movies, flowers

Уютнее всего Зейн Малик чувствовал себя в магазинах дисков, поэтому, когда ему вдруг предложили работу в местном магазинчике, он согласился, не раздумывая лишней минуты. Сначала он работал на полставки, а потом, когда хозяин магазина увидел, с каким рвением Малик раскладывает диски по стеллажам, пересчитывает товар и приводит в порядок рабочее место, переложил на него всю работу, чуть повысив зарплату. Зейну всегда хотелось иметь отношение к кинокартинам. Конечно, не в качестве актёра — от природы Малик был стеснительным и неуютно чувствовал себя на сцене, когда ему вдруг доставалась роль в школьном спектакле. Режиссером, конечно, Зейн бы тоже не стал — ему не нравилось кричать на людей, а природная рассеянность была слабым помощником в руководстве таким сложным процессом, как снятие фильма. Пожалуй, Малик возлагал большие надежды на написание сценария, хотя и прекрасно понимал, что это ни к чему не приведет. Для того, чтобы хорошо писать, нужно много читать, а Зейну всегда больше нравилось наблюдать за видеорядом. А вот стать кинокритиком, пожалуй, было даже не очень сложно. У Зейна сложился определенный вкус, он мог отделить откровенно плохое кино от хорошего, и ему иногда нравилось делиться своим мнением со знакомыми. Впрочем, работать в магазине дисков тоже было приятно. Плотная дверь ограждала его от назойливого шума улицы, которая всегда казалась ему враждебной, в зале играла негромкая музыка по его вкусу, а сам он мог целыми днями смотреть фильмы с помощью маленького телевизора, сидя за прилавком. Конечно, этим он занимался лишь время от времени, потому что в магазине было полно работы. Зал делился на несколько секторов, за которыми нужно было внимательно следить. Большая часть была выделена под кинофильмы и мультипликацию, маленький отдел занимали игры — либо свежие новинки, либо ветхое ретро и совсем уж небольшой стеллаж был выделен под музыку и видеоклипы. Обычно хозяин магазина навешивал эти диски впридачу или устраивал распродажу, чтобы они не пылились слишком долго. Самый большой сектор также делился на части. Фантастика, приключения и боевики занимали большую часть, потом шли ужасы, триллеры, детективы и вестерны, ровно столько же места уходило под драмы и мелодрамы, комедии и детские фильмы. Чуть меньше внимания получали исторические фильмы, биографии, военное, спортивное, научное и документальное кино. В последнее время хозяин расширил стеллаж мюзиклов, добавил реалити-шоу и, к внутреннему смятению Зейна, отдел с эротикой, куда запретил пускать детей. Еще кино разделялось по странам, поджанрам и режиссерам, в зависимости от того, какие сложности вызывала попытка всё систематизировать, а куда деть фильмы вроде «Секрет», хозяин и сам не знал. У самого входа была красочная стойка с новинками и лидерами продаж, а за ней огромная железная корзина, где лежали фильмы, которые никто не покупал или, по той или иной причине, бракованные диски, которые можно было купить по дешевке. Зейн их жалел и в тайне от хозяина раскладывал по-красивее, всегда внутренне радуясь, когда кто-то забирал диск-изгой домой. У него даже была мысль нарисовать красочный плакат, привлекающий внимание к дискам-аутсайдерам, но планы резко изменились. Всё началось в тот день, когда этот парень впервые появился в магазине. Его звали Лиам, Лиам Пейн, но об этом Зейн узнал не сразу. Он как раз смотрел «Поющие под дождем», когда этот парень появился в магазине. Малик поставил фильм на паузу и захотел помочь посетителю, но Лиам остановил его, сообщив, что желает просто побродить и посмотреть, что придется ему по вкусу. Зейн остался за прилавком, но не включил фильм, а затаился, как мышь