…
Сколько времени прошло? Кажется, уже больше года, а сердце заходится словно впервые, и воспоминания давят неимоверно, и хочется стереть всё это, всю эту сказку, что наяву была и в которой жила так мало, предательски мало. И вот возвращается то чувство вины к своей беспомощности и невозможности вернуться в прошлое, чтобы хоть что-то изменить. Точнее, тот роковой день. А теперь, каждый раз приходя сюда, слезами пол пропитывается, и тишина отступает под натиском крика отчаяния, что изнутри рвётся наружу и, кажется, стены намеревается снести к чертям собачьим, дабы тело погребено осталось на месте том, где душа воспевала и радовалась к небесам возносясь. Ищет она то, что уже никогда найдено не будет. Теперь никогда пальцы холодные не коснутся кожи белоснежной, никогда более запах её на коже не останется. Никогда. Да и собственное тело ею давно не пахнет. Остается лишь засыпать в её любимой рубашке, что некогда накрывала плечи острые и старалась скрыть всё то, что губы давно уже изучили. Остаётся лишь плакать настолько громко, чтобы она услышала и непременно вернулась, сжала в кольце рук собственных и по привычке носом коснулась чувствительного места на плече, вскоре губами его накрывая и улыбаясь; чтобы сказала «всё пройдет» нежным бархатом голоса. Но это не произойдет. Нужно бы и забыть её, образ тот, с ума сводящий до дрожи в коленях, да вот не выходит. Каждый раз вспоминая, как вместе вечером гуляли по безлюдным улицам города, парку, резвясь подобно подросткам влюбленным. Кто-то скажет «сумасшедшие», но ведь это совершенно не важно. «Не вспоминай, какой она стеснительной была при первой встрече. Не вспоминай, как мечтала о детях, большом доме, верной собаке и счастливой жизни с тобой. Только не вспоминай», — кричит подсознание, а слезы уже по коже щек стекают, капая на руки бледные. Каково это, каждый раз просыпаться в холодном поту от кошмара и осознавать, что это не кошмар? Это жизнь. Жизнь без неё. И пройдет ещё несколько лет, а её силуэт более не появится на пороге квартиры глубокой ночью, не произнесёт «я не могу заснуть без тебя». Эгоистка, ушла, не оставив ничего взамен. А чувство тошноты к себе самому уже к горлу подбирается и перебивает всю боль, что окутала с головы до пят. Кажется, что всё тело — просто огромный шрам, что кровоточит и болит неимоверно; заставляет в судорогах сжиматься. Пройдёт время, забудется та улыбка и смех, что музыке подобен; прекрасное, обнажённое тело в белых простынях; взгляд янтарных глаз. Станет легче. А после останется лишь сидеть за старым фортепьяно и пальцами тонкими клавиши, пылью покрытые, перебирать, вспоминая ту самую мелодию, рвущую грудь изнутри на части. Мелодию любви, которую уже не вернуть.Часть 1
4 августа 2018 г. в 17:34
Тонкие пальчики ловко касаются пыльных клавиш фортепиано и тянут за собой мелодию, что боли и отчаяния полна; фальшива. К инструменту долго никто не притрагивался, и он позабыл тепло рук человеческих, пальцев тонких и длинных. Наверное, внутри того и мыши завестись смогли бы, но и тех нет.
Дом пуст. Окутан мраком и тишиною, что изнутри грудную клетку рвет на части и сердце заставляет заходиться, подобно состоянию после продолжительного бега. Вот-вот разорвётся. Забиты окна досками еловыми, из которых лишь гвозди торчат, что от времени заржавели; не пропускают солнечные лучи внутрь, дабы хоть немного наполнить заброшенное помещение спасательным светом. Да вот, только те отчаянно пытались пробиться через преграду и хотя бы лучиком озарить мрачную, старую комнату.
Вновь это паршивое чувство пустоты, что убивает медленно и мучительно, подвергая неимоверным пыткам и принося ту боль, что пережить не каждому дано. Вновь образ её. Воспоминания непрерывным потоком возрождаются, и образ, что холодными, снежными ночами согревал, оставляя приятные и такие нежные поцелуи на теле, заставляет на пол осесть. Ласковые «я люблю тебя» в шею, а ведь она выше и не дотягивалась — рост не позволял. Привычные и такие родные поцелуи по утрам с пожеланиями хорошего дня. Всё подобно кому в горле, что удушает неимоверно; проглотить нельзя.