нет) запаливший это безобразие, машет лапчонками куда-то в сторону Куроо с Акааши. И время-то уже, по сути, позднее. А у Акааши метеориты летят по венам, как капсулы в вакууме, потому что Куроо наконец-то поворачивает его к себе за подбородок и коротко целует, будто обещая, что скоро они обязательно продолжат сходить с ума. Около полуночи Кейджи находит себя идущего по улице в ветровке Куроо. Звёзды всё так же светят над головой, мир не перевернулся и не взорвался, но что-то снова рассыпается на мириады разноцветных параллельных вселенных, когда Тетсуро берёт руку Кейджи в свою, чуть ускоряя шаг. Потому что – вот он, дом Куроо. – Я скучал, – выдыхает Тетсуро, как только они вваливаются в коридор. Он тихонько пыхтит, закрывая дверь ключом, кое-как попадает колечком на крючок ключницы и, даже не включая свет, прижимает Акааши к стене. Искры в глазах Куроо пляшут неоновыми точками, словно звёзды, и Кейджи соединяет их в созвездие – вот Орион, Кассиопея, даже незаметный Эридан становится заметным, а всполохи становятся ясными под собственными веками, когда Тетсуро припадает губами к пульсу на шее. Акааши иногда в очередной раз забывает как дышать, а когда вспоминает, кажется, будто и не дышал вовсе до появления Куроо рядом. И ему не представляется, каково будет, когда они снова рассоединятся из этого слитого клубка разгорячённых тел, когда станут обратно двумя организмами, функционирующими отдельно друг от друга. Куроо слишком хорошо успел изучить своего парня за то не особо продолжительное время, что они встречаются, поэтому хватает всего нескольких действий, чтоб завести Кейджи. Акааши шипит, уворачивается, пытается избежать прикосновений, если они в неудобном месте или обстоятельства не позволяют спокойно продолжить, однако, однажды у Куроо получилось. Кейджи до сих пор сгорает со стыда, когда вспоминает, как Тетсуро прикрывал его рот ладонью и рвано тихо двигался сзади во время ночёвки у Бокуто. Тот, вообще-то, дрых в соседней комнате. Конечно, Акааши бы мог воспротивиться, однако... да кого он обманывает? Кейджи семнадцать. Пубертатный период берёт своё. Акааши такой же подросток с такими же потребностями и влюблённостью, вставляющей ножики-бабочки прямо в живот, как и Куроо. Они оба хотят одного и того же – друг друга. И в какой-то момент Кейджи понимает, что может назвать весь процесс не просто "секс", а "занятие любовью". И это греет, растекается теплом в груди, лопается пузырьками шампанского на языке и искрит-искрит-искрит. Под веками, на рёбрах. – У тебя в глазах планеты взрываются, – шепчет Кейджи, лёжа рядом в кровати, пока Куроо перебирает мягкие завитки его непослушных кудряшек, что, взмокнув, завились ещё сильнее. Куроо на секунду отрывается от своего занятия и переводит взгляд на Акааши. Улыбается, тянется и целует. – Ты – моя вселенная, Кейджи, – усмешка Куроо переходит на губы Акааши. – Тетсу? – Мм? – Давай откроем свою планету. – Звучит заманчиво. Я в деле. И на этой самой планете сейчас не существует ещё ничего – только два пьяных своей любовью подростка в кровати, каждое прикосновение и движение разделённое в двух телах на одно, слитое, разгорячённое. Чувственный шёпот, потому что в голове сидит неосознанный страх, будто наступающий рассвет сможет подслушать их большую тайну, украсть их большую любовь. И это там, в том же месте, где крутятся вселенные, где придумывается новый Млечный Путь. Где выдох, срывающийся с губ, ловится другими. И Эридан в глазах напротив кажется самым заметным и ярким.