в стоге сена, наблюдая за покупателем. Он был первым за последние два часа. Ассортимент Лиам изучал внимательно, периодически останавливаясь у очередного стенда и сосредоточенно рассматривая аннотацию. Зейну было ужасно интересно, какая именно коробочка на этот раз привлекла внимание посетителя, но со своего места ему было не видно, а начать вдруг убирать в зале было бы каким-то глупым и импульсивным решением. Так что Малик просто смотрел, ожидая, пока посетитель найдет то, что нужно. Наконец, он остановился у железной корзины, где опять царил беспорядок, и с интересом заглянул в нее. После последнего посетителя от системы, выработанной Маликом, и следа не осталось. Только Хаос, знакомый людям с истории первобытных времен. – Ого, сколько классического кино, – вслух проговорил посетитель, наклоняясь поближе, чтобы рассмотреть содержимое. – «Бульвар Сансет»? – удивился он. – А это как здесь оказалось? – Хозяин магазина отправил его в категорию «старье», – ответил Зейн тогда, чуть осмелев из-за того, что посетитель с ним заговорил. – Как и всё остальное, что есть в корзине. Сейчас больше в цене другое кино. – Ты не хозяин? – уточнил покупатель. Его внимательные карие глаза, похожие на туманность Ориона, быстро скользнули по всей фигуре Зейна, словно оценивая, мог он быть владельцем магазина или не мог. Зейн медленно покачал головой. Он слышал тревожный звон, когда мотал головой в разные стороны. Так бывало всегда, потому что кровь шумела в ушах, но на этот раз почему-то громче, как будто Зейн слушал звук моря в раковине. – Я сначала мюзикл смотрел, – дружелюбно поделился Лиам, останавливаясь у кассы. Когда он протянул карту, чтобы расплатиться, Зейн узнал его имя и фамилию. – Я тоже, – ответил он, облизнув пересохшие губы. У него в груди собиралось что-то простудное. – Спасибо за покупку. Приходи еще. Вернуться к фильму в тот раз было не так просто. Во-первых, он даже не шел на ум, словно в раз перестал интересовать Зейна. Во-вторых, Малик действительно хотел, чтобы посетитель вернулся еще хоть раз, но не был уверен, что это случится снова. Похоже, Лиам не жил в этом районе, и это значило, что встреча оказалась случайной и единственной. Но Малик всё равно не мог выкинуть посетителя из головы. Ни его глаза кофейного оттенка, ни волосы, напоминающие взъерошенные орлиные перья, ни мягкая задумчивая улыбка, с которой он прогуливался по залу. Такой неспешный, неторопливый... Лиам знал, как нужно вести себя в магазине дисков. Это место было не для суеты, оно сохраняло неспешность своего родителя, магазина кассет. Зейн еще не жил здесь тогда, но там, где прошло его детство, такой магазинчик тоже имелся. И Малик по нему скучал. После ухода посетителя, Зейн чувствовал себя странно. Никак не мог выкинуть его из головы, а в груди нарастала тяжесть. Сначала она казалась даже трепетной, но Зейну казалось, что в ней есть что-то неестественное. Малик не сразу понял, что к чему. Только в пять утра, когда он лежал на кровати с бессонницей, ему вдруг стало совсем тяжело дышать, и он кашлянул в ладони парой-тройкой свежих зеленых листочков и крошечным розовым лепестком. Некоторое время Зейн удивленно смотрел на свежие листочки в своей руке и одинокий розовый лепесток, пытаясь понять, что происходит. Любовный недуг. У Малика не было знакомых, которые бы пережили такое, но у знакомых его знакомых... кажется, там пришлось делать операцию. Малик пытался представить, как бы он жил, не чувствуя, но не мог. Это было слишком страшно. Зейн смог задремать, а когда проснулся, ему показалось, что всё это сон. Он не нашел листочки и решил, что случившееся ему привиделось. Правда, в груди всё еще было тяжело, но Малик списал это на легкую простуду. Он знал, что больше никогда не увидит Лиама Пейна, и ему было грустно, потому что посетитель понравился ему. Что-то выделяло этого парня среди всех, кто приходил в магазин. Но Лиам Пейн приходил. Приходил часто и иногда спрашивал у него советы. Зейн готовился. Он знал, что этот посетитель приходит во второй половине дня, и к тому времени обычно уже приводил зал в порядок. И внутренне всегда ждал, что вот-вот появится Лиам, поздоровается и пройдет в зал или сразу направится к кассе, чтобы получить помощь продавца-консультанта. Даже фильмы смотреть было уже не так интересно, как ждать Лиама и его новых просьб. – Мне сегодня нужно про танцы, – сказал Лиам, появившись у кассы. – Только хороший. С приятной музыкой. Зейн с готовностью вынырнул из-за прилавка. От радости его сердце стучало, словно крохотная детская ручка дверным молоточком, но что-то мешало ей, а что — тяжело было понять. Зейн не чихал и не кашлял. И, конечно, по-настоящему не болел, иначе бы температура уже давно поднялась. Исподтишка рассматривая клиента, Зейн задумчиво присел у нужного стеллажа. – Вот, – Зейн встал перед ним и протянул ему нужный диск. – «Лихорадка субботнего вечера». Думаю, это то, что нужно, – Малик улыбнулся. – Никогда бы не подумал, что ты любишь танцы. – О, я просто как-то раньше не думал, решил познакомиться с жанром за компанию, – сказал Лиам. – Это для Никки, – добавил он, будто Зейну это должно было что-то объяснить. Малик замер, улыбка застыла на его губах и выглядела теперь также неестественно, как маска клоуна Пеннивайза. Девушка. Конечно, у такого парня, как Лиам Пейн есть девушка, это очевидное дело. И те прекрасные мелодрамы и увлекательные боевики они смотрели вместе. Для неё он брал исторические документалки и сам иногда смотрел их за компанию, своевременно задавая вопросы. – Вот как, – протянул Зейн, стараясь звучать дружелюбно. Всё-таки Лиам не виноват, что он размечтался и... влюбился? Какие глупости. Увлекся. Просто увлекся. – Ей понравится. – Мы будем вместе смотреть, – поведал Лиам довольным голосом. Он явно был рад перспективе посмотреть со своей девушкой хороший фильм. Зейну он доверял. – Я давно хотел... Лиам говорил что-то еще, долго и дружелюбно, но Зейн никак не мог сосредоточиться. Ему было больно из-за того, что фильм, который он выбирал исключительно для Лиама, Пейн будет смотреть не один. В его голове они должны были смотреть фильм вместе. Теперь можно было и не скрывать от себя, что он думал об этом... иногда. Ожидая появления чека, Зейн рассматривал красивое лицо, туманности Ориона, скользящие от него по прилавку и обратно, ресницы, похожие на еловые верхушки, и думал, что всё потеряно. Так много мечт, в которых он даже не признавался себе, а теперь можно забыть обо всём. Руки машинально запаковали диск в пакетик и придвинули поближе к Лиаму. Забирай, забирай вместе с сердцем. – Приятного просмотра, – еле слышно проговорил Зейн, провожая Лиама взглядом. Когда он вышел из магазина, Малик тут же закашлялся цветочными лепестками, вцепившись в прилавок, чтобы не упасть. Нет, не розы это были, а мальвы, и Зейн понимал, почему. Мечта скончалась еще в зародыше — Лиам бы никогда его не полюбил, никогда. С лепестками на пол капали слезы, и Зейн надеялся, это от того, что он задыхается. Не из-за разбитого сердца. Размышляя о походе к врачу, Зейн всё больше грустил. Он чувствовал, как внутри растут цветы, медленно приближаются к горлу, мешая дышать. Лиам его не полюбит, они даже никогда не разговаривали. И еще у него есть девушка, которая, похоже, слишком сильно нравится Пейну, чтобы он даже посмотрел в его сторону. По крайней мере, он был счастлив, и никогда не заразится любовным недугом. Было бы неприятно, если бы Пейн задыхался также, как он. Зейн не стал брать отпуск, не попросил больничный, не сообщил хозяину магазина, что может умереть в любую минуту. Он решил игнорировать кашель и падающие изо рта лепестки так долго, как только можно. Это было больно, но Малик не хотел переставать чувствовать. Если это любовь, любовь с первого взгляда, то он хотел любить до последнего вздоха. Отчаянью не было места в его сердце, но рядом с ним, во всей груди, царствовала едкая, словно густой дым, боль. И она увеличилась в размере, как мерзкая медуза, когда Лиам зашел в магазин под локоть с миловидной особой, которую Зейн сразу же узнал. Сомнений быть не могло, это та самая девушка, для которой Лиам выбирал диски так скрупулезно. Никола, как успел вспомнить Зейн. – Здесь действительно очень мило, как ты и говорил, – сказала она, с интересом оглядываясь. Лиам всё еще держал её за руку, и Зейну казалось, будто его режут заживо. Без ножа. – Здравствуй, Зейн. «Бейджик», – с грустью подумал Зейн, коснувшись своей груди, но всё-таки улыбнулся. Сквозь боль и тяжелое дыхание, так только он умел на этом свете. По крайней мере, ему хотелось хоть в чем-то быть особенным. – Добрый день, – вежливо сказал он, выходя из-за прилавка. Малик чувствовал, как мальва тяжело оплетает легкие, препятствуя дыханию. Легкие болезненно прокалывали шипы, розы там тоже были. – Я чем-то могу помочь? – Лиам говорит, что ты всё можешь. Удиви нас, – улыбнулась она. – Дай нам что-то увлекательное, ностальгическое. Зейну хотелось бы её возненавидеть, внести её в список личных врагов, но девушка казалась милой и абсолютно замечательной. Она выглядела старше своих лет, если, конечно, Никола не была старше Лиама в действительности. Зейна душила не зависть, а цветы, приближающиеся к горлу. – Можно взять Парк Юрского Периода, – заметил Лиам, поглядывая на стенд с фантастикой. Недавно его пополнили новыми фильмами, и Зейн своими руками расклеивал ценники. Мокбастеры специально убрал подальше, чтобы никто не ошибся и не посмотрел «Акулий торнадо». – Вряд ли он подходит под критерий «увлекательный», – слабо улыбнулся Зейн, пытаясь найти нужный диск. Краем глаза он привычно поглядывал на Лиама, против воли наслаждаясь чувственным профилем. Пейн выглядел со своей девушкой естественно и правильно. Ему было комфортно рядом с ней, словно он провёл с ней всю жизнь. Так, наверное, никогда бы не привлек его Зейн. В груди болезненно зачесалось. – Жестко, – проговорил Лиам, явно заинтересовавшись. – В самое сердце. Я же буквально обожал его. – Я тоже, – Зейн улыбнулся. – Но мы должны уметь признавать свое поражение: ты привязан к нему из чувства ностальгии. Компьютерная графика на момент выхода была великолепной, это было нечто новое в кинематографе, – Зейн мечтательно вздохнул. – Но фильм слабый. Я дам Вам «Мумию», – заключил он, вытаскивая нужный фильм. Каждый раз, когда он его видел, ему хотелось ласково, словно котенка, погладить коробочку по корпусу, передавая самые нежные чувства. Впрочем, у Малика так было со многими фильмами от «Universal», особенно с самыми первыми. С них началась его нежная любовь к кино. – Мне нравился этот фильм, – сказала Никки, улыбнувшись. – Я люблю Фрэйзера. Хотя меня и разочаровала «Обезьянья кость». – Боже упаси, нет, – ответил Зейн, бросив на нее быстрый взгляд, и великодушно продемонстрировал диск. – Здесь снялся Борис Карлофф. Оригинал, – добавил он, всё-таки позволив себе погладить коробочку. – Черно-белое, – проговорил Лиам, рассматривая диск из рук продавца. Зейн всё еще не мог выпустить его, потому что, несмотря на боль, ему хотелось показать Лиаму и его девушке что-то удивительное и интересное. В конце-концов, они с большой благодарностью относились к его советам, пусть Малик и не знал, что помогает не одному человеку, а двум. – Классическое, – торжественно поправил Малик, игнорируя боль в груди. – Продолжает наследие «Дракулы» и «Франкенштейна». Лиам и его девушка синхронно восхитились. Зейн уже давно заметил, что, когда дело касается классики, люди почему-то почти всегда пропускают «Мумию». Они могут даже видеть «Ворона» и «Призрака оперы», не зная, что эти фильмы имеют отношения к обожаемой вселенной. Провожая взглядом любимого клиента, Зейн только надеялся, что он оценит классику по достоинству. Когда они покинули зал, Малик закашлялся и уронил на пол целый бутон. Держа в руке розу, еще теплую, но уже вполне большую, Зейн думал, что ему осталось недолго. Она еще не расцвела, но ощутимо мешала дышать. Вечером Малик закашлялся мальвами и еще долго лежал, сосредоточенно рассматривая белеющий потолок. Он думал, что любит, и чем больше Зейн повторял слово «люблю», тем больнее ему было. Но и не думать о Лиаме он не мог. Ему хотелось знать, понравился ли Пейну фильм, оценила ли его девушка, будет ли он счастлив, когда некому больше будет советовать ему новые фильмы. Ему хотелось попрощаться с магазинчиком, оставить что-то приятное хозяину, поэтому он нарисовал открытку. Малик стилизованно обозначил себя, старика-владельца, магазинчик на заднем плане и мальвы. Много мальв. Пусть хоть кто-то на свете знает, что убила его именно любовь. Лиам пришел уже на следующий день — застал его врасплох, когда Зейн слишком увлеченно смотрел фильм по маленькому телевизору. Пейн тяжело покашлял, обозначая свое присутствие, и Малик вскинул голову, удивленно узнавая посетителя. Обычно Лиам приходил хотя бы через день, ближе к вечеру. – Я могу чем-то... – Можешь, – мягко проговорил Лиам. Зейн заинтересованно вскинул брови. – Я тут подумал, может, посмотрим фильм вместе? Мне хотелось бы поглядеть что-то интересное в приятной компании, – добавил он, улыбнувшись. Недоумение поскреблось в голову Малика навязчивой кошкой. Розы и мальвы в груди спутались, как вьюны. Дышать стало так тяжело, как никогда раньше, и Зейн понял, что ему осталось недолго. Невзаимная любовь с туманностями Ориона вместо глаз убьет его, если не сегодня, то завтра. – А девушка? – глупо спросил Зейн, едва слыша свой голос. Кажется, говорить мешали лепестки. – Какая девушка? – спросил Лиам. Он очень правдоподобно сыграл удивление, словно действительно ничего не понял. Зейн ему почти поверил. – Твоя, – уточнил Малик. – Вчера ты пришел... – Это сестра, – перебил Пейн. Зейн удивленно моргнул, в грудь пронзила шаровая молния, разрывая на части. Он был, как русалочка, которая чувствовала, что скоро станет морской пеной. – У меня нет девушки. – Подожди снаружи, я возьму диск и закрою магазин, – быстро сказал Малик. Не то чтобы Зейн планировал это с самого начала или держал его на всякий случай, просто, как хороший продавец, знал, где он лежит. По выходным хозяин разрешал закрывать магазин после полудня, но Малик редко это делал, а сейчас... владелец бы его понял. Зейну было необходимо посмотреть с Лиамом фильм. Возможно, это был его последний шанс. Самый последний в жизни. Оказалось, что Зейн ошибся, и Лиам жил недалеко. Он снимал двухэтажную квартиру неподалеку. Точнее, последний этаж для кухни, ванной и гостиной и мансарду для спальни. Места было немного, но Зейну показалось, что уютнее уголка на свете нет. Если не считать легкого беспорядка в виде разбросанных дисков и комиксов, у Лиама было очень чисто и мило. Маленький телевизор стоял на небольшом столике, и Лиам предложил Зейну сесть на кровать, но Малику было удобно и на полу. Он уже понял, что Лиам обычно смотрел фильмы именно на полу — всё вокруг было уютно разложено, чтобы наслаждаться просмотром с такого ракурса. Зейн принес «Далёкую страну». Она всегда ему нравилась, как и молодой Круз. Лиам никак не обругал его фильм и с довольным видом присел рядом, слегка касаясь его плеча своим плечом. Он предложил закуски, но Зейну не хотелось есть. Ему нравилось чувствовать Лиама рядом, и он опустил голову на его плечо почти сразу. Пейн никак его не подвинул. Зейну было тепло, он почти не чувствовал цветы в своей груди. Смотреть фильм с Лиамом было совсем не тем же самым, что смотреть в одиночку. Зейн ждал его реакции и наслаждался сам. Ему было тепло, и он надеялся, что Пейну тепло тоже. Чувства удвоились. Но так и бывало, когда один человек любил другого всем сердцем. После этого обычно на душе расцветали цветы. Или в груди. Любовный недуг. Самый приятный на свете. «Я знаю одно. Джозеф любит Шеннон», – здесь Зейн уже смаргивал слезы, хотя и знал, что закончится всё хорошо, совместным размещением флага. Он быстро взглянул на Лиама, боясь, что он сочтет его слишком впечатлительным, но Пейн не смеялся над ним. – Ты такой, – Лиам облизал губы. Пошли титры, и он смотрел только на Зейна. – Ты милый. Розы царапнулись близко к горлу. Он мог бы умереть сейчас, и умер бы счастливым, потому что показал Лиаму почти всё, что хотел. Почти каждый фильм, который был ему дорог и близок. – Мне нужно, – Зейн мог бы поцеловать его прямо в эту секунду, но было тяжело, и он опустил взгляд. – Я... просто не... позволь... Его рука опустилась на промежность Лиама, несильно сжала его, словно он сомневался, и невесомо погладила. Зейн слабо соображал, он не видел, что глаза Лиама уже затуманились, прямо как настоящая туманность Ориона, и Пейн готов был ему позволить любую глупость. Малик быстро расстегнул его ширинку, наклонился к твердеющему члену и коснулся его языком. Слабый выдох Лиама стал для него разрешением, Зейн взял его в рот, помогая себе рукой. Конечно, Лиам не помещался в него полностью, у Зейна не было опыта, он просто хотел его, и ему было жарко, словно они находились в печи. Малик только чувствовал, что чем сильнее он насаживается ртом на Пейна, тем тверже становится сам. Он ощущал себя живым, когда одевался на член своим чувствительным горлом. Рука Лиама опустилась на его голову, но почти сразу скользнула по щеке. – Зейн, я... Малик не слушал. Жар прокатился по телу волной, когда Зейн почувствовал во рту теплое семя. Он дышал тяжело, и никак не мог прийти в себя. Осознание поступка не шло на ум, и Зейн быстро посмотрел на Лиама, пытаясь понять, осуждает он его или нет. Может, он подумал, Зейн отсасывает всем, кто звал его смотреть фильмы? Щеки всё равно предательски запылали. Малик закашлялся, но не из-за того, о чем мог бы подумать Пейн. Он чувствовал, что остались считанные мгновения, прежде чем опутанная мальвой роза перекроет ему кислород. Лиам приподнял его лицо за подбородок. Мгновение рассматривал покрасневшее лицо, и его губы вдруг приблизились. Так стремительно, что у Зейна чуть сердце не разорвалось. Малик лишь податливо приоткрыл рот, позволяя себе насладиться поцелуем. Он почувствовал не только язык Лиама, но и цветочный привкус, смешавшийся со вкусом Пейна, всё еще ощущавшимся во рту. Языка Зейна коснулся цветочный лепесток, но не его собственный, а другой, незнакомый. Раньше, чем Зейн понял, что случилось, его болезненный цветок, уже почти выглянувший наружу, втянулся обратно и исчез, словно его и не было. Когда Лиам отстранился, он дышал намного легче, чем раньше. Его цветок тоже исчез.