И тебя я тоже не люблю

Поначалу она всего лишь была девушкой его брата, которую Элайджа тщательно скрывал от Никлауса. И Кол не выдал его маленький секрет (а так хотелось), потому что с ней ему было весело. Кэтрин любила расписывать белоснежную стену особняка кровавыми узорами, которые красной нитью — следами от перепачканных пальцев — скользили по колоннам, или устраивать вечеринку, а потом не спеша убивать всех гостей. Она в любой момент соглашалась пойти с ним на охоту и в отличие от Кола не убивала жертву быстро, наслаждаясь ее мучениями. Если бы Элайджа увидел, каким огнем горели ее глаза, когда она глядела из тьмы на то, как девушка с раной на шее, превозмогая боль, ползла к дороге, Элайджа бы назвал ее чудовищем. И был бы прав. И Колу хотелось, чтобы он ее увидел и чтобы осудил, хотя он и не понимал, зачем. За те несколько недель, что он провел в Париже у Элайджи, они с Кэтрин здорово повеселились: в списке пропавших без вести значилось более сотни человек и среди убитых зверем — столько же. Разумеется, Элайджа все понимал, но только подозревал в кровопролитии он Кола, не Кэтрин. И снова был отчасти прав, Кэтрин убивала меньше, Кэтрин убивала медленнее. Кэтрин убивала наслаждаясь. И из этих двух сотен жертвами ее клыков стали не более трех десятков людей. Это Колу всегда было мало. Мало крови, мало смертей, мало дружбы. Мало. Он жаждал больше и никогда не мог насытиться. Кэтрин звонко смеялась над этим. Элайджа молчал и не грозился сдать его Никлаусу, лишь потому что и у Кола был на него компромат — Кэтрин. Он терпел младшего брата ради нее, и Кол злился, но забывал об этом быстро. Он и сам бы укрывал ее от Никлауса и готов был бы делать все, что она попросит, — Кэтрин была действительно бесподобной. Но только Элайджа никогда не знал, насколько. Он никогда не знал ее. За двадцать четыре дня, которые они провели вместе, ей пришлось выкинуть более сотни платьев — все они были перепачканы в крови. Если, когда Кэтрин питалась, ткань оставалась чистой, Кол сам пачкал ее, прижимая Кэтрин к себе руками, с которых бордовая жидкость стекала ручьями. Он укладывал ладони ей на талию и придвигался поближе, чтобы она тоже пропахла запахом смерти и страха, который так нравился ей. Он хотел, чтобы Элайджа наконец учуял аромат, исходящий от нее, и все понял. Но запах крови настолько бил в нос и заполнял весь дом, что план Кола не срабатывал. Кэтрин вдобавок успевала избавиться от грязного платья и крови на лице, будто всегда знала, во сколько Элайджа вернется домой. А он приходил всегда в разное время, и Кол бы даже подумал, что это — магия или любовь, если бы не знал, что Кэтрин — вампир и совершенно не подходит его брату. Она каждый день принимала долгий душ прямо перед приходом Элайджи; как только она выходила из ванной с высушенными волосами и макияжем на лице, он переступал порог. Кол хотел бы, что бы хоть раз брат задержался минут на пятнадцать, а он успел испачкать Кэтрин в крови. Но когда приходил Элайджа и собственнически глубоко целовал ее в губы, ее тело благоухало ванилью — с этим вкусом был ее гель для душа, — а от волос исходил тяжелый аромат роз. Кол каждый день слушал ее громкие стоны, сидя в гостиной и наигрывая на рояле одной рукой. Второй он неизменно сжимал бутылку бурбона. Быть может, это тоже было магией, но именно за пятнадцать минут до того, как ее стоны смолкнут, он разделывался с очередной новой горничной и расписывал кровью колонны и крышку белоснежного рояля. Кэтрин смеялась, глядя на кремовый ковер с багровыми разводами и на лужи, растекающиеся по полу, а Элайджа тяжело вздыхал и раз за разом приказывал или просил его больше этого не делать. Однажды он даже свернул Колу шею и устроил драку, а через неделю сдался и просто купил красный ковер. Кол не боялся Элайджу по одной простой причине — тот не был Никлаусом и не мог заколоть его за неимением кинжала. И безнаказанность увеличивала адреналин в крови. Кол мог даже трахаться с его девушкой, и Элайджа бы, как максимум, набил ему морду. Никлаусу он не сделал ничего, когда узнал, что тот спит с Татией; за него с Клаусом разобрался отец, но причина там была совсем другая. С Татией или с другой девушкой Элайджи Кол бы не переспал, потому что они ему не нравились, а вот с Кэтрин — запросто. Только она усмехалась, вскидывала брови и не давалась в руки, словно бы играя с ним, и никогда не заходила дальше легкого флирта и их недодружбы, даже смазывала поцелуи, отворачивая голову. И Кол злился, потому что боялся, что она делала это из любви к Элайдже. Но любовью к Элайдже там и не пахло… — Почему ты с ним? — спросил Кол однажды, утерев ладонью рот, и скинул безжизненное тело вниз. Оно покатилось по ступеням лестницы и с глухим стуком упало на ковер. Кэтрин следила за ним взглядом, словно не слыша заданного ей вопроса. Ее губы были красными, но от помады на них не осталось и следа, и Кол подумал, что такой она нравилась ему больше. — Вопрос не очень к месту, — сказала она, скривившись. — Я голодна и не настроена на разговоры. Он схватил ее за запястье, когда она попыталась уйти, и она закатила глаза. — Ты не любишь его. — И тебя я тоже не люблю, — сказала она, дернув уголком рта. Он кивнул, но хватка на ее руке не стала слабее — в конце концов, он не получил желаемого ответа. — Безопасность, — цокнув языком, только и сказала Кэтрин и опустилась на ступени рядом с ним. Ее лицо было очень близко, и Кол с трудом подавил желание собрать языком остатки крови с ее губ и подбородка, но не сейчас — он собирался наконец поговорить, они редко это делали. Никто из них не нуждался в разговорах до этого.  — Я тоже могу дать тебе ее, — он серьезно посмотрел в ее глаза, но Кэтрин весело засмеялась, словно никогда не слышала ничего более забавного. Ее глаза однако остались совершенно спокойными. Кол взглянул на нее с недовольством, но этим развеселил ее еще сильнее. Пока она хохотала, он закурил — у последнего мертвого в кармане обнаружились на удивление хорошие сигареты. — Так что, давай сбежим от Элайджи, Кэтти? — больших трудов ей стоило не взорваться смехом в этот раз, она лишь сладко улыбнулась и, протянув руку, коснулась его щеки, стирая бордовые, еще не засохшие разводы с кожи. — Ты чертовски ненадежен, хотя в этом и заключается твой шарм, — это был красиво замаскированный отказ, Кол не мог этого не понять. Кэтрин помолчала, потом забрала у него раскуренную сигарету и сделала пару затяжек, после вернув ее назад — ему в рот. Кол нашел что-то извращенно-красивое в том, как дым слетел с ее окровавленных губ; их вкус сохранился на перепачканной в красном бумаге — по крайней мере, он хотел думать, что ощущает именно его: третья отрицательная, немного шоколада и яблоки. — Я буду скучать по нашему веселью, когда ты уедешь, — произнесла Кэтрин томно, обратив на него взгляд, которым, должно быть, влюбляла в себя всех вокруг — ей вмиг захотелось поверить. Кол лишь насмешливо хмыкнул.  — Это случится нескоро, — бросил он ей вслед, когда она уже встала и дошла до края лестницы, скользя рукой по перилам, тонкие пальцы выбивали незнакомую ему мелодию. Она обернулась и улыбнулась, склонив голову к плечу, по обнаженным рукам заскользили витые темные локоны.  — Хорошо, — ее словно это действительно радовало, но Кэтрин тут же отвернулась и, перешагнув через труп, ушла в ванную. Кол бросил сигарету себе под ноги, закурил еще одну и потом все-таки отправился за ней — он не желал проигрывать ни ей, ни тем более Элайдже, который сегодня наконец узнает, что она из себя представляет. Уж Кол постарается